Книжная диверсия Запада. КГБ против «Заводного апельсина»
Обновление: 1 июня 2020 года
Эдуард Андрющенко
В КГБ были уверены: Запад, желая развалить СССР, использует для развращения советских людей не только рок-музыку и фильмы, но и книги. Настоящее Время публикует найденный в архиве Службы безопасности Украины обзор идейно вредной литературы конца 1970-х.
В документе упоминаются как малоизвестные порнографические издания, так и произведения, ставшие мировой классикой: «Заводной апельсин» Энтони Берджесса, «День Шакала» Фредерика Форсайта и «Солнце и сталь» Юкио Мисимы.
По мнению сотрудников КГБ, в запрещаемых ими книгах содержалась «злобная клевета на советский государственный и общественный строй», пропаганда насилия и жестокости, порнография. Все издания сотрудники обнаружили и изъяли в киевском магазине «Иностранная книга».
Конечно, книги попали в магазин не просто так — это была идеологическая диверсия, спланированная «спецслужбами империалистических государств и зарубежных идеологических центров», писал председатель КГБ Украинской ССР Виталий Федорчук в ноябре 1979 года главе республики Владимиру Щербицкому. Составленный им документ называется «Об упущениях в организации торговли книгами зарубежных стран в г. Киеве».
Поставки западной литературы на иностранных языках в СССР возросли после 1975 года, когда были заключены Хельсинские соглашения, предусматривавшие в том числе книгообмен между государствами.
В документе упомянуты и несколько «забракованных» книг из стран соцлагеря (они продавались в магазинах «Дружба»). Хоть эти государства и контролировались СССР, порядки в них, как правило, были посвободнее – в том числе в культурной сфере. Этим и объясняется появление изданий, не отвечавших, как сказано в сообщении, «партийным требованиям к литературе».
От Стейнбека до Мисимы
«Автор изображает Англию будущего, в которой якобы восторжествовал коммунизм: всюду царит жестокость, насилие, произвол, банды терроризирующих население преступников говорят между собой на вульгарном полурусском языке».
Так КГБ в своем сообщении характеризует роман Энтони Берджеса «Заводной апельсин». В Киев в 1979-м завезли десять экземпляров книги на английском.
Существование коммунистического строя в придуманном Берджессом антиутопическом мире — лишь одна из версий. Аргументом в ее пользу некоторые критики считают использование автором «полурусского языка» («надсата»). Прямых подтверждений антикоммунистической подоплеки романа нет, но в КГБ в такие детали не вникали.
При этом в экранизации «Заводного апельсина» советские критики почему-то не нашли «злобной сатиры на коммунистические идеалы». Авторитетный журнал «Юность» напечатал положительную рецензию на картину, в которой, наоборот, проводится параллель между жестоким миром в фильме Кубрика и современным Западом. Но в прокат в СССР фильм не вышел. Его показывали лишь немногим — например, студентам ВГИКа.
На русском языке «Заводной апельсин» был издан лишь в начале 1990-х — в двух разных переводах.
Отношение к Джону Стейнбеку и его творчеству в СССР было довольно сложным. Его самое известное детище, «Гроздья гнева», опубликовали и активно продвигали как антикапиталистическое произведение. Сам американский писатель дважды был почетным гостем страны. А вот позднее творчество Стейнбека нравилось советскому официозу куда меньше. Трансформация политических взглядов писателя воспринималась коммунистами как деградация. К тому же литератора подозревали в шпионской деятельности во время поездки по СССР.
«Дневник романа» — одна из малоизвестных книг Стейнбека. Это сборник его старых писем к другу и редактору, изданный в 1969-м, через год после смерти автора.
Первое издание «Дневника романа» Джона Стейнбека (The Viking Press, 1969)
Сто «Дневников...» Стейнбека на языке оригинала привезли в Киев. В тексте нашли «злобные выпады в адрес СССР». Писатель утверждал, что советский строй неизбежно рухнет, не выдержав собственных противоречий, и страна развалится на воюющие между собой националистические государства (так в документе, — НВ). То есть частично предвидел то, что произошло впоследствии.
«По мнению автора, западным странам всегда следует помнить, что "кремлевский режим, почувствовав себя в опасности, может сразу же развязать мировую войну в надежде спастись"», — считали в КГБ.
«Практическим пособием для любого маньяка, задавшегося целью совершить террористический акт», спецслужба назвала — со ссылкой на свой источник — роман «День Шакала».
Произведение английского мастера детективного жанра Фредерика Форсайта нередко получало такие же характеристики и в западных медиа. В нем действительно в подробностях описаны изощренные способы убийств, используемые профессионалами. Сюжет книги частично основан на реальных событиях — речь идет о покушении на президента Франции Шарля де Голля.
