Режиссер Алиса Коваленко родилась в Запорожье в 1987 году. Ее дебютный фильм "Сестра Зо" вышел в 2014-м, а полнометражная картина "Алиса в стране войны" (2015) о войне на Донбассе участвовала в 50 с лишним фестивалях и получила три награды. Ее второй полный метр – "Домашние игры", снятый при поддержке Настоящего Времени, – в 2019 году победил в документальном конкурсе на Одесском международном кинофестивале.
Над "Домашними играми" Алиса работала более двух лет. Главная героиня фильма – нападающая одного из киевских клубов, 20-летняя Алина, в чьей жизни было все что угодно, кроме хороших новостей. Ее родители сидели в тюрьме, мама умерла, отец-алкоголик забросил семью, и Алина поневоле стала матерью для младших брата и сестры.
До 7 марта картина доступна на сайте.
24 февраля Алиса оказалась на Донбассе и провела там в общей сложности шесть дней, став свидетельницей вторжения российских оккупантов. Настоящее Время поговорило с ней о том, что она видела.
– Алиса, когда и где вас застало нападение России?
– Я была в поезде, когда все началось. Приехала в Рубежное (город в Луганской области – НВ) как раз 24 февраля и была на Донбассе почти неделю.
– Вы поехали туда как кинематографистка или по личным причинам?
– На самом деле, и то и другое. Я ехала к героям своего фильма "Экспедиция 49" – подросткам и их семьям. Двое ребят – из Золотого-4 (район города Золотое в Луганской области), двое – из Станицы Луганской, еще одна девочка тоже из Станицы, но живет сейчас в Харькове.
Я хотела их увидеть, задокументировать то, что происходит, кого-то эвакуировать, потому что там, очевидно, намечалось обострение. Но когда я выезжала 23 февраля, то еще не знала, что все будет настолько плохо. И уже невозможно попасть в Станицу, потому что когда я была в Золотом, ее уже оккупировали.
– Где вы становились?
– Я жила в семье Андрея – одного из моих героев – в Золотом-4. Я его семью знаю уже три года, постоянно к ним ездила. Они уже как моя вторая семья. Ехать дальше было сложно, но мой друг Питер, бельгийский режиссер, который тоже снимал на Донбассе уже несколько лет, приехал меня забрать. Мы поехали уже к его героям, которые живут в районе Доброполья (Донецкая область – НВ).
Один парень вообще на инвалидной коляске. Потом заехали в Марьинку, там все тоже очень плохо, очень много обстрелов. Пытались проехать в Мариуполь, думали там помочь волонтерам, но не смогли. Ситуация ухудшалась очень быстро, мы заехали практически в "котел" между Волновахой и Мариуполем. Пришлось разворачиваться, по дороге едва не попали под "Град".
– Так что сейчас с "Экспедицией 49"?
– Проект начался три года назад, когда я встретилась с известным спортивным комментатором и путешественником Валентином Щербачевым. У него была идея реабилитационного проекта для детей с линии фронта, мечтающих путешествовать, но не имеющих такой возможности.
Он хотел устроить для них экспедицию в Гималаи. Дети писали письма, мы выбрали пятерых. Я снимала их три года, экспедиция несколько раз переносилась из-за пандемии. Но в мае прошлого года мы наконец-то поехали в Гималаи – что и стало финалом фильма.
– То, что произошло, внесет коррективы в фильм?
– Мы уже были на этапе черновой версии, то есть структуру уже выстроили. 23-го я просто сорвалась туда незапланированно, поскольку понимала, что невозможно не ехать. А что будет с фильмом – даже не знаю. Это ведь все меняет. "Экспедиция 49" заканчивается хеппи-эндом: мечты ребят сбылись. Но финал, который сейчас есть, не подходит. Никакие мечты не сбылись, по сути. Мечты разрушены.
– Вы в свое время побывали в плену у пророссийских боевиков и даже сняли об этом фильм "Алиса в стране войны". Вам не страшно было вновь ехать на Донбасс после такого опыта?
– Такие вещи тебя или парализуют страхом, или ты его теряешь вообще. Мне кажется, что после плена я свой страх потеряла. Это абсолютно сняло все блокировки. Я потом еще много раз ездила на войну. Сейчас, конечно, ощущение другое. Мне меньше понятна линия фронта на Донбассе. Где она, как она двигается.
Когда мы выехали в Мариуполь, еще было безопасно, когда возвращались – все очень быстро поменялось, буквально за два часа. Раньше ты хотя бы знал, что можешь вернуться домой. А теперь ты не знаешь, можешь ли ты вернуться вообще. И это дает чувство обреченности, а с другой стороны, пока ты в движении – ты перенаправляешь свой стресс в действия. Это немного помогает.
– Вы будете делать новый фильм о том, что происходит сейчас?
– Я снимала в Золотом первые три дня, когда это началось, какие-то внутренние семейные сцены с моими героями, как они пытались осознать, что происходит. Потом, когда мы уже выехали, я начала думать, что могу сделать сейчас. Снимать? Но, с другой стороны, что снимать? До части моих ребят я даже не могу доехать. У них уже рубли ходят в Станице.
Еще одна девочка сидит в Харькове в подвале, и я даже не знаю, смогу ли попасть в Харьков. Думаю, что эта история закончилась. Закончилась плохо. А сегодня мы планируем вернуться-таки на Донбасс и вывезти одного из мальчиков из Золотого. Там сейчас постоянный обстрел. Половина хат уже разбито. Не знаю, правда, сможем ли мы туда добраться, потому что придется проезжать Попасную, а там очень сложная ситуация. Но для меня "Экспедиция" закончена, а что снимать дальше – не знаю. Потому что кино подразумевает историю. Не просто репортаж, фиксацию того, происходит здесь и сейчас перед глазами.
Мы вот с моим другом-бельгийцем три дня провели в дороге. И на самом деле все самое интересное, что происходило, было в наших диалогах. Не то, что вокруг, – а что мы обсуждали, что переживали, люди, которых мы встречали. И я даже ничего не снимала. Ни одного кадра, просто это как-то проживала. И это такая потерянность… Не знаю, много ли я могу теперь делать как кинематографистка.
– А что еще остается?
– В Доброполье я даже ходила в военкомат. Получилась очень смешная сцена. Пришла: "Хочу мобилизироваться". "У вас есть военный билет?" – "У меня нет военного билета". "И вы хотите мобилизоваться?" – "Да, хочу". "Ой, у нас такого не было. Нам нужно подумать. Ну, мы вам перезвоним (смеется). И до сих пор не перезвонили.
Так что я связалась с ребятами из ДУК ("Добровольческий украинский корпус", военное крыло "Правого сектора", воюющее на Донбассе – НВ). Буду в Днепре встречаться сегодня – у них тут база. Буду думать, что могу сделать. Не как режиссер, а как боец.
