Уже более месяца назад в российских городах прошли массовые акции протеста в поддержку Алексея Навального – арестованного, а затем отправленного в колонию. Люди выходили на улицу 23 и 31 января, а в Москве – еще и 2 февраля, после приговора Навальному в Мосгорсуде. Январские акции побили рекорды по задержаниям за всю историю постсоветской России. Были и пострадавшие: избитые полицейскими люди получили травмы головы, переломы, повреждения позвоночника, рук и ног.

Уголовных дел против протестовавших – десятки. Уголовных дел против полиции нет. Вместо юридической помощи и защиты пострадавшие на митингах получают вызовы на допросы. Мы поговорили с ними об отношении врачей и полиции, а также о состоянии здоровья через месяц после полученных травм.

"Следователь говорит мне: а может быть, это краска, а не кровь". Мария и ее заявление

"Это была первая акция за долгое время, и было ощущение, что мы выйдем, и начнется Беларусь. Примерно это и произошло, только без резиновых пуль", – говорит 24-летняя Мария Исаева. Она, как и многие участники протестов в России, пострадала от полицейского насилия во время разгона акции 23 января в Москве.

На Пушкинскую площадь Мария пришла с однопартийцем из Либертарианской партии. Когда на протестующих волнами начал наступать ОМОН, Исаева встала в сцепку, загораживая собой тех, кто был "не готов к тому, что на них пойдут с дубинками".

"Передо мной оказался старичок такой: ниже меня, 1 метр 65, очень хиленький, и он был реально потерянный. Когда бегут омоновцы, все берутся [за руки], а он просто стоит, оглядывается. И я его быстро рукой за себя – пыталась отправить в задние ряды. В этот момент, так как я была только одной рукой в сцепке и боком повернута к ОМОНу, мне прилетел первый удар дубинкой по голове". Потом еще несколько ударов по голове и руке.

Когда ОМОН отступил, Мария почувствовала кровь на лице. "Пропустите, мне, кажется, голову разбили!" – пробиралась она через толпу. Оказавшиеся рядом люди промыли девушке рану, сделали перевязку и вызвали "скорую".

Исаеву госпитализировали в ГКБ им. С.П. Боткина. Врачи диагностировали ушибленную рану правой теменной области и ушиб правого лучезапястного сустава.

Девушка беспокоилась, что на выходе из больницы ее могут задержать. Но этого не произошло, а врачи поддержали пострадавшую: "Когда мне зашивали голову, я говорю: "Вот там больно – обезбольте!" [Врач] говорит: "Ничего, скоро они за все это ответят". А потом другой врач, который мне делал ЭКГ, чтобы убедиться, что у меня от шока ничего с сердцем не случилось, сказал: "Вот мы работаем, но круто, что вас много вышло. Может быть, наконец, власть поймет, как мы ее ненавидим", – пересказывает Исаева.

28 января 2021 года юристы "Комитета против пыток" подали в Следственный комитет сообщения о преступлениях в интересах шести участников акции протеста. Одной из них стала Мария Исаева.

"В Москве такая тревожная тенденция: заявления регистрируются не как сообщения о преступлении, а как обращения граждан. И по ним в принципе не начинается никакое расследование, государство не начинает никаких проверочных мероприятий, – говорит юрист "Комитета против пыток" Екатерина Ванслова. – И в дальнейшем человеку будет еще сложнее что-то доказать, когда уже пройдет какое-то время".

Юрист "Комитета против пыток" Петр Хромов, который представлял интересы Марии Исаевой, говорит, что тяжесть травм, полученных во время задержаний, не влияет на расследование: "Я к заявлению [Марии Исаевой] прикладывал фотографии непосредственно после применения этого насилия, [сделанные], когда ее раны обрабатывали, а также медицинские документы. А дежурный следователь Следственного комитета говорит мне, что, может быть, это краска, а не кровь. То есть они не видят вообще предмета проверки".

После акции Исаевой наложили шесть швов. Две последующие недели не отступали головные боли. На вопрос о самочувствии сейчас она отвечает, что "все нормально": "У меня там выбрито несколько прядей волос, что печально. Но голова уже не болит".