Книга на протяжении десятилетий несколько раз оказывалась в центре скандалов — например, ее обнаружили у убийцы израильского премьер-министра Ицхака Рабина. Прозвище Карлос Шакал к известному террористу Ильичу Рамиресу Санчесу тоже приклеилось из-за романа — после ложного сообщения прессы об экземпляре книги, найденном в вещах его соратника.
«День Шакала» Фредерика Форсайта (HCDJ, 1971)
В 1974 году «День Шакала» был впервые опубликован в СССР — в алма-атинском журнале «Простор». Вскоре главного редактора издания уволили. Главлит (структура, занимавшаяся цензурой книг и периодики, — НВ) в 1977 году запретил публикацию романа в СССР. Но благодаря книгообмену в Киев попало 70 экземпляров.
Практическими недоступными для советского читателя были и произведения одного из корифеев японской литературы ХХ века Юкио Мисимы (в документе КГБ использован другой вариант транскрипции — Мишима, — НВ). Ничего удивительного — в середине 60-х писатель примкнул к ультраправым, что отразилось на его творчестве.
На киевские прилавки попало эссе позднего Мисимы «Солнце и сталь».
Отрицательная рецензия на это произведение очень короткая: «проповедуется т.н. "неосамурайство"». Что такое «неосамурайство» — не уточняется.
Идеалами писателя в те годы были воинское служение, сила, самосовершенствование, в том числе физическое — путем изнуряющих тренировок, принятие смерти. В 1970 году Юкио Мисима совершил ритуальное самоубийство путем вспарывания живота (сэппуку).
Запрещенное искусство любви
Неписаное правило «в СССР секса нет» распространялось, конечно же, и на книги. Литература для взрослых все же попадала в страну, в том числе в ходе книгообмена. КГБ в качестве примера приводит работу под названием «Песни полового члена и мысли о нем» некоего американца Р. Купера. В книге, как утверждается, присутствует «описание всевозможных сексопатологических сцен». Автор сообщения, вероятно, неточно выразился, и слово «сексопатологические» здесь использовано в значении «сексуальные». С помощью поисковиков и онлайн-каталогов крупнейших библиотек найти такое издание не удалось.
Под запрет в Советском Союзе попадали не только порно и эротика (обычно обе категории, не разбираясь, записывали в порнографию), но и популярные сексологические издания. Польский врач Михалина Вислоцкая выпустила несколько работ, посвященных культуре сексуальных отношений, в том числе практическое пособие «Искусство любви».
Варшавские цензоры сочли книгу слишком фривольной, автору пришлось побороться за ее выпуск. Наконец, в 1978-м, через четыре года после написания, издание увидело свет. Для достижения компромисса, среди прочего, иллюстрации с позициями секса (впервые напечатанные в Польской народной республике) пришлось уменьшить в четыре раза.
«Искусство любви» Михалины Вислоцкой (Państwowe Wydawnictwo "Iskry", 1978)
Но компромисс — это не про советские контролирующие органы. Два экземпляра польского издания, поступившие на киевскую базу, удостоились отдельного абзаца в документе. «Руководство по технологии секса с соответствующими иллюстрациями», — так характеризуют книгу чекисты.
В Польше «Искусство любви» стало бестселлером и переиздается до сих пор — суммарный тираж исчисляется миллионами экземпляров. В 2017 году вышел фильм «Искусство любви. История Михалины Вислоцкой».
Отщепенцы, графоманы, декаденты
Относительно либеральные порядки в восточноевропейских странах «народной демократии» позволяли публиковать творчество украинских и русских литераторов, включенных по тем или иным причинам — как правило, политическим — в черный список у себя на родине.
Например, немало вопросов у чекистов было к польскоязычной «Антологии украинской поэзии», изданной в ПНР в 1977 году. Составителей обвинили в тенденциозности при подборе материала: в сборнике нашли произведения «лиц, известных серьезными националистическими проявлениями».
«Некоторые из них (Голобородько, Кирьян, Корзун) опубликовали 10-15 лет назад несколько графоманских стихотворений и в настоящее время никакого отношения к литературному процессу не имеют. В то же время в изданиях зарубежных ОУН эти лица представлялись как "непризнанные гении", "жертвы партийного террора в литературе"», — утверждается в документе.
Василий Голобородько, Надежда Кирьян и Виктор Кордун в это время действительно не были причастны к советскому официальному «литературному процессу» — не состояли в Союзе писателей и не имели права публиковаться. Из-за политических взглядов и распространения самиздата всех троих на долгое время лишили этих возможностей.
Работы неугодных поэтов публиковались за границей — в том числе в переводе. Из числа «нежелательных» их исключили лишь в годы перестройки.
Кстати, в последнее время заслуженного поэта, лауреата многих премий Василия Голобородько украинские СМИ нередко вспоминают из-за совпадения: такое же имя носит главный герой сериала «Слуга народа», роль которого сыграл известный комик и кандидат в президенты Украины Владимир Зеленский.
