Документальная картина "Катя и Римма" – это история бабушки и внучки, которые вынуждены покинуть дом в старом районе Душанбе, подготовленный к сносу. Переезд нарушает уклад их жизни. 86-летняя Римма вспоминает десятилетия, проведенные в этих стенах. Катя в своих мечтах уже представляет, как обустроит квартиру в многоэтажке. В камерной драме и воспоминаниях Риммы отражается непростая история советского Таджикистана.
Гуля Мирзоева – французский режиссер таджикского происхождения. Премьера "Кати и Риммы" прошла на фестивале IDFA в Амстердаме в 2021 году, фильм был показан на Visions du Réel в Ньоне.
Фильм временно доступен в документальном разделе сайта.
Перед премьерой фильма мы поговорили с автором и режиссером картины.
– Ваши предыдущие фильмы "Михаил Горбачeв. От первого лица", "Афганистан 1979. Война, которая изменила мир" и многие другие осмысляют советское прошлое. Сейчас разговор о распаде СССР актуален как никогда. Для одних это травма и "крупнейшая геополитическая катастрофа", для других – время свободы и надежд, которые были утрачены . Каким для вас было это время и как это отражено в фильмах?
– Мне всегда был интересен любой переходный период, любой крах. Для художника это благодатная почва. Ведь это не просто трансформация режима и смена политической формации. Это трансформация личности, трансформация культурного контекста. Например, мой фильм о Вавилове и Лысенко во времена сталинизма ("Ученый, шарлатан и Сталин. Как накормить народ" – НВ) – это тоже история про переход. Переход от истинной мировой науки к так называемой советской, пролетарской.
Когда я снимала фильм о Михаиле Сергеевиче Горбачеве, когда мы с ним познакомились и он наконец разрешил мне снимать... К Михаилу Сергеевичу я относилась с большей нежностью. Да, именно с нежностью. Он открыл нашему поколению дорогу в Европу. В этом фильме он очень четко и очень откровенно рассказывает, почему ему и его соратникам не удалось воплотить в жизнь Союзный договор и попытаться сохранить Советский Союз в новой ипостаси.
Я училась в Москве, в Литературном институте. Мы ведь и перед перестройкой читали самиздат. Читать-то читали, а вот высказываться вслух было сложно. Мы как могли противостояли имперской системе – кто больше, кто меньше. Мы знали ее слабые места, мы знали ее опасность, мы научились говорить эзоповым языком. И вдруг все стало возможно! С приходом гласности мы вдруг осознали, что можно не просто все читать, но и все говорить и все снимать! Это было невероятное открытие. Это был настоящий глоток свободы. Урок свободы. К сожалению, продлилось это недолго.
Как я уже сказала, мне интересны пограничные состояния, в которых оказываются мои герои. Картина «Семь дней из жизни Деда Мороза», которую я снимала в Саратове в 2006 году, это история театральных актеров Любы и Игоря. В период новогодних праздников они подрабатывали тем, что ходили по вызову на елки в качестве Деда Мороза и Снегурочки. Так им удавалось немного заработать. Это фильм не только о семье, в которой бытовые трудности подтачивают любовь. Это фильм о России, которую еще не называли «путинской», в которой еще было место надежде. Хотя Мюнхенская речь уже маячила впереди, уже дописывалась.
– "Катя и Римма" будто бы частная, камерная драма бабушки и внучки, но и в ней есть политический подтекст. Фильм ведь и о том, как старое уходит и ему на смену приходит новое. Расскажите про исторический и политический контекст подробнее.
– Когда я снимала фильм, я, конечно же, не думала, о крахе империи. Я просто хотела рассказать историю бабушки и внучки, которые оказались на стыке времен: прощание с прошлым и ожидание будущего. Вроде бы очень простые символы. Но многие увидели в фильме именно то, о чем мы с вами говорим. Такой посыл был и для меня открытием.
С момента развала Советского Союза прошло тридцать с лишним лет – а он все никак не развалится окончательно. Наверное, эта агония и чувствуется в картине. Многие даже говорят, что это своеобразный реквием по Советскому Союзу. Для меня важно, что это не пафосная ностальгия, а очень простая жизненная история. Да, в фильме есть и политический контекст. Действие происходит в городе, который местные власти решили перестроить под себя. Разрушая старые кварталы, власть будто желает вытравить коллективную историю и воздвигнуть нечто новое, сверкающее, под стать дубайским высоткам, и скрыть за ними все, что ей не хочется видеть.
Знаете, чеченские войны, война в Грузии, аннексия Крыма и Донбасса – все это Россия делала с единой целью – восстановить свою советско-имперскую власть над "потерянными" территориями. А вот февральское вторжение в Украину – это ее последняя попытка. Это окончательный аккорд, это кода в трагической истории прощания с советской империей. Империя уходит именно сейчас. Через тридцать лет после официально объявленного краха. И именно Украине выпала тяжелая участь накрыть ее надгробной плитой.
– А Катя видела фильм?
– Да. Она смотрела фильм и рыдала. Это ведь огромный кусок ее жизни. Бабушка умерла в прошлом году. Это память о бабушке. Катя уже взрослая, скоро будет мамой, живет на 14-м этаже, откуда ей виден весь город. Она живет в другом мире, она будто отгородилась от реальной жизни. В фильме Катя говорит: "Где родился, там и пригодился". Это очень интересная позиция для молодого человека в постсоветском пространстве.