Одним из главных последствий митинга для Марии Исаевой стал арест ее молодого человека – секретаря красноярского отделения Либертарианской партии Глеба Марьясова. Он стал первым подозреваемым по уголовному делу о перекрытии дорог во время акции протеста 23 января.

А самой Исаевой через несколько дней после акции позвонил следователь и предложил приехать, чтобы обсудить ее жалобу. Девушка направила его к своему адвокату. После этого звонков больше не поступало. Однопартиец Марии, с которым она была на акции протеста и которого тоже избили сотрудники ОМОНа, решил съездить в УСБ, когда ему так позвонили. Но вместо беседы о пережитом насилии попал на опрос по уголовному делу о перекрытии дорог.

"Следственный комитет и МВД работают, но не в интересах пострадавших граждан, а скорее в интересах открытых уголовных дел, которые они сейчас расследуют", – говорит адвокат Петр Хромов.

"К гематомам посоветовали прикладывать снег". Георгий и допрос по делу о перекрытии дорог

Один из пострадавших от полицейского насилия, кого вызвали для обсуждения заявления, а по факту допросили как свидетеля по делу о перекрытии, – 35-летний москвич Георгий Белов. Его избили на акции 23 января.

"Решив уйти с площади, я двинулся в сторону подземного перехода. Но едва подошел к нему, меня схватили [полицейские] сзади, повалили на гранитный парапет перехода и начали избивать дубинками. Я пытался перелезть через парапет, однако меня стащили на землю и ударили еще несколько раз. Затем оттащили в автозак", – рассказывает Белов о своем задержании на Пушкинской площади.

В автозаке Георгию стало плохо, он вызвал "скорую". Полицейские не разрешили бригаде осмотреть его, а направили ее в здание ОВД. Спустя полтора часа ожидания на холоде в автозаке Белова, наконец, пустили в отделение: "Переломов и травм головы не обнаружили, а к гематомам посоветовали прикладывать снег – на этом, в общем, осмотр и закончился".

Когда мужчину отпустили, он поехал в травмпункт. Там у него обнаружили гематому правого плеча, ушиб правого локтевого сустава, множественные ссадины, ушиб обеих кистей и лучезапястных суставов, ушиб поясничного отдела позвоночника и ушиб левого бедра.

"Гематомы и боль от ушибов сохранялись еще три недели. Сейчас, спустя месяц, места ушибов до сих пор слегка побаливают при прикосновении к ним, – рассказывает Георгий. – В последующие [после протеста] дни я сильно нервничал, плохо спал. Тревожно было в том числе из-за новостей о других задержанных и избитых, про то, как к некоторым активистам полиция приходит домой. Поддержка друзей помогает, однако все равно остается какое-то фоновое чувство тревоги".

Он обратился в Следственный комитет с просьбой провести проверку по факту полицейского насилия. Но 18 февраля, когда Георгий и его адвокат пришли на опрос, "об избиении речь так и не зашла". Следователь задал лишь несколько вопросов: видел ли мужчина перекрытие проезжих частей митингующими, был в результате этого нанесен какой-то ущерб городу и лично ему, видел ли он кого-либо, кто направлял действия митингующих.

Георгий надеется, что заявление об избиении "получит какой-то ход". В противном случае готов обратиться в Европейский суд. Но с этим могут быть сложности.

"Нужно определенным образом исчерпать национальные средства защиты, то есть соблюсти критерии приемлемости, которые самим Европейским судом установлены, и после этого уже можно туда обратиться, – говорит юрист "Комитета против пыток" Екатерина Ванслова. – Но тут камень преткновения как раз в том, что если человека избили на митинге, он обратился с сообщением [о преступлении], а ему это все зафиксировали просто как обращение гражданина и не начали никакого расследования, у нас пропадает доступ к эффективному средству защиты внутри страны и к должному обжалованию. Европейскому суду нужно [будет] объяснять, что такая ситуация складывается: получается, что в целом средства защиты уже не эффективны сами по себе".

"А если не буду отвечать?" – "Тогда вы отсюда не уйдете никуда!" Избитый на акции подросток и его мама

"Мы просто живем недалеко от района, как выяснилось, где сидел этот человек", – рассказывает москвичка Марина. Ее 17-летнего сына Василия (имена обоих изменены по их просьбе) задержали с применением силы 31 января недалеко от СИЗО "Матросская Тишина". Туда протестующие пришли, требуя свободы для Алексея Навального, сидящего под арестом в этом изоляторе. Василий шел домой с занятий, когда его избили сотрудники полиции.

