Первенец – для бабушки. Почему в Казахстане и Кыргызстане старшие родственники могут отнять ребенка у молодых родителей

14 января 2020 года
Алина Жетигенова

В Кыргызстане и Казахстане есть традиция, когда пожилые родители забирают у старшего сына первенца. Пол ребенка неважен. Его могут просто похитить, а биологической матери запретить любой контакт с ним. Это может произойти как в первый день жизни ребенка, так и спустя несколько лет.

Так произошло и со мной. Когда мне было два месяца, мама уехала в город сдавать экзамены, папа работал там же преподавателем. За мной остались присматривать бабушка и тетя. Родители вернулись через пару недель, но бабушка отказалась меня возвращать. Я не осознавала, что эти люди и есть мои папа и мама. Мамой я называла свою бабушку, их – "аке" (брат) и "жене" (жена брата). Им разрешали навещать меня пару раз в неделю. Отец мог общаться со мной чаще, чем мать. Он отводил меня куда-нибудь и давал матери обнимать и целовать меня. Понимая, что они делают что-то запрещенное, я кричала, билась, обзывала их и кидалась камнями. Помню, как "жена брата" плакала, когда я убегала от нее.

Когда мне было пять лет, бабушка умерла, и биологические родители забрали меня к себе. Я боялась четвертого этажа, на котором мы жили, балкона и унитаза – из-за шума слива. Одноклассник позже рассказал, что меня за глаза называли "горной Маугли".

Однако родителям пришлось приучать меня не только к унитазу, ручке и книге, но и к необходимости называть их "мама" и "папа".

Сейчас я очень близка с родителями и младшими сестрами и братом. Однако меня долго не покидало ощущение, что я не принадлежу этой семье и меня могут увезти в новую. Боялась выражать чувства к своей матери, чтобы не обидеть память бабушки. Я слышала от родственников, что мать меня "бросила", и я всю жизнь должна быть благодарна бабушке и тете.

"Родильная машина"

Традиция отдавать старшего ребенка пожилым родственникам сформировалась, когда казахи и кыргызы жили большими семьями и вели общее хозяйство с родителями мужчины.

"Во-первых, существовало распределение труда: живя в одной юрте или доме, молодые занимались скотом, строительством, более тяжелыми вещами, а старики – детьми, чаще всего – старшими. Они привязывались [к ним] и могли вовсе не возвращать их. Это ведет ко второй причине – отсутствию социализации и досуга, пожилым людям было элементарно скучно, и они развлекали себя заботой о внуках. В-третьих, в то время была высокая смертность среди детей, и свекровь не доверяла молодой невестке уход за ребенком", – объясняет антропологиня Алтын Капалова.

По ее словам, в кыргызской и казахской культурах отношение к невестке – "настороженное и даже враждебное". "Само слово "келин" ("невестка") означает "та, что пришла", "пришлая", "человек извне", из другого семейства, клана, племени, – говорит Капалова. – Чтобы получить доверие, она должна была пробыть в семье долго".

"Ребенок в этой патриархальной системе считается принадлежностью семейства мужчины, а женщина больше играет роль "родильной машины". Если пара расходилась или мужчина умирал, ребенка могли не отдать матери. Проявлять чувства к ребенку при свекрови считалось неуважением. Ребенку могли сказать: "Фу, снова ты матерью пахнешь", – отмечает антропологиня. Внуки также рассматриваются как трудовой ресурс. Когда уезжали дети, внуки могли помогать по хозяйству.

"Отдадим этого, себе другого родим"

У 65-летней Кундуз из Кыргызстана трое детей, старшему – 45. Однако он не считает ее матерью и почти не поддерживает с ней связь.

Кундуз похитили для замужества в 18 лет. Через два года она родила. "Не рожать целых два года после замужества в кыргызской семье в то время было преступлением. Чуть ли не каждый спрашивал, что у меня со здоровьем, почему не могу подарить мужу ребенка. Однако я не хотела близости с человеком, которого я не знала и не выбирала. К счастью, он не трогал меня без моего желания". Еще до рождения ребенка родители мужа говорили, что заберут его. Но Кундуз надеялась уговорить мужа не отдавать ребенка. "Помню, я была на шестом месяце беременности и уговорила мужа серьезно поговорить о будущем ребенка. Он мне сказал: "Родителям же скучно, давай отдадим этого, родим себе другого". Не могу описать ощущение обиды и предательства", – вспоминает она.

Сына забрали через три месяца после рождения. Родители мужа жили далеко, и ездить к ним каждую неделю было сложно. "Но даже когда мы приезжали, я не могла долго обнимать ребенка или разговаривать с ним. Старики очень ревновали и огорчались".

