Светлана Лищинская родилась в 1970 году в Мариуполе. Работала на телевидении. Первая режиссерская работа – "Евромайдан SOS. Право на достоинство" (2014). С тех пор сняла ряд документальных картин, в частности "Невидимый батальон" (альманах о женщинах на войне, 2017) и "Мариуполь. Реконструкция" (при поддержке Настоящего Времени, 2022).
"Немного чужая" – первый фильм Светланы, мировая премьера которого прошла на форуме уровня Берлинале – в программе Panorama Documente.
Героинь здесь трое: сама Светлана, а также ее мать и дочь – Валя и Саша. Соответственно, "Немного чужая" – семейная хроника, которая по определению предполагает предельную степень откровенности. Лищинская за кадром ведет собственную исповедь, пытаясь соединить в одной истории частные драмы и катастрофу войны, уничтожившей ее город.
Прошлое обозначено архивами. У Вали вслед за мобильной съемкой разрушенного подъезда со словами "Страшно, страшно" – беззаботные черно-белые кадры свадьбы 1968 года. Свою свадьбу в октябре 1991-го Светлана показывает в компании веселых сверстников. С городом у Светланы свои счеты: "Я уеду в Киев от безденежья и своих детских страхов, вбитых в меня тяжелым ремнем тоталитарной системы. Самый большой из моих страхов – быть не как все".
Саша, напротив, привязана к этому пейзажу, в первую очередь к многоквартирному дому на улице Куприна, где она росла. Ее травмы – недостаток материнской любви и разрушение этого дома. Саша закончила школу в Мариуполе, переехала в Киев, где и оказалось, что "мы уже немного чужие". Эта формула – "немного чужие" – и является источником напряжения. Светлана не была готова к материнству. Валя ругалась с учительницами за белые бантики дочери, но в то же время беспощадно переучивала Светлану, левшу, писать правой рукой. Но все же они говорят друг с другом. Проговаривают свои обиды и надломы. Преодолевают отчуждение, пытаются наконец стать семьей.
Новости о войне приходят опосредованно, через фрагменты новостей, через видео в интернете. А окончательное разрушение пейзажа детства, уничтожение того города, который и мучил, и оставался любимым, символизирует снос дома на Куприна – точнее, его обгоревшего остова. И это становится тяжелым ударом для всей семьи, особенно для Саши.
Но даже когда все разрушено, остается главное: любовь и свобода.
Мы поговорили со Светланой вскоре после премьеры фильма в Берлине. Разговор проходил на украинском языке.
– Как вы пришли в кино?
– Когда-то я участвовала в создании телешоу "Любовь с первого взгляда". Увидела, как работает телевидение, и очень захотела делать так же. Но кино для меня всегда оставалось некой мечтой о богах. Ходила на фестиваль "Молодость", да и муж был причастен к индустрии, работал оператором. Но после событий 2014 года мне стало очень трудно развлекать людей, случился просто разрыв шаблона. Ушла с телевидения и сначала сделала, может, немного наивный "Евромайдан SOS. Право на достоинство" о девушках с Майдана.
Кстати, одной из героинь там была Александра Матвийчук – наша Нобелевская лауреатка. А потом волонтерка Маша Берлинская написала, что ищет режиссеров для фильма о женщинах-военных. И так появился "Невидимый батальон" с Алиной Горловой и Ириной Цилык. Я там сделала две истории о снайперах. После этого обратного пути не было.
– Можете немножко рассказать о Мариуполе, каким вы его помните со времен юности?
– Это очень противоречивый опыт. С одной стороны, это был рай с трамваем и шумом моря, с бабушкиным домом и ее старыми комодами. Но потом был и другой Мариуполь. Будь как все, учи Ленина. Не дай Бог что-то не то наденешь или скажешь что-то лишнее. Этот город я ненавидела.
– А что изменила война в 2014 году?
– Мариуполь начал шаг за шагом развиваться. Осознавать свою украинскую идентичность.
– Как же появился ваш второй фильм о городе?
