30 октября 2015 года в бухарестском клубе "Коллектив" во время рок-концерта произошел пожар. Погибли 27 человек. Затем, в течение четырех месяцев, в больницах умерло еще 37 пострадавших – причем у многих было обожжено не более 20% тела.
В результате расследования, предпринятого журналистом "Спортивной газеты" Каталином Толонтаном, выяснилось, что компания, снабжавшая антисептиками больницы по всей стране, разбавляла их в недопустимых пропорциях. Режиссер Александр Нанау снял документальную картину об этом коррупционном скандале, убившем десятки людей.
Фильм "Коллектив" уже отмечен множеством наград, в том числе наградой Европейской киноакадемии, номинацией на BAFTA и двумя номинациями на "Оскар" – за "Лучший полнометражный документальный фильм" и "Лучший международный фильм".
Результаты Американской киноакадемии будут объявлены 26 апреля.
Александр Нанау рассказал об истории создания фильма и сегодняшней ситуации в румынском обществе.
– Где вас застало известие о пожаре?
– В тот вечер, когда это произошло, я был на Университетской площади. Со всех сторон приближались кареты скорой помощи. Я решил, что где-то произошла крупная автокатастрофа, потому что в городе полно "скорых". Уже дома мы увидели в интернете, что случилось.
– Как отреагировало румынское общество?
– Это стало национальной травмой. Ведь это было популярное место. Почти каждый знал кого-то, кто оказался тогда в клубе. Для всех это был очень эмоциональный момент, особенно когда пришло понимание, что речь идет о коррупции, которая, по существу, и убила десятки людей.
Клуб имел только один выход, на что пожарная служба и мэрия закрывали глаза. Скорее всего – благодаря взяткам. Еще больший шок случился, когда власть начала врать о том, что румынская система здравоохранения способна вылечить 180 человек, получивших ожоги. Этим они убили многих пациентов, отказавшись отправить их на лечение за границу. Большинство жертв умерли из-за инфекций, а не ожогов.
– Как вы поняли, что именно Каталин Толонтан с его командой должен стать движущей силой всего сюжета?
– Они единственные среди журналистов исследовали систему здравоохранения и показывали, что она базируется на лжи. Остальные журналисты почти на 100% оказались неспособны поставить правильные вопросы и только повторяли то, что эти некомпетентные мудаки рассказывали по телевидению.
– Стоит уточнить, что издание, где работает Каталин, является крупнейшей спортивной газетой Румынии, а не расследовательским медиа.
– Это старейшая газета Румынии. Но Каталин и его команда специализируются на расследованиях уже 25 лет. Благодаря их расследованиям в спортивном мире за решеткой оказались двое министров и большие футбольные боссы. Это одна из причин, почему люди обратились к ним. Им доверяли, потому что медиа в Румынии очень предвзяты.
– С какими трудностями вы столкнулись?
– Основной вызов при создании фильма-наблюдения – найти способ подать такую многогранную историю в концентрированном виде, построить сюжетные линии со многими персонажами. Вызовом стала и невозможность играть с временной структурой. Мы не могли менять порядок сцен, потому что все, о чем мы рассказываем, – исторические факты. При столь жесткой структуре труднее выделить фильм внутри материала.
– В кадре также не появляется большинство жертв, кроме девушки с ампутированной рукой. Вы сознательно дистанцировались от происходящего?
– Это прежде всего фильм о жертвах и их семьях. Он начинается с того, что мы видим, как пожар оборвал или изменил их жизни. Мы решили, что девушка и семья Алекса Ходжи, которого убил обман врачей, будут представлять всех жертв. Ведь боль родителей, потерявших детей, боль молодой женщины, которая потеряла привычную жизнь и у которой погибли друзья, – нечто глубокое, общее для всех жертв.
– Вы сразу решили использовать чужую съемку пожара?
– Мы долго обсуждали, показывать ли пожар. Но потом поняли, что стоит показать, насколько быстро может измениться твоя жизнь. За какие-то секунды она может развернуться на 180 градусов – и ты становишься зависимым от функционального общества, требуя, чтобы оно спасло тебя. А потребность в функциональном обществе лучше всего можно почувствовать, побывав в эпицентре событий. Нужно пережить шок от того, насколько быстро это может произойти.