Через пару лет Кундуз родила еще одного сына, но не смирились с потерей старшего. "Однажды у меня случился нервный срыв, я поехала и кричала, что сожгу их дом, если не вернут мне ребенка.

Следом приехал муж, я рыдала, он рыдал тоже. Так мы просидели у дома его родителей до вечера, потом вернулись в город растить второго ребенка и рожать третьего". Она думала о разводе, но тогда не было бы возможности видеть старшего сына: "Все бы сказали ему, что я его бросила".

Кундуз с мужем и младшими детьми приезжали в село к старшему, но дети между собой не ладили.

"Мы жили в столице, отдали младших детей в лучшие школы, музыкалку, спортивные кружки, они учили иностранные языки. А в селе, где жил старший сын, школьное образование и возможности для развития были никакими. Старший сын стеснялся младших, младшие боялись его".

"Однажды мы решили поехать в Ташкент всей семьей. Свекровь разрешила нам взять сына, но он отказался. Ему было лет 13, и он мог принимать решения. Отказался садиться в машину, накричал на нас и убежал. Всю неделю в Ташкенте я лежала в гостинице и плакала".

Аскар вернулся к родителям в 15 лет, когда поступил в техникум. Но в новой семье ему было некомфортно. "Сначала он сильно бунтовал. Однажды он разбил все фотографии, где были изображены мы с двумя младшими сыновьями".

После окончания техникума он нашел работу и переехал жить в общежитие. Сейчас Аскар женат, у него трое своих детей. Он продолжает близко общаться с бабушкой и дедушкой, а с родителями ни он, ни его дети не поддерживают связь.

"Попросил родителей вернуть его в детдом"

Серик считал себя единственным ребенком в семье, когда родители сказали, что у него есть старший брат и он скоро приедет жить к ним на север Казахстана.

"Я учился в третьем классе и никогда об этом Амире не слышал. Помню, рассказал подруге со двора, она решила, что мои родители приведут сироту из детдома. Наверное, я был больше обрадован, чем огорчен. Все-таки вдвоем веселее", – рассказывает он.

Но весело не было. Мальчики жили в одной комнате, и у них были разные увлечения. Брата, который был старше на два года, отдали в один класс с Сериком: "Я был самым младшим в классе, он – самым старшим, при этом высокого роста и очень драчливый. Он ни с кем не разговаривал, просто дрался". "Однажды он сломал мою любимую игрушку, и я попросил родителей вернуть его в детдом. Тогда папа посадил нас и рассказал подробно про традицию казахов забирать старших внуков", – продолжает Серик.

Сейчас Серику 40 лет, и у него близкие отношения с братом: "Но чтобы поладить, понять и полюбить друг друга, потребовалось много времени".

"Отдали незамужней тете"

Розу воспитывала пожилая мать-одиночка. Она покончила с собой, когда девочке было 16 лет. Только после этого Роза узнала, что это не ее мать, а дальняя тетя.

Когда Розе был год, старейшины семейства решили забрать ее у родителей и отдать незамужней тете, которой на тот момент было за 40 лет. Женщина отказывалась брать ребенка, но его оставили у ее ворот.

"Все встало на места после этого рассказа. "Мама" в целом была довольно холодна ко мне. А когда злилась, то отправляла меня к своим родственникам. Называла я их "дядей" и "тетей". Знала, что это дальние родственники по дедушкиной линии. Иногда я жила с ними и их детьми месяцами. Мама приезжала, забирала меня, а потом снова привозила", – вспоминает Роза.

Но как оказалось, это были не "дядя" и "тетя", а биологические родители Розы, к которым она переехала лишь в 16 лет.

"Расти дочкой пожилой одинокой женщины без отца – не так уж и плохо. Даже если в школе над этим шутят. Но приходить домой и заставать всегда печальную мать, которая время от времени тебя отвозит в другой конец города и оставляет у родственников на неизвестный срок – это трудно. А когда к этому добавилось еще и то, что она мне не мать, а мать и отец просто отдали ей меня и даже не боролись – я сорвалась. Три года мои "тетя" и "дядя", мои биологические родители, водили меня к психологу", – говорит она.

Сейчас Розе 34 года, она живет в Алматы.

"Отказалась рожать второго, пока не вернут первого"

Родители отца похитили Искена (имя изменено) из роддома. "Мама рассказывала, что плакала по ночам и переживала за мое здоровье. Я был слабый и хилый, дедушка и бабушка водили меня по "святым местам", но ничего не помогало. Позже родители сводили к врачу, и оказалось, что у меня просто были глисты", – вспоминает он.

Его мать отказалась рожать второго ребенка, пока не вернут первого. Родителям удалось вернуть сына лишь через 5 лет под предлогом, что "он был очень одаренный, и его срочно нужно было отдавать в школу".