"Есть видеозапись, где к нему применяют насилие. При этом сотрудники полиции (это именно сотрудники полиции, второй оперативный полк, как его сейчас называют – специальный полк) просто к нему подходят, валят его на снег и начинают наносить удары резиновыми палками по спине. После чего, по его словам, уже доставляют его в автозак. То есть применение насилия абсолютно необоснованное. Сотрудники полиции не высказывали каких-то требований и тем более не предупреждали о применении насилия", – говорит адвокат Петр Хромов.

Когда Марина приехала в ОВД по району Южное Медведково, Василий уже несколько часов пробыл наедине с полицейскими. "Сначала допрашивали сына в моем присутствии, в присутствии так называемого психолога, которая оказалась просто учительницей из соседней школы, которая сама была в шоке, что ее туда позвали. [Она] никак не отстаивала его права, разрешила ребенку задавать любые вопросы – просто молчала. Потом устроили перекрестный допрос нам. Я говорю: "А если не буду отвечать?" [Следователь] говорит: "Ну тогда вы отсюда не уйдете никуда!" А у меня дома остались еще двое детей маленьких, и мне нужно было быстро достаточно уйти", – вспоминает Марина. Ее и Василия допросили без адвокатов, а копию административного протокола не выдали. Помимо этого против Марины составили административный материал по неисполнению родительских обязанностей.

"Попросили [Василия] подписать бумаги, где написано, что никто никого не бил, что его взяли за ручку и предложили аккуратненько сесть в автозак. Он подписал. Потом я уже спросила: "Зачем ты это сделал?" Он говорит: "Я не знаю". Ну, он частично не помнит, что происходило", – рассказывает Марина.

Что именно подписал несовершеннолетний, адвокату до сих пор не удалось выяснить: "Мы не можем найти концы этого материала: где этот материал, по какой статье он составлен. Будет вызов в суд, тогда уже и ознакомимся", – говорит Петр Хромов.

О том, что сына избили, Марина узнала уже дома: Василию стало плохо, он не мог сидеть и стоять. Юноша пролежал пять дней в урологическом отделении московской больницы Святого Владимира. В выписке указали, что Василий абсолютно здоров, а в больницу поступил на обследование. "Не знаю, звонили им, не звонили, но они испугались, видимо", – полагает Марина.

"Когда выписали Василия, он не мог сидеть, с трудом стоял, ходил, согнувшись в сторону. Мы пришли к местному невропатологу. Он сказал: "Как вас могли вообще выписать?" [В больнице] должны были перевести в неврологическое отделение – дальше долечивать. То, что произошло, – это из ряда вон, это не больница", – говорит Марина.

Василий до сих пор не может спать, работает с психологом, а "на бытовом уровне" у него появилась агрессия к представителям власти, говорит его мать: "Учитывая то, что мы еще живем в Лефортове, здесь вокруг казармы, очень много росгвардейцев. Мы с ними сталкиваемся во всех магазинах, на улице – с автозаками. Ну здесь прямо гнездо, можно сказать, рассадник. Он достаточно агрессивно себя ведет по отношению к ним, что, конечно, недопустимо, потому что других проблем нам не нужно. Но у него, как сказать, шоковое состояние – оно не отступает".

После задержания ее несовершеннолетнего сына Марине начали звонить из ПДН (подразделения по делам несовершеннолетних) и приходить домой. В один из визитов сотрудники отделения заявили, что она дает деньги подросткам, которые участвуют в митингах, и угрожали, говорит Марина, а ее объяснениям "не верили категорически". "В какой-то момент позвонили, сказали что в 10 часов [вечера] придут с проверкой. Я сказала, что нас нет дома. Они сказали: "Тогда приходите завтра в Следственный комитет". Я говорю: "Нет, не приду, оставьте нас в покое!" [А он] говорит: "Вы понимаете, что вам же будет хуже?"

