В понедельник,11 января, в Кремле прошла трехсторонняя встреча президента России Владимира Путина, президента Азербайджана Ильхама Алиева и премьера Армении Никола Пашиняна. Беседа продолжалась около четырех часов, это была первая встреча Алиева и Пашиняна после завершения вооруженного противостояния в зоне карабахского конфликта. Лидеры Армении и Азербайджана не пожали друг другу руки перед началом переговоров.
О том, стоит ли ожидать подвижек в отношениях Армении и Азербайджана после этой встречи, Настоящее Время поговорило с российским политологом Алексеем Малашенко.
— То, что Алиев и Пашинян встретились, а до этого у них была, мягко говоря, грубая лексика по отношению друг к другу, – о чем все это говорит?
— Я думаю, что лексика была совершенно нормальной. И то, как проходила эта встреча, было совершенно предсказуемо. Ничего неожиданного лично я там не увидел. Это нормальный процесс, который будет продолжаться. Хорошо, что вообще она была. Почему хорошо? Потому что после нее вообще говорить о военном обострении в Нагорном Карабахе, по-моему, не приходится. Все устали, у всех, конечно, очень сильно различаются позиции, но заметьте, что речь шла только о прагматических вопросах – это экономика, восстановление, коммуникации, – и это все важно.
То есть де-факто и Азербайджан, и Армения, что очень важно, они признали, что нынешняя ситуация будет очень долго продолжаться, и неизвестно, какое количество времени. В данном случае Россия вернула себе позицию такого мирного переговорщика. Да, это произошло после того, как российские военные вошли в Карабах – там две тысячи, больше или меньше – это не имеет значения. Но Россия вернула себе позицию медиатора, причем в мирном контексте. И это нормально. Повторяю, что ничего другого и нельзя было ожидать.
— Территории спорные между Азербайджаном и Арменией. Но такое впечатление, что теперь в Нагорном Карабахе все будет зависеть именно от России.
— Знаете, не совсем. Главный-то карабахский вопрос не решен: "Что такое Карабах? Какой его статус?" И вряд ли он вообще решится когда бы то ни было. Это однозначно, потому что здесь позиции и Армении, и Азербайджана расходятся. Кстати говоря, если вы обратили внимание, то Алиев сказал, что конфликт как бы закончен и карабахский вопрос решен. Может быть, он оговорился, может быть, я его неправильно понял, но для Алиева, для Азербайджана если не решен, то почти решен. А для Армении? Хорошо, сейчас Пашинян, который себя очень сдержанно, очень разумно ведет, хотя он прекрасно понимает, что у него тяжелейшее положение.
Давайте подумаем на секундочку: что будет, если в Армении поменяется власть, если в Армении поменяется премьер? Это очень любопытно, очень, я бы сказал, рискованно. Я не верю, чтобы оппозиция, которая сейчас бегает по улицам, чтобы она рискнула возобновить каким-то образом или спровоцировать Азербайджан на продолжение военных действий, потому что на сегодняшний день совершенно очевидно, что Армения [слабее]. Но тем не менее если представить, что не будет Пашиняна и его команды, то поведение Армении может так или иначе поменяться. Это очень любопытно – как это все будет продолжаться дальше. Я имею в виду, вообще решение карабахского вопроса, которого, я повторяю, в общем-то, не существует.
И очень важно, как долго там просидят российские вооруженные силы – вот эти самые две тысячи человек. Это действительно пять лет или это больше, а может быть, и меньше. Мало ли как там будут развиваться события.
Самое последнее. Да, Россия вернулась туда как переговорщик. До этой встречи Путин говорил не с кем-нибудь, а с Макроном – президентом Франции – в рамках Минской группы. И возникает вопрос: "А где турки? Где турецкая реакция на все это?" Пока что как-то она не совсем заметна. А Турция, между прочим, остается одним из главных игроков в этой ситуации на Южном Кавказе. Так что пока, я считаю, можно говорить о том, что ситуация скорее со знаком плюс.
— Есть ли какое-то объяснение, почему возникают проблемы по поводу обмена военнопленными? Почему этот вопрос до сих пор не решен?
— Это, наверно, очень непросто в техническом отношении. Где военнопленные, сколько военнопленных, живы ли они, что они потом будут говорить? Тут надо это вернуть однозначно. Но это не так просто, как кажется. Кстати говоря, по опыту других конфликтов мы прекрасно знаем, с какими сложностями все это происходит. Так что тут тоже нечему удивляться.
— То есть к этой минуте можно сказать, что военные действия в Нагорном Карабахе завершены?
— Я думаю, что наступил какой-то новый этап и упор будет делаться не на вооруженное направление, не на военную силу, а на какой-то договорный процесс. Хотя, повторяю, статус Карабаха не решен, и это, в общем-то, больная точка, которая там остается очень и очень надолго.
