Ярослав Васильев живет в Германии. Когда после прорыва дамбы Каховской ГЭС началось затопление населенных пунктов Херсонской области, он стал волонтером: сначала вывозил из оккупированного города Олешки своего отца, а потом стал координировать работу волонтеров, которые пытаются спасать людей из пострадавших населенных пунктов. Ярослав рассказывает, что в оккупированные Олешки не могут попасть волонтеры и гуманитарная помощь. Ранее в понедельник, 11 июня, стало известно, что оккупационные власти объявили в Олешках и Голой Пристани "карантины". В выходные украинская сторона сообщила, что российские военные обстреляли катера с гражданскими, которые пытались выехать с левого, оккупированного берега Днепра, погибли три человека, еще не менее десяти пострадали.
Как российские сотрудники МЧС и военная администрация останавливают на блокпостах волонтеров и грузы, почему в первые двое суток не проводилась эвакуация из затопленных городов и сел, сколько людей пропали в зоне бедствия – об этом мы в эфире Настоящего Времени говорили с координатором волонтеров Ярославом Васильевым.
— Насколько я помню вашу историю, у вас отец в Олешках и вы координировали волонтерское движение именно в Олешках.
— Да, но отца уже там нет, он выехал. Я не буду разглашать, куда он выехал, все-таки это не совсем безопасно.
— Расскажите, как организована сейчас там волонтерская помощь и как это происходило все эти дни?
— Происходит очень сложно с первых дней, потому что эвакуация объявлена не была и нам с первых дней все время препятствуют. Не дают доступ волонтерам, не дают проезд, они их не пускают в населенный пункт Олешки.
— Кто?
— Как мне сказали, МЧС.
— МЧС России имеется в виду?
— Да. Но я выходил в первые дни на военную администрацию, потому что ситуация была критической.
— На российскую военную администрацию?
— На оккупационную. И просил, чтобы пропустили, пожалуйста, людей и лодки. Они сказали, что проблем не будет, город не закрыт, то есть без каких-либо проблем, беспрепятственно можно въезжать и выезжать. Но это не подтвердилось, потому что волонтеры, ехавшие с Крыма, не смогли проехать. Я звонил повторно, но мне сказали, что "мы уже ничего не решаем, это решает МЧС". Не знаю, насколько это правда.
— То есть тут важно понять, что эти волонтеры ехали не с той территории, которая украинскими войсками контролируется, а с Крыма. И там, с той стороны, все равно не пропустили?
— Да, так и есть. И ребята были крымские. Были случаи, когда русские люди к нам обращались, не знаю, проезжали ли они, нет такой информации. И также нам не позволяли доставлять лодки в город Олешки. Так же было и с гуманитарной помощью: можно ее оставить на подъезде у блокпоста, но она потом не достигает, скажем так, конечного пункта. Она идет не по назначению, есть подтвержденная информация, что ее выдают по русским паспортам, также медикаменты выдают по русским паспортам. Ситуация там критическая, и медицинскую помощь людям не оказывают. То есть все очень сложно.
— Что значит "выдают по русским паспортам"? То есть перед тем, как помочь человеку, спрашивают, успел ли он за время оккупации получить российский паспорт?
Человек пришел получить таблетки от давления и ему их не дали, так как у него отсутствует русский паспорт
— Я не знаю, как это происходит на самом деле там, я могу говорить только со слов родственников, которые на прямой связи со своими родными. [Они рассказывают, что] человек пришел получить таблетки от давления и ему их не дали, так как у него отсутствует русский паспорт.
— В итоге есть ли какие-то подразделения российского МЧС в городе? Которые все-таки спасали людей, снимало с крыш, подвозило воду.
— Конечно, есть. Но перед этим хотелось бы сказать, что они не объявляли никакой эвакуации с первых дней. Они начали работать примерно между вторыми и третьими сутками, не знаю, в какой момент точно, когда ситуация была уже критической, когда некоторые люди уже утонули или находились на крышах домов вторые сутки. Не знаю, могу ли я называть издание, но одно из изданий опубликовало информацию о том, что они подтвердили то, что не проводили эвакуацию в первые дни.
— Какое издание?
— Это была "Астра".
— Вы говорите о том, что есть погибшие. Есть ли примерное представление о количестве погибших?
— Примерное есть. Мы начали вести некоторые списки погибших, потому что родственники пишут. По моим предположениям, это мое субъективное мнение, это сотни людей.
— Сотни людей только в Олешках?
– Это в Олешках только. Там 14 населенных пунктов, если я не ошибаюсь, вы в эфире сказали, которые затоплены. Только в Олешках сотни, а по официальным данным, пока десятки.
(По состоянию на 8 июня избранный мэр Олешек Евгений Рыщук в эфире украинского телемарафона сообщал о девяти погибших. 10 июня волонтеры говорили о сотнях пропавших без вести – а именно 374 людях. Российские оккупационные власти не дают информации о погибших и пропавших в Олешках и других оккупированных населенных пунктах. – НВ).
— Сейчас до сих пор, как я понимаю, желающие не могут заехать помочь, например, с лодками, возможно, новые лодки подвезти, чтобы было просто больше возможности спасать людей?
— Я вам больше скажу: если, допустим, до сегодняшнего дня у нас было, скажем, в два раза больше возможностей, то на сегодняшний день у нас этих возможностей практически нет. У нас связаны руки. Мы по ходу дела находили лазейки, как можем помочь, где мы можем спуститься на воду, как мы можем доставить гуманитарный груз в обход администрации.
— И в обход блокпостов, как я понимаю.
— Чтобы груз шел к людям, которые в этом нуждаются. Мы находили эти пути, у нас уже была налажена логистика, был склад, у нас было место, где мы спускаем лодки. Сейчас мы всего этого лишились.
— Почему? Что произошло?
— Потому что на вторые или третьи сутки, когда МЧС начало работать, когда мы посылали наших лодочников на критические места, они уже препятствовали в тот момент, то есть разворачивали лодки. Сейчас ситуация еще более усложнилась. Если раньше мы могли, допустим, с Олешек поплыть на Голую Пристань и обратно, сейчас этой возможности нет, нет возможности доставить гуманитарный груз. То есть мы не можем нормально помогать. И так с первых дней не было нормальной организации, все было очень хаотично, потому что приходилось постоянно выдумывать на ходу, лазейки искать. Сейчас это свелось к минимуму совсем.
— А понимаете ли вы, почему препятствовали? Вы говорите: "Спасали, плыли спасать людей, а нас разворачивали уже МЧС". Почему? Причина какая?
Вам препятствуют, потому что вас считают за ДРГ
— Я вам назову конкретную причину, у меня есть информация подтвержденная. На меня вышли люди, скажем так, из Москвы, общались со мной, и они подтвердили мои домыслы: они мне прямым текстом [сказали], что да, вам препятствуют, потому что вас считают за ДРГ. Вам не доверяют, давайте находить точки соприкосновения. Но эти точки, скажем так, были сугубо в их сторону, то бишь "отдайте нам все лодки, и вот вы помогли".
— Кто были эти люди?
— Я не знаю, могу ли я это все разглашать. Это был волонтер из Москвы, скажем так.
— То есть не силовики, а волонтеры, которые имели выходы на, например, условное ФСБ или военную администрацию?
— Совершенно верно. На МЧС и военную администрацию.
— Сейчас вода спадает уже?
— Да, вода начинает уходить, но это чревато еще большими проблемами, потому что доступа к городу до сих пор нет. И остается ряд населенных пунктов, в которых еще тысячи людей на крышах.