– Вы сознательно решили не снимать в больницах? Или это было просто невозможно?
– В первую очередь невозможно. Им есть что скрывать. Поэтому снимать в больнице в Румынии – это как снимать в здании ЦРУ в США. Но это не значит, что в начале катастрофы не было телеканалов и съемочных групп, которые были настолько... скажем так, нечувствительны, чтобы в первые дни прийти в больницу и снимать там пациентов с ожогами.
– Как вам удалось получить доступ к министру Владу Войкулеску в столь чувствительный период?
– Он пришел со стороны и стремился к прозрачности. Я объяснил ему, что хочу делать, и спросил, позволит ли он мне следить за его работой. Он был открыт к этому, хотя и понимал, что это вызовет много ненависти и сопротивления со стороны системы. Я считаю, что никто из членов партии не пошел бы на это.
– Почему?
– Потому что если политик сделает что-то подобное, его сочтут предателем: ведь он пригласил гражданина внутрь системы. К сожалению, политики до сих пор считают граждан врагами, а не работодателями. Но нас шокировало, что даже в "старых демократиях" людей удивляет, что мы имеем такой доступ. Это свидетельствует о том, что наше понимание политики в демократиях еще довольно неправильно. Мы имеем право знать, что происходит, тем более в системе здравоохранения.
– Вы или герои вашего фильма подвергались опасности из-за этих разоблачений? Какие меры вам пришлось принимать, чтобы защитить материал?
– Мы знали, что за нами следят, что звонки на мой телефон записывают. Мы ежедневно копировали весь материал на несколько носителей и прятали их, а потом пересылали за границу компаниям, занимающимся хранением видеоматериалов.
– Как скандал вокруг "Коллектива" сказался на румынском обществе?
– Он стал точкой невозврата. Люди начали иначе голосовать. Благодаря этому у нас появились новые реформаторские партии, созданные молодыми людьми, пришедшими из бизнеса, поэтому для них политика не была делом жизни, как для старшего поколения. Они набрали достаточно голосов, чтобы войти в коалиционное правительство.
Общественные инициативы строят больницы на пожертвования от всех нас, в том числе из-за рубежа: в частности, рок-группа Metallica пожертвовала 4 миллиона долларов на новый госпиталь. Сейчас, во время пандемии, именно гражданское общество поставляет оборудование врачам и строит мобильные ковидные госпитали. А ковидные госпитали, построенные государством, не действуют, потому что их возвели ради освоения средств.
– Удалось ли привлечь виновных в трагедии к ответственности?
– Придется вас разочаровать. Со времени пожара в "Коллективе" никого не осудили по закону. Не наказан ни один врач, лживый министр или заведующий больницы, который блокировал транспортировку пациентов на лечение за рубеж. Даже люди из компании Hexi Pharma, в течение 10 лет разводившие дезинфектант для 350 больниц, до сих пор на свободе. Это все, что можно сказать о независимой румынской системе правосудия.
– Что сейчас происходит с главными героями?
– Войкулеску вновь стал министром здравоохранения. Он пытается быть открытым, но остальное правительство – из старых партий, они пытаются ему помешать, потому что он сделал открытыми данные о том, что политическая верхушка тайно обеспечила себе больше вакцин, чем остальному обществу.
Что касается Толонтана, то его газету купил швейцарский издатель и сделал частью большего издания. Он собрал еще несколько команд расследователей, и они, я бы сказал, главная оппозиционная сила в стране.
– Сколько граждан Румынии посмотрели ваш фильм? Как он повлиял на общество?
– За две недели в прокате до карантина его посмотрело 25 тысяч человек, что очень много для Румынии. Обычно максимум для документалистики – 3-5 тысяч за много недель. На НВО он стал самым популярным фильмом года.
При этом в политической сфере и на телеканалах о "Коллективе" пытаются молчать. Однако после премьеры значительно возросло количество журналистских разоблачений: до фильма – 10 сюжетов в день, а теперь – до 120. Это свидетельствует о том, что люди действительно начали задумываться о своем отношении к проблеме.
