Российский кинорежиссер белорусского происхождения Борис Гуц снял первый игровой художественный фильм о белорусской революции. Он называется MINSK. В центре сюжета – живущая в столице Беларуси молодая аполитичная пара, которая мечтает о ребенке, но случайно попадает в протестную мясорубку после выборов 9 августа: их жизнь в одночасье меняется до неузнаваемости.
Фильм Гуца, хотя еще и не вышел официально, уже запрещен в России, не говоря уже о Беларуси. Копия документа, подтверждающего запрет картины, была выложена в телеграм-канале Nexta: это фрагмент отчета о состоявшейся в конце июня поездке в Москву министра иностранных дел Беларуси Владимира Макея и его встрече с главой МИД РФ Сергеем Лавровым и другими высокопоставленными чиновниками.
В документе сказано, что Макей "заручился поддержкой российской стороны в запрете показа в России художественного фильма "Минск", снятого эстонской телекомпанией (режиссер и некоторые актеры – россияне) и являющегося абсолютно провокационным, нацеленным на раскручивание протестных настроений в Беларуси".
В интервью Радио Свобода Михаил Гуц рассказал, что изначально фильм планировали снимать в российской Туле, но съемочной группе "в итоге запретили снимать в России под разными предлогами – политика, коронавирус и так далее". По его словам, фильм в итоге удалось снять в Эстонии, где в спальных районах Таллинна были найдены дома, похожие на те, что строили в Минске во времена СССР. Режиссер отдельно подчеркнул, что "MINSK – самый сложный и страшный фильм, который я когда-либо делал".
– Сложно снимать страшное кино?
– Сложно не снимать. Кино – это наркотик. А MINSK – самый сложный и страшный фильм, который я когда-либо делал. (MINSK – четвертая игровая лента Гуца и первая – с политическим контекстом. До этого он снимал работы на остросоциальные темы – о судьбе онкобольных в России, сатиру на гомофобию и т.д. – РС).
– Что было тяжелее всего в психологическом плане на съемках?
– Все репетиции проходили тяжело. Я сам как режиссер подыгрывал, был и жертвой, и преследователем. Проводил кастинг на массовку арестованных, заставлял их читать "Отче наш" (тоже, кстати, реальная история), кидал в них "лимонку" (гранату), всячески издевался над ними морально.
Но всегда после каждого дубля все актеры, операторы, продюсер, режиссер – все обнимались. Потому что без нежности и близости это сложно выдержать даже на площадке. Хочется, чтобы этот страх, унижение и ненависть не съели тебя. Актеры плакали, было и такое.
– Кто был в вашей команде?
– 90% актеров – мои знакомые, которых я лично приглашал, кроме главной звезды нашего фильма Насти Шемякиной. Для нее это первая роль, и я ее нашел буквально в инстаграме. Поверил в нее, мы почти девять месяцев работали, и она не подвела. Моя бессменная сопродюсер, она же жена – Анастасия Гусенцова. Без ее поддержки я бы не вытянул.
Важно отметить Катю Монастырскую, она на свой страх подала грант в эстонский киноинститут. Там нам организовали все съемки, эстонцы нас пустили в Таллинн, пополнили бюджет, что нам не хватало, нашли какие-то советские улицы, которые похожи на окраины Минска. И мой друг Виталий Шкляров, который всячески нас консультировал, помогал, на своей шкуре испытав, что такое минское СИЗО, и это была неоценимая помощь.
– Идея фильма MINSK появилась у вас сразу в августе 2020 года?
– Да. Когда я узнал, что моего друга посадили, когда он шел со своим сыном на рынок за арбузом. Все это вместе накопилось, и я сразу же принял решение, что буду писать и снимать кино во что бы то ни стало.
Я не политик, не революционер и не журналист. Я кинематографист, и это все, чем я могу помочь своим друзьям в Беларуси. Я не принимаю никакой диктатуры – ни в каком виде, ни в какой стране. Я не принимаю милицейский произвол и жестокость. Это "чистое зло", как говорит Стивен Кинг, мой любимый писатель. И с этим злом я борюсь как умею. Снимая кино.
Я сразу понял, что фильм будет без монтажа, однокадровым – чтобы показать полтора часа из жизни простых ребят из Минска, которые попали во всю эту жесть. Чтобы зритель ни на секунду не мог моргнуть, был сопричастен. Как будто он сам рядом с ними бегает, носится, страшится. Фильм без склеек. Мы сделали семь дублей, прогнали все полтора часа – и выбрали предпоследний. Начинается лента сценой, где молодая пара занимается любовью, и заканчивается пытками и СИЗО. Это просто кусочек из жизни.
Если почитать комментарии под трейлером, 80% из них пишут белорусы: это не боты, не пропагандистские записочки от господ Киселева или Соловьева. Они пишут, что за полторы минуты они узнали себя.
– Из каких историй вы брали сюжетное наполнение?
– У нас есть сцена в автозаке, которую я практически полностью реконструировал с видео, в котором парень не выключил телефон, лежал там на полу, когда всех били.
