Московские школьники старших классов останутся дома еще на две недели. Удаленное обучение для учащихся с 6-го по 11-й классы продлил мэр Москвы Сергей Собянин. В мэрии решили, что дистанционное обучение помогает бороться с распространением коронавируса. Власти Москвы утверждают, что, несмотря на общий рост числа заболевших в городе, школьников среди них все меньше.
Школьники старших классов в Москве учатся из дома с 19 октября, а их родители часто жалуются на то, как эта система устроена. Педагог Дима Зицер рассказал Настоящему Времени, почему дистанционное образование так сильно критикуют.
— Я читала недавно ваш текст, в котором вы писали о том, что онлайн-обучение отражает то, что происходило в офлайн-школе. И если учитель хорош, то его будут увлеченно слушать и в классе, и по видеосвязи. Объясните, пожалуйста, почему вы так думаете?
— Эту мысль из контекста не вырывайте, ее можно чуть углубить и расширить. Давайте попробуем. Я имею в виду следующее. Дистанционное обучение – это инструмент. Если в школе и у педагогов все в порядке с человеческим подходом, если они понимают, зачем все это делается, при помощи каких инструментов мы это делаем, тогда при переходе на дистанционное обучение могут, конечно, возникнуть технические трудности с обеих сторон, что-то придется изменить, придумать заново, но суть от этого не изменится.
Если вдруг выяснилось, что ребенок не понимает, зачем ему все это нужно, его не тянет к этому учителю или заниматься этим предметом, или заниматься самим собой на основании этого предмета, то, как говорил покойный Жванецкий, "может, в консерватории что-то поменять надо?"
Возможно, родители не очень в курсе, что происходило до этого? То есть они были в курсе, ребенок уходил, ребенок приходил: "Как дела в школе?" – "Нормально". Ребенок бежал в школу бегом, мечтал встретиться с учителем, мечтал окунуться в школьную атмосферу до этого и перестал это делать в дистанте? Окей, это повод для серьезного обсуждения. Если речь идет о том, что он не бежал в школу, считал, что делать ему там нечего, и пытался избежать всячески этой муки, то какие, собственно, вопросы? Это прекраснодушие наше взрослое.
— Есть люди, которые стараются искать плюсы в любой ситуации. Даже в случае с пандемией – существует точка зрения, что благодаря COVID-19 мы смогли увидеть какие-то очень слабые места. Как вы считаете, может что-то после этого опыта измениться в лучшую сторону в системе образования?
— Они есть. Я по натуре оптимист, но в данном случае у меня не очень много оснований для оптимизма. Потому что мы ведь вывернемся, мы взрослые. Мы скажем: "Не-не-не, история не в том, что что-то нехорошо с системой образования, история в том, что вот этот прикладной инструмент не работает". И дальше будут пикеты – по всему миру, заметьте – "Давайте вернемся в офлайн!" Офлайн по принципу "с глаз долой – из сердца вон", потому что выяснились-то жуткие вещи. И я говорю не только и не столько о России. Когда в известных нам странах профсоюз учителей говорит: "А мы вообще сейчас не будем работать. Мы не умеем работать в дистанте. Пусть ученики получают домашнее задание, мы время от времени будем его проверять". Это что, современный гуманистический подход? Что это?
Или когда учителя действительно, я говорю обо всем мире, стали едины, к сожалению. Когда в огромном количестве стран (у меня друзья везде, ну и профессия обязывает) вдруг выясняется, что в классе учитель еще туда-сюда, а тут все просело. Что просело, творческий подход? Что, нельзя придумать урок, на котором человек будет понимать, зачем он ему нужен и что он здесь делает? Я не верю. Я надеюсь, вы понимаете, я не топлю за дистанционку. Но современный язык потенциально нашим детям понятен не хуже, если мягко выражаться. Это язык, в котором есть изображение, это язык, в котором есть звук. И тут мы разводим руками: "Вы простите, пожалуйста. Нам нужно посадить перед нами класс. Мы встанем с линейкой и будем указывать, как кому себя вести". Ну ерунда какая-то. Так что не знаю.
— Я вижу большую дискуссию учителей и родителей, которые говорят следующее: формат очного урока не может быть переложен на дистанционку в том виде, в котором существует.
— А что это за формат существующего урока? Что они, как вам кажется, имеют в виду?
