После гибели нескольких десятков человек на границе Кыргызстана и Таджикистана в конце апреля власти стран договорились о полном прекращении огня, отвели войска и планируют описать более сотни километров границы уже к 9 мая. Общая протяженность границы между странами – более 970 километров, не делимитированы более 450 километров из них.
Можно ли быстро принять меры, почему четко провести границу так трудно и какие сложные решения предстоит принять руководству Кыргызстана и Таджикистана, в эфире Настоящего Времени объяснил Станислав Притчин – руководитель аналитической группы Центра изучения Центральной Азии и Кавказа Института востоковедения Российской академии наук.
Возможна ли быстрая делимитация границ
— После этого конфликта власти Кыргызстана заявили, что 9 мая стороны опишут 112 километров границы. Но, как мы понимаем, между Кыргызстаном и Таджикистаном все-таки более 450 километров неописанных границ. Как вы думаете, смогут ли все-таки решить вопрос по остальным спорным участкам?
— К сожалению, любой вопрос делимитации границы – это вопрос не нескольких дней. Это месяцы и месяцы работы, особенно если это касается многих сотен километров, в данном случае – больше четырехсот. И за 30 лет, к сожалению, не удалось решить вопрос разделения границ, потому что ситуация здесь, в Ферганской долине и в Баткенской области, осложнена тем, что это сложная география, что регион очень сильно населен, что есть сложности с совместным использованием воды. То есть целый комплекс вопросов, который за 30 лет, к сожалению, не удалось решить. И поэтому сейчас обещания киргизских властей о том, что четверть из неурегулированной длины границы будет решена и описана к 9 мая, – это слишком фантастические цифры.
— Ваша версия: почему не удавалось [решить вопрос разделения границ]? Почему стороны не могут прийти к какому-то паритету, договоренности, по крайней мере, по использованию воды? Ведь, как мы видим, довольно часто именно нехватка воды становится причиной конфликта.
— Вот как раз из-за того, что вода – это наиболее важный продукт в регионе, из-за того, что очень высока потребность с обеих сторон. Это один из тех факторов, почему не удается решить вопрос.
Для властей и Киргизии, и Таджикистана заниматься этим вопросом, с одной стороны, не то чтобы недосуг, но это очень непопулярная тема, которая требует очень планомерной системной работы по описанию границы, по поиску компромиссных решений. А что такое компромиссные решения? Компромиссные решения – это когда ты в какой-то части границы берешь себе участок, но при этом другой участок, эквивалентный по площади, даешь [другой стороне]. Учитывая, что это очень густонаселенная часть Ферганской долины, что здесь наперечет все родники, все реки, все источники воды и пастбища, понятно, что любой клочок земли здесь на учете и любое изменение статуса-кво вызывает недовольство.
Поэтому даже по примеру киргизско-узбекского урегулирования, которое начало завершаться после прихода Шавката Мирзиёева к власти и в конце марта этого года закончилось, мы видим, что решение властей в Бишкеке, подписание соглашения между Ташкентом и Бишкеком, не означает автоматически, что это решение признается местными общинами. [Председателю ГКНБ Кыргызстана] Камчыбеку Ташиеву пришлось обещать населению приграничных с Узбекистаном районов, что мы будем настаивать на пересмотре границы, потому что местные не согласились с этим делением.
И вот как в такой ситуации поступать, мало кто знает. Потому что заставить смириться людей с тем, что границы и привычный ареал жизни меняются, очень сложно. А создать прозрачные условия, к сожалению, не удается: потому что это уже суверенные государства, которые должны защищать свою границу.
Почему сохраняется напряженность
— Станислав, несмотря на то, что стороны отвели войска к местам дислокации, наши корреспонденты говорят о том, что напряженность там все равно чувствуется. Да и, собственно, наш корреспондент, которая стояла на фоне плотины, говорила о том, что там военные двух стран находятся. Не приведет ли весь этот конфликт к наращиванию вооруженных сил в этом регионе?
— С одной стороны, есть вопрос разделения границы, вопрос того, каким образом государствам и обществам двух стран жить, особенно в данном конкретном регионе, совместно. Ответа на этот вопрос нет. Соответственно, первопричина не устранена. Более того, несмотря на то, что власти вроде бы согласовали отвод войск, понятно, что сам по себе конфликт, люди, пострадавшие там, имущество испорченное, дома, сожженные с обеих сторон границы, – конечно же, все эти факторы очень сильно влияют на настроение людей и на их готовность воспринимать своих соседей через границу нормально и по-добрососедски.
Понятно, что здесь существует очень серьезный сейчас очаг напряжения, с которым предстоит много лет работать, в том числе и старейшинам, и обществам, и руководству государств. Потому что необходимо налаживать [отношения], делать шаги навстречу друг другу, необходимо создавать атмосферу конструктивности и добрососедства.
А по поводу долгосрочного конфликта: как бы ни хотелось горячим головам с обеих сторон, может быть, включиться в конфликт и начать с оружием отстаивать свою правду – это очень деструктивный и очень опасный сценарий. Потому что в целом и у Таджикистана, и у Киргизии ситуация экономическая очень сложная. Война полноценная не по карману ни той, ни другой стороне. Поэтому это будет означать только полную дестабилизацию как в Ферганской долине, так и в целом в Центральной Азии. Потому что соседи не смогут остаться в стороне. А под боком Афганистан, где огромное количество боевиков, которые с удовольствием захотят принять участие в любого рода конфликте. Поэтому здесь, конечно же, ситуация остается очень взрывоопасной.
Позиция России и других стран
— Станислав, вы можете объяснить позицию России как эксперт в этом вопросе? Ведь у нее есть базы и в Таджикистане, и в Кыргызстане. Кремль сознательно не влезает в этот конфликт и не предлагает никакую посредническую помощь?
— Когда есть такая горячая фаза конфликта и стороны нацелены на достижение своих тактических целей, очень сложно заставить и руководство, и вооруженные силы сесть за стол переговоров, остановиться. Потому что слишком силен азарт войны, и попытки достичь своих целей высоки. Мы видели, что непосредственно в момент конфликта происходил совет секретарей Советов безопасности в Душанбе – то есть были непосредственные условия для того, чтобы разрешить все противоречия на высшем уровне. Но мы видим, что здесь немножко ситуация сложнее и не всегда руководству в столице удается контролировать ситуацию.
Это один момент. То есть здесь как бы в целом ситуация очень сложная, и наличие какого-то медиатора: будь это Пекин, будь это Россия, будь это Соединенные Штаты Америки... Достичь результата невозможно без политической воли – приостановки любых конфликтов и оттягивания вооруженных сил, солдат из приграничной зоны, которые готовы дальше идти и сражаться. В этом самая большая сложность. В принципе, механизмы для урегулирования были, и контакты были с российской стороны, то есть здесь в любом случае нужен запрос сторон на то, чтобы прекратить конфликт.
— А его нет?
– А его нет. И отчасти мы видим, что стороны отыгрывают свои сценарии. У них задачи, может быть, сместить фокус от сложной экономической ситуации, от чего-то еще, переключить внимание общественности на какие-то конфликты, на эту горячую фазу. Понятно, что в таких условиях подключение любого медиатора, пусть даже самого могущественного, будет неэффективным, потому что нет готовности сторон идти на компромисс.