Василий Голобородько, наши дни. До войны на Донбассе поэт жил в Луганске, но в 2014 был вынужден стать переселенцем
КГБ помешал реализации «вредного» сборника, но киевская литературная среда успела узнать о новом поступлении — и многие желали его купить.
«По мнению наших источников, продажа на Украине данной антологии может способствовать инспирации националистических настроений среди отдельных литераторов», — заключали в КГБ.
«По такому же методологически неприемлемому принципу» была составлена, по мнению источника спецслужбы, и антология русской поэзии советского периода, изданная в Венгрии на русском языке. Среди авторов в сообщении выделены «расстрелянный за подрывную деятельность против молодого советского государства Гумилев, декадент Ходасевич и т.п.».
Николая Гумилева в 1921 году приговорили к смертной казни по обвинению в причастности к антисоветскому заговору так называемой «Петроградской боевой организации Таганцева». В 1992 году поэта реабилитировали. До сих пор нет единого мнения о том, был ли он на самом деле участником заговора.
Владислав Ходасевич в 1920-х эмигрировал из СССР, осознав, что «при большевиках литературная деятельность невозможна». В Европе поэт сблизился с антисоветскими кругами и работал в монархистской газете «Возрождение». Большую часть времени поэт прожил в Париже, где и умер в 1939 году.
В Киев завезли всего лишь пять экземпляров венгерской антологии, при этом она, как отмечается, «вызвала ажиотаж и разошлась среди руководящих работников Киевкниготорга и вышестоящих организаций».
В поле зрения КГБ попадали даже книги «правильного» содержания, в которых издательства размещали рекламу «произведений различных антисоветчиков». В романе Джона Чивера нашли рекламный проспект «Ленина в Цюрихе» Александра Солженицына. А в сборнике стихов Уильяма Блейка «на отдельной вкладке пропагандировались произведения выехавшего из СССР в 1972 году поэта Иосифа Бродского, принимающего активное участие в различных антисоветских кампаниях».
Интересная деталь: в документе Щербицкому коротко объясняют, кто такой Бродский, а вот о Солженицыне никаких дополнительных комментариев не требовалось — в 1970-х эта фамилия была в числе наиболее часто упоминаемых в сообщениях КГБ.
«Ленин в Цюрихе» Александра Солженицына (YМСА press, 1975)
Те «вредные» издания, которые еще не успели разобрать, КГБ изымал из продажи. Исключение сделали лишь для книг Стейнбека и Блейка. Почему именно для них, в документе не уточняется, но в случае с Блейком можно предположить, что вкладку с рекламой Бродского можно было вырезать, не повреждая саму книгу.
КГБшники уточняли, что западная литература поступала в Киев не напрямую из-за границы, а через Москву. На московской базе объединения «Международная книга» книги рецензировали и распределяли для поставок в разные регионы. Московские литературоведы, отвечавшие за содержание этих изданий, почему-то не замечали привезенную крамолу (хотя сколько изданий все же забраковали, мы не знаем).
В Киеве заниматься цензурой было некому — в учреждениях книжной торговли практически не было специалистов по зарубежной литературе, владевших иностранными языками. В итоге «вражеские» произведения продавалась свободно, пока некий знаток не заметил этого и не сообщил в КГБ. Вероятно, нечто подобное в те годы происходило и в других столицах советских республик и просто крупных городах.
Дефицит и твердая валюта
Привезенные с Запада книги пользовались немалым спросом на советском черном рынке. Особенно ценились хорошо иллюстрированные альбомы с картинами — КГБ в качестве примера приводит издания о Рубенсе и Вашингтонской галерее.
Спекулянты, как утверждалось, просили за такой товар по 300-500 рублей (средняя зарплата советского гражданина за несколько месяцев), убеждая покупателей, что эти книги сами по себе — твердая валюта.
Большое количество такой литературы, в том числе художественных альбомов, нашли сотрудники КГБ во время осмотра здания Госкомиздата УССР в 1978 году. Упаковки с дефицитом лежали в двух шкафах в помещении машинописного бюро. Владельцем оказалась заведующая бюро Б. Полесская. КГБ уже «изучал» ее раньше — женщина одобряла эмиграцию евреев из СССР.
Центральной фигурой киевского черного рынка литературы спецслужба называет директора базы Киевкниготорга Б. Буринова. Он, как сообщалось, пытался скрыть от начальства поступление дефицитных импортных книг, считал базу своей собственностью и вообще был теневым хозяином всего Киевкниготорга. Квартира директора базы фактически превратилась в склад ценных изданий.
О Полесской и Буринове сообщили руководству Госкомиздата УССР. Их дальнейшая судьба неизвестна.