— Многие дети выключают свои камеры, преподаватель не может видеть реакцию класса, не знает, на каком моменте нужно остановиться подробнее.
— Да что вы? Я вам скажу как учитель – я ведь учитель, я практик, я к вам с урока только что пришел. Давайте учителя будут такими, чтобы интересно было включить камеру и чтобы это было значимо. Зачем ученику включать камеру? Мне кажется, учитель – это такая профессия, которая должна ответить на этот вопрос. В классе, вы говорите, учитель обратит на это внимание. На что он обратит внимание? "Ну-ка не разговаривать, ну-ка руки из-под парты! Что у тебя там, гаджет?" Не поймите меня неверно, я вовсе не хочу сказать, что большинство учителей плохи. Большинство учителей хороши, все в порядке. Но изменение так называемого формата урока – это штука крутая. Имею в виду, что у профессионального учителя каждый урок должен быть нового формата. Это важно.
— Как вы считаете, обнаружились ли какие-то специфические проблемы именно в российской системе образования? Или это общая история для всего мира?
— Видите, я считаю, что это сочетание факторов. Мы можем с вами как-то посвятить разговор проблемам российской системы образования. И я уверен, нам обоим будет что сказать на эту тему. Но в данном случае мы говорим о прогнившей мировой системе образования. Пандемия проявила это как картинку на негативе.
У меня большой опыт работы в Израиле, я долго там работал учителем и не только учителем. У меня хорошие друзья живут в Соединенных Штатах, в Европе. У всех одно и то же. Все вдруг заметили, что что-то не так. Как-то нашим детям некомфортно. И бросились их защищать. Что прекрасно, потому что это хорошо, когда взрослые защищают детей. Только, ребята, мы опоздали! Нужно смотреть в корень. Когда закончится эта история – а, мне кажется, мы находимся в точке, когда мы начинаем видеть свет в конце тоннеля, – дети уйдут из дома и снова будут уходить в восемь утра и возвращаться в четыре часа дня. В школе все наладится, или мы просто вернемся в обычную парадигму, где мы не знаем, и слава богу? Есть проблема, значит, мы эту проблему локально будем решать. Дети побегут в школу бегом каждый день? А если не побегут? Ну, ребята, а что же за мир мы устроили нашим детям? Мы, взрослые. Это что ж такое?
— Получается, что в образовании коронавирус обнаружил бреши – так же, как сделал это и в медицинской сфере. Вы сказали, что не готовы дать оптимистичный прогноз – что, когда пандемия закончится, будут сделаны выводы и реформы. Почему?
— Я объясню почему. В отличие от медицинской области, где есть ощущение, что мы все объединились и находимся по одну сторону баррикад, с детьми мы, к сожалению, по разные стороны баррикад. Это условное слово, я не имею в виду противостояние.
Инерция велика, эта инерция возвращения в прошлое. И все сильно ностальгируют по этому прошлому: "Ах, как хочется, ах, были времена!" Разошлись – мама на работу, папа на работу, ребенок в школу – и уже неважно, что там внутри. Эта система изменится только при одном условии – если заказчик ее изменит. Ожидать, что система изменится сверху, где угодно – в России, в Чехии, в Норвегии, в Соединенных Штатах, в Израиле – не приходится. Система меняется, только если ее меняет заказчик. Иными словами, если родители во всем мире, в России, где скажете, садятся и говорят: "Давай-ка подумаем, чего мы от этого хотим? Давай-ка подумаем, нормально ли, что наш ребенок так часто попадает в ситуацию противостояния, или вообще-то это не очень правильно? Нормально ли, что мы отправляем его куда-то, где он не хочет находиться?" И дальше мы прижимаем его к себе и в лучшем случае говорим: "Ну, деточка, это неизбежное зло, все страдали, и ты пострадай".
Так вот, если заказчики скажут: "Мы больше этого не хотим, а хотим раз, два, три, четыре, пять, или сядем и будем разговаривать, давайте дискутировать, давайте вместе придумывать новые ходы". Уверяю вас, это изменится. А инерция заставляет нас в России что делать? Говорить: "Плохая система образования, что ж министр ничего не поменяет". Министр ничего не поменяет. К слову сказать, о предпосылках. Россия в вопросе закона об образовании впереди планеты всей. Блестящий закон, блестящий! Так что в этом смысле сверху все ничего. А снизу… ну окей, мы уже сказали.