И мы пытались восстановить речь, семантику этих прекрасных милиционеров, которые устраивали бойню. Это рефрен: "Вы – мрази, вы – животные, вы – нелюди". Вот это обесчеловечивание мирных жителей, видимо, помогало им. Проще бить человека, когда ты его человеком не считаешь.
Я смотрел видео, которое снимали сами белорусские милиционеры. В них кидали камнями, и один из них сказал: "Эх, жаль, сейчас у меня нет гранаты в руках, а то бы за**ашил". Фильм закончен, а я понимаю, что я еще годы буду об этом думать, как мы в такой прекрасной стране получили служителей закона, которые в ответ на камни переживают, что у них нет гранаты.
– Один милиционер на вопрос в суде, почему он выстрелил протестующему в затылок из пистолета Макарова, ответил: "Я просто плохо себя чувствовал".
– Да, это практически литература уровня Достоевского. Это абсурд и бесчеловечность. В России сейчас происходит практически то же самое с Росгвардией. Когда тебя каждый день на политинформации науськивают, что демонстранты – это не люди, а животные, ты начинаешь, видимо, в это верить. Вот он плохо себя почувствовал и просто шмальнул. Вспоминается фильм "Изображая жертву" Кирилла Серебренникова, там есть герой, который сказал: "Я просто пульнул". Очень хорошая фраза.
Еще у нас было несколько отсылок к тому, как жители впускали в свои квартиры бегущих демонстрантов, чтобы их не схватил ОМОН:
Также мы делали сцену про Александра Тарайковского (Александр Тарайковский – первый погибший в ходе белорусских протестов, застрелен силовиками резиновой пулей в грудь, скончался в результате кровопотери – РС). Не прямую реконструкцию, мы попытались сделать что-то похожее. Мы очень четко и уважительно отсматривали огромное количество видеоматериалов, в том числе снятых самими милиционерами. Мы попытались реконструировать не события, но настроения, атмосферу, некую Варфоломеевскую ночь. У нас даже есть отсылки к Святому Варфоломею.
– Почему название фильма MINSK – латинскими буквами?
– Потому что Минск превратился в некую аббревиатуру зла. Это теперь для нас имя нарицательное. Мы несем его и хотим, чтобы его запомнили. Чтобы узнали о том, что есть прекрасная чистая страна с добрыми людьми, где сидит диктатор и может в любой момент убить, расстрелять, посадить самолет... Вот такой мой посыл.
– Вы, как российский кинорежиссер, изначально хотели снимать фильм в России. Вы не думали о том, что в России будет противодействие, потому что ваш фильм будто бы очерняет дружественное государство? Вы ведь занимаете очевидную позицию – это антилукашенковская лента?
– Все верно. Нам в итоге запретили снимать в России под разными предлогами – политика, коронавирус и так далее. Изначально мы собирались снимать в Туле. Мне было неловко, что наш президент поддерживает сумасшедшего диктатора.
Я понимаю, что у нашего правительства есть экономические выгоды, но вся эта история с кредитами выглядит так, будто мы хотим прогнуть Лукашенко, а заодно и народ. Это нехорошо. Мне, как гражданину Российской Федерации, это неприятно.
– В итоге на высшем уровне собрались министры России и Беларуси и договорились о том, чтобы запретить ваше кино. Так это было?
– Мои коллеги просматривали документы, отчет по встрече Макея (министр иностранных дел Беларуси – РС) с делегацией Министерства иностранных дел РФ. И абсолютно случайно мы нашли на третьей странице пункт о том, что они заручились поддержкой о запрете фильма MINSK как "разжигающего вражду". Мы долго перепроверяли, потому что думали, что это фейк. Нам сказали: да-да, это честно сворованный документ, но он существует.
Как это так? Собираются большие люди и, сидя за столом, говорят: "А знаете, российские кинематографисты сняли в Эстонии кино про Минск, давайте его запретим!"? Фильм еще не готов, его никто не видел, еще звук доделывается, но его уже запретили. Это напоминает Пастернака: "Не читал, но осуждаю".
Мы будем все равно подавать на прокатное удостоверение от Министерства культуры. Мы запикаем всю нецензурную брань и уберем обнаженку. Все это сделаем и посмотрим, дадут или не дадут. У нас в России запрещать художественное произведение, не видев его, никто не имеет права.
– А что у вас с дистрибьюторами? Где будет фильм показан?
– Мы начали с Берлина в феврале, сейчас в Каннах мы заручились поддержкой агента, который занимается дистрибьюцией фильмов по всему миру. Что касается России, у нас есть прокатчик, который готов на свой страх и риск показывать фильм при условии наличия прокатного удостоверения.
В белорусских кинотеатрах его, конечно, не увидят. К зиме мы сделаем большую премьеру на европейском фестивале, потом на американском. И, естественно, фильм будет презентован на онлайн-платформах. Кто захочет, тот посмотрит. Интернет закрыть сложно.
Полностью интервью было опубликовано на сайте Радио Свобода