– Снимая "Евромайдан SOS. Право на достоинство", я познакомилась с Анастасией Розлуцкой. Это просто подвиг: она основала движение бесплатных курсов украинского языка, собрала массу волонтеров, которые запускали эти курсы везде по Украине. Я думала снимать о них, но денег не получила. Решила, пока нет денег, снимать свою семью. В феврале 2022-го наконец-то должны были начаться съемки фильма о курсах, я уже подобрала себе героев: адвокат, студент, пенсионерка. Но началась война. Я сразу, когда что-то такое происходит, чтобы меньше бояться, начинаю снимать. Особенно если это исторические события.
Я сказала своему продюсеру Ане Капустиной, с которой мы работали над "Мариуполь. Реконструкция": "Вот есть материал, несколько записанных видеосеансов, и есть такая идея, тоже о Мариуполе". Мы представили проект на DOC Leipzig, и наш стенд посетили тысячи людей. Аня сказала, что такого не было никогда. У нас люди толкались. Действительно очень большой спрос. Наверное, это на волне Мариуполя.
– Вот, кстати, важный вопрос: чем "Немного чужая" отличается от других фильмов о Мариуполе?
– Я понимала, что не делаю фильм о войне в городе, об этом уже сделали. Те же "20 дней в Мариуполе" вообще закрыли тему. Я вернулась к изначальной идее, которая, собственно, и давала энергию, двигавшую проект: об идентичности. Я же вижу, что происходит с моей дочерью. Я не передала это в фильме: Саша так похудела, когда увидела, что оккупанты сделали с нашим домом, что нам страшно стало, что мы ее потеряем. Для нее это был такой удар, что хотелось об этом рассказать.
– Что вообще было самым сложным в этой работе?
– Мне никто не сказал, что снимать свою семью труднее, чем кого-либо. Нет пиетета к тебе как к режиссеру, тобой манипулируют и выкручивают руки. Было очень трудно психологически на начальном этапе. Очень трудно открываться. Ведь я тоже сначала пряталась. Но документальное кино для меня означает предельную честность. Ты предстаешь уязвимым перед людьми, и твоя семья предстает так же. Это было страшновато. Но зато когда ты действительно говоришь правду, когда ты честен, то тебя и поразить трудно.
– Саша и Валя видели фильм?
– Саша сказала: "Все показано как есть, мне нечего добавить. Все правильно, все правда". Мама еще не видела, не сложилось. Но она "Мариуполь. Реконструкция" смотрела и плакала. А "20 дней в Мариуполе" никто из нашей семьи еще не смотрел. Мы не можем через это пройти. Вот и я думаю, что для мамы это, может, и хорошо.
– Как реагировали зрители в Берлине?
– Очень мощный отклик. Весь зал плачет. Встает австриец, говорит: "Как вы узнали? Те же фразы, те же ситуации". У него где-то бабушка в России, и все то же самое. Я была очень удивлена, что фильм настолько их зацепил, что он попал в них. Я же понимаю, что если все время кормить Запад нашими страданиями, то они начнут отворачиваться. Так что мне надо было сделать что-то другое. Немного забавное, немного красивое. Для того чтобы они почувствовали, что мы такие же, как они. Потому что для них мы уже превратились в героев какого-то сериала из параллельной жизни, потому что картинка Украины слишком не совпадает с картинкой, которую они видят из окна.
– Есть ли у вас планы на будущие фильмы?
– Я документалистику точно не готова сейчас делать. Мне надо выдохнуть, потому что мы бежали спринт, и это было очень утомительно – доделывать фильм в последний момент перед Берлинале. Поэтому хочу развивать игровой сценарий. Я помешана на свободе, может, из-за моего тоталитарного прошлого. Буду делать первое украинское женское панк-кино. Чтобы за рубежом тоже было интересно.
Все, кто уже принимали участие в написании сценария, ждут это кино. Мы хотим похулиганить, дать свободы, дать немного Фассбиндера, какой-то дури. Это будет актерское кино: много актрис, но мало локаций, потому что малый бюджет. Есть вещи, которые ты должен сделать, потому что это о нас, это тоже украинская идентичность. Свобода, юмор и панк. Мне кажется, в эту сторону еще не копали, и нам там есть где разойтись.