"Папа как южный сын не возражал, когда меня забирали, но сейчас жалеет, что пропустил мои первые слова, первые шаги, первые и важные годы моей жизни", – говорит Искен.

Его мать с севера Кыргызстана, отец – с юга. (В Кыргызстане встречается бытовой регионализм и противостояние между жителями юга и севера).

"Была семейная война. Родные отца отвернулись от него, он стал для них подкаблучником. Родственники отца называли меня "аркалык" (так на юге Кыргызстана называют северян), хотя на севере я был "сарт" (в Кыргызстане слово считается оскорбительным, используют его по отношению к жителям юга страны)", – рассказывает он.

"И вот я, не сарт, не аркалык, ни сельский, ни городской, скучал по бабушке и дедушке, но боялся говорить об этом и обидеть родителей. Да и они не пускали меня больше туда, думали, что снова отберут", – вспоминает 31-летний Искен.

"Все меня обманывали"

"У нее были кудрявые волосы, как у меня. У него высокий рост и нос в точности как мой. Они мне так нравились! Я мечтала и как-то понимала, что это не просто брат и его жена. В какой-то момент, лет в 10, я проверила свидетельство о рождении и поняла – это всего лишь фантазии, моими родителями указаны там пожилые и строгие родители, а не молодая и веселая пара, которая с нежностью смотрела на меня", – вспоминает Асем из Казахстана.

Она росла у бабушки и дедушки в том же городе, где жили и ее биологические родители. У родителей отца было трое взрослых сыновей, и им очень хотелось иметь дочь. Когда у старшего сына родилась девочка, они сразу предложили забрать ее.

Эльмира, мать Асем, говорит, что жалеет о своем решении, но на тот момент их с мужем убедили, что так лучше для ребенка. "У казахов не принято перечить свекру и свекрови, а тут еще и такие люди были – люди науки и искусства. Я страшно комплексовала перед ними, я не была в этом прокачена. Им было по 43 года, оба уважаемые руководители, с деньгами, связями, в хорошей форме, любят и поддерживают друг друга. У них просторная квартира в центре города, машины, много свободного времени. А мне был 21 год, мужу – 20, когда родилась Асем. Мы учились, снимали квартиру, подрабатывали как могли. Еще родите, вы молоды, сказали они".

Каждую неделю "старшие братья" Асем приходили в гости к ним со своими женами и детьми. У самого старшего детей не было. Он и его жена уделяли ей больше всего внимания – забирали из садика, когда ее "родители" задерживались на работе, часто приходили на утренники в школе, "могли без осуждения выслушать об ее влюбленностях, переживаниях и мечтаниях".

Девочку воспитывали строго, ее день был расписан даже в выходные – она ходила на балет, на пианино, на хор, в конно-спортивную школу, читала книги с дедушкой, пересказывала бабушке, втроем играли в шахматы, готовились к олимпиадам, они следили за ее питанием и здоровьем, с детства она знала диеты и названия лекарств. "Они были удушающе гиперзаботливы, но не сказать, что ласковы и мягки, ко всему относились серьезно. Но я благодарна им за дисциплину. Правда, раньше много раз хотелось убежать из дома из-за всего этого".

Когда Асем исполнилось 14 лет, у "брата с женой" родилась дочь. Она расстроилась, узнав эту новость, и убежала из дома. После этого Асем рассказали, что ее удочерили. "Для меня это не стало шоком. Просто меня огорчило, что я как будто бы чувствовала, понимала это и, может, даже слышала, но все меня обманывали".

Сейчас она живет отдельно. Семья также собирается у бабушки и дедушки дома, она также называет их "мамой" и "папой", навещает "брата" с "его женой", а иногда присматривает за сестрой.

"Насилие с последствиями"

"Если ребенок растет с бабушкой по согласию с родителями – это одно. А когда мать не имеет возможности даже видеть его – это насилие со всеми вытекающими последствиями", – объясняет психотерапевт Диана Похилько.

Даже если условия у бабушки и дедушки были замечательными, то это рано или поздно закончится, продолжает доктор: "Но вдруг оказывается, что "мама" и "папа" совсем не они. Это потеря привычного мира с его укладом, потеря самоидентичности, потеря себя. Ребенок отдаляется, ведь для него это как предательство – все знали и молчали. Это очень глубоко ранит".

Дальнейшая адаптация в семье родителей довольно сложная, отмечает Похилько: "Они и не родные, и не чужие. Особенно если есть уже младшие братья и сестры, которые росли в семье. Младшим детям трудно принять неожиданно возникшего старшего ребенка, а ему обидно, что его отдали, и он не имел доступа к своим близким".

Ревность, злость, печаль, одиночество, вина, стыд, обида и страх – это, по словам доктора, перечень всплывающих в терапии тем, которыми сопровождается подобная детская травма.

Читайте далее