Общественная наблюдательная комиссия Москвы проголосовала за исключение правозащитницы Марины Литвинович. Причиной стало интервью Литвинович на телеканале "Дождь" – коллеги сочли, что она разгласила данные следствия по делу юриста ФБК Любови Соболь. Литвинович настаивает, что никаких данных не разглашала.
Общественные наблюдательные комиссии (ОНК) занимаются наблюдением за соблюдением прав заключенных, члены ОНК имеют право посещать тюрьмы, СИЗО и колонии и принимать жалобы у заключенных. В члены ОНК могут выдвигаться сотрудники самых разных объединений, а состав ее утверждается общественной палатой. Формирование последних "созывов" ОНК, в 2019 и в 2016 году, сопровождалось скандалами, связанными с тем, что в состав комиссии не вошли многие известные правозащитники, критически настроенные к власти. Литвинович в ОНК Москвы с 2019 года. Во время последних митингов в поддержку Навального она оказывала содействие задержанным и, в частности, очень много рассказывала о переполненных спецприемниках и плохих условиях содержания задержанных.
В эфире Настоящего Времени Марина Литвинович рассказала, почему не согласна с обвинениями коллег по комиссии и будет ли продолжать свою деятельность дальше.
– Скажите, пожалуйста, интервью телеканалу "Дождь", из-за которого вас хотят исключить, вы давали в конце декабря. Сейчас начало марта. Почему, как вы считаете, вопрос возник сейчас?
– Вы знаете, это формальная причина, совершенно очевидно, что искали какую-то зацепку, чтобы придраться ко мне и найти хоть какой-то повод обвинить меня в нарушении закона или в нарушении этики члена ОНК. На самом деле я думаю, что речь идет о том, что возымело недовольство моей деятельностью со стороны силовиков.
Я думаю, что в первую очередь речь идет о полиции, об МВД и о ФСБ. Потому что я очень много посещаю изолятор "Лефортово", который как раз контролируется ФСБ, очень много рассказываю о тех людях, которые там содержатся, защищаю их права, помогаю им, я на постоянной связи с их родственниками, делаю все возможное и что касается медицинской помощи этим людям и так далее.
И, конечно, моя деятельность вызывала недовольство ФСБ, насколько я знаю, на меня было написано два донесения, из "Лефортова" они как раз были отправлены в ОНК. С другой стороны, мной недовольны, я думаю, МВД, потому что последние события, когда у нас были арестованы более тысячи человек и содержались в спецприемнике в Сахарове, я, надо сказать, проводила в этом спецприемнике часы и дни. В один из дней я была там 20 часов, на следующий день я была там на протяжении четырех-пяти часов, посетив всех содержащихся там, а их тогда было 812 человек, я поговорила с каждым.
Это отнимало много времени, и я видела, как сотрудники спецприемника и руководство МВД недовольны моей деятельностью, у них просто нет законного желания меня остановить, не допустить, потому что согласно закону об ОНК я имею право проверять всех содержащихся под стражей или в заключении. Я думаю, поэтому это просто сумма недовольствия, которая вылилась в такое.
– Марина, я хочу вернуться к эфиру телеканала "Дождь", вы там рассказывали об очной ставке между Любовью Соболь и предполагаемой тещей эфэсбэшника Константина Кудрявцева. Вы согласны с тем, что вы разгласили какие-то личные данные?
– Нет, то есть меня обвинили в том, что, дескать, я разгласила предварительные данные следствия. На самом деле, конечно, то, о чем я рассказала, не является данными следствия. Я перечислила только непосредственно те следственные действия, которые произведены. Но ничего не говорила ни об их результатах, ни об их выводах. И если бы даже я разгласила такие данные, то всего лишь что меня ждало бы – это предупреждение со стороны следователя. Такое предупреждение ко мне не поступило, никакие бумаги мне не надо было подписывать, поэтому, собственно, это обвинение не является причиной для исключения меня из ОНК. Как я говорю, это просто формальная причина.
– А правда ли, что вопрос о вашем исключении из ОНК поднял член комиссии Николай Зуев? Насколько я понимаю, правозащитному сообществу малоизвестный.
– Да, он член комиссии, и в общем о нем мало что известно. Вот какие-то журналисты посмотрели его биографию, кажется, что он работал охранником и занимался частной охранной деятельностью. В общем, мы, к сожалению, мало знаем об этом коллеге.
– И как он вообще принимал участие в работе комиссии? Вы как-то замечали его раньше?
– Он иногда ходит, да, насколько я знаю, я видела, встречала, у нас есть такие журналы ОНК, когда мы приходим в СИЗО или спецприемник, мы видим, кто из коллег был, кого из людей, с кем встречался, я видела его фамилию. Он не так часто ходит, но ходит. У нас действительно есть члены комиссии, которые совершенно не ходят по местам принудительного содержания граждан. И есть такие, кто вообще ни разу не был.
– Вы говорите, что исключить вас по этому поводу в принципе невозможно. Но все-таки у вас есть план "Б": если исключат, есть ли возможность обжаловать это решение?
– Да, насколько я понимаю, если Совет Общественной палаты, от которого сейчас зависит финальное решение, действительно примет решение о моем исключении, то я могу обратиться в суд и оспорить это решение, в первую очередь я считаю, что оно будет неправовым, потому что не опирается на закон о деятельности ОНК, который регулирует деятельность комиссии. Но, как вы понимаете, судебные разбирательства, во-первых, занимают много времени, и в этот период у меня не будет мандата члена ОНК, я не смогу ходить по тюрьмам и СИЗО и помогать людям, поэтому получается, что это будет потеря времени, и результат суда не очень понятен.