В картине все ее окружение, все ее друзья хотят уехать. Это ведь общая тенденция. Кого ни спроси – все хотят уехать. В Россию, в Европу... Когда мы снимали фильм, Катя узнала, что у нее есть сводный брат по папе, он живет в Москве. Я часто задавала ей вопрос, не хочет ли она к нему уехать. Все-таки Москва! Нет, не хочет. Ей хорошо в Душанбе, это ее дом, она там строит свою жизнь, ей хорошо там, где она есть. Удивительная самодостаточность. Вот интересный персонаж современной истории! Кстати, в моей молодости, когда началась перестройка и открылись все двери, тоже была такая тенденция. Все хотели уехать. Во время гражданской войны Таджикистан покинули практически все мои друзья и коллеги. В основном в Москву. А я вот уехала еще дальше – во Францию!
– Главные героини фильма Катя и Римма, живут в доме, который вот-вот снесут. Как вы с ними познакомились?
– Когда я приезжала в Душанбе, я встречала очень много одиноких русских бабушек. Это было поколение женщин, совсем уже стареньких, которых оставили дети, уехавшие в Россию. Во время и после гражданской войны 1991-1997 годов в Таджикистане произошел настоящий исход русского населения. Люди, уезжая, оставляли своих родителей – иногда вынужденно, иногда родители отказывались уезжать. Много разных историй, порой трагических. Так у меня появилась идея фильма о русских бабушках Душанбе.
Я предложила этот сюжет моему продюсеру, а затем немецко-французскому телеканалу Arte, с которым очень много работала, живя во Франции. Мы никак не находили денег, но потом кое-что нашли и я решила приехать с камерой на выбор натуры. У меня очень много знакомых в Душанбе, это мой родной город, я многих в нем знаю. Я ходила от одной бабушки к другой, очень много снимала, беседовала с ними. И вдруг вспомнила, что есть такая Римма Григорьевна, которая работала в Союзе писателей Таджикистана главным бухгалтером. В нашей семье ее хорошо знали. Мой отец поэт и писатель Гаффар Мирзо часто к ней заходил за гонорарами. А я работала этажом выше, в редакции журнала "Памир", в котором проработала девять лет.
Римма Григорьевна позвала меня к себе в гости. У нее тоже потрясающая история – она ребенком приехала в Душанбе, прямо перед Второй мировой войной. Ее отец строил в Таджикистане железную дорогу, потом ушел на войну и там погиб. Ну вот, я включила камеру, стала с ней разговаривать. И вдруг слышу – дверь открывается, кто-то врывается в дом, кричит: "Мама, мама я хочу есть, давай скорее ! Мне надо поесть, меня ждут". "Кто это? – Ой, это Катька, моя внучка". А дальше – история про Катю, у которой нет родителей и которая называет свою бабушку "мамой". Я увидела этих двух женщин, их отношения и поняла – вот мое кино. Я хочу снимать про них.
Потом я приехала с группой, и они мне рассказали, что их скоро выселяют, дом сносят. Тогда как раз начался период сносов, это был 2016 год, когда уже начали сносить старый город. В самом начале люди пытались как-то сопротивляться. Была история со зданием Драматического театра имени Маяковского, я даже сняла маленький ролик, который есть на YouTube, — "Последний спектакль в театре Маяковского".
Так возникла эта идея. Прошлое – бабушка, дом, в котором она прожила шестьдесят лет, дерево. И шестнадцатилетняя Катя, которая спит и видит, как все снесут и у них будет новая квартира в высотном доме. Она мечтала избавиться от хлама, который накопился в доме, – в фильме видно, что человек никогда ничего не выбрасывал. Я снимала очень долго, два раза приезжала с большой группой, иногда снимала одна своей камерой. Когда я отсняла материал, закончились деньги, мой продюсер не нашел бюджета, и все заморозилось.
– Сколько времени в итоге заняли съемки?
– Это было в 2016-2018 годах. Отснятый материал лег на полку. Я не могла себе простить, что не могу закончить фильм. Тем более что мы подружились и Римма Григорьевна, как только я приезжала, спрашивала: "Ну как кино?" А я отвечала: "Фильма пока нет, денег не нашла". Потом в моей жизни произошли всякие изменения, я сделала еще один фильм, про исламское государство, который я снимала в Душанбе, Кабуле, Нью-Йорке. Но незаконченный фильм не давал мне покоя. Я продолжала искать возможность завершить начатое. И вот в один прекрасный день, два года назад, я наконец нашла деньги и с помощью моих друзей-киношников закончила фильм. Вот такая у этого фильма история – он шел к зрителю шесть лет.
– Героини между собой говорят на русском языке, но в разговорах со сверстниками Катя иногда переходит на таджикский. Например, в сцене, где ее друзья спорят о переезде в Россию, Катя как будто подчеркивает свою позицию, свое желание остаться, переходя на таджикский. Так ли это?
– Катя и Римма Григорьевна – русские. При этом Катя хорошо знает таджикский язык. Это первое поколение русских, родившихся в Таджикистане, которые говорят на таджикском языке. Нам всем знакома эта проблема с языком: русское население, жившее десятилетиями в странах Балтии, в среднеазиатских странах, на Кавказе не говорило на языках этих стран. Были, конечно, исключения. А вот новое поколение говорит.
Например, в Риге, где я была совсем недавно, русская молодежь прекрасно говорит по-латышски. И хотя в Таджикистане меньше русского населения, чем в Латвии, те кто остались, именно Катино поколение, они знают таджикский язык. Это ведь тоже некий знак, правда? Если уж мы так много говорили о конце империи, то это ведь тоже знак конца империи.