Адвокат Петр Хромов отмечает, что обычно Следственный комитет "очень яро реагирует" на случаи нарушения прав несовершеннолетних. Но проверка обстоятельств избиения Василия так и не началась: "Наоборот, как раз его мама получала повестку явиться в прокуратуру районную по месту их жительства для разъяснительной беседы о недопустимости участия несовершеннолетних в подобных мероприятиях. То есть прокуратура проверяет участие несовершеннолетних [в акциях] и то, как школа проводит профилактическую работу, чтобы несовершеннолетние не ходили на митинги. Но факт применения насилия [полицией] ни прокуратуру, ни Следственный комитет абсолютно не интересует".

"Получил удар дубинкой, начал терять сознание, прикусил язык". Жалоба юриста Липатова

Юриста по гражданским делам Виктора Липатова омоновцы избили 23 января, когда он уходил с акции протеста. Вход на станцию метро со стороны Пушкинской площади был перекрыт двумя рядами оцепления, и ему не удалось выбраться из толпы протестующих.

"Сзади началось шевеление, поскольку, как выяснилось потом, мы были окружены со всех сторон ОМОНом. То есть нас просто взяли в кольцо, безоружных людей. Кто-то из ребят сзади меня случайно подбил под коленку, а было скользко. И вот в тот момент, когда я поскользнулся, я получил сильнейший удар по голове полицейской дубинкой. Удар был очень сильный: я начал терять сознание, прикусил зубами язык и губы, из носа потекла кровь, я начал падать. Кто-то меня из сзади стоявших подхватил. И еще будучи частично в сознании, я выставил вперед свою правую руку, по которой мне был нанесен удар. В результате мне сломали лучевую кость", – рассказывает Липатов.

В институте скорой помощи имени Склифосовского у него диагностировали ушибленную рану головы и закрытый перелом правой руки. По словам юриста, вместе с ним в "Склиф" поступили 29 человек с травмами, полученными при разгоне протестной акции полицейскими.

"Профессор, который меня осматривал, сказал: “Тебе, милый человек, повезло. Если бы ты не поскользнулся в момент нанесения удара, то за тобой бы приехала машина с черным крестиком", – вспоминает Липатов. – 23 января – мой второй день рождения".

Липатов и его адвокат обратились с жалобой на действия полиции в Управление собственной безопасности МВД.

"Буквально на днях я получил от них ответ в общих чертах, где они ссылаются на 151-ю статью Уголовно-процессуального кодекса, сообщают о том, что проведена проверка, результаты которой будут направлены в следственные органы на рассмотрение и принятие решения в соответствии с действующим законодательством, – говорит пострадавший. – Что происходит там дальше – понятия не имею. Никаких известий больше не было. Но то же самое управление МВД, которое с меня снимало показания в присутствии моего законного представителя от "Комитета против пыток", сдало меня в Таганское ОВД как нарушителя общественного порядка. У меня 10 марта будет суд по административному делу".

Виктор уверен, что не нарушал закон: "Я как мирный гражданин, пришедший высказать свое мнение, не нарушая общественный порядок, не перекрывая дороги, не создавая каких-то других проблем инфраструктуре, не выкрикивая незаконных или аморальных лозунгов вообще, не делая ничего противозаконного ни по закону, ни по совести, получил разбитую голову и поломанную руку. За что?"

28 февраля Липатову сняли гипс, но рука по-прежнему болит – ему предстоит еще месяц реабилитации. Юрист сетует, что из-за полученных травм не мог полноценно работать и поддерживать жену в бытовых делах.

"Сам виноват, следовало сидеть дома". Избитые силовиками и медицинская помощь

Некоторым избитым и задержанным в Москве пришлось самим вызывать себе медицинскую помощь в отделение полиции. Один из них – 24-летний Станислав Миляков.

23 января он вместе со своей девушкой пришел на акцию в поддержку Навального. "[Силовики] распылили в нашу сторону перцовку. Я закрыл лицо шарфом, ибо не мог дышать. Сразу после этого меня схватили, нанесли удар в лицо и скрутили. В этот момент был вырван тоннель из уха. Они скрутили меня и втроем понесли а автозак, нанося попутно удары в грудь и лицо дубинкой. Когда притащили к автозаку, бросили на снег, прижали руки к борту, нанесли множественные удары ногами. В частности, [били] в одно место на голени несколько раз, явно преследуя цель сломать ее. Все это время я пытался призвать их к здравому смыслу и кричал о том, что я даже не сопротивляюсь, но услышан не был".

Станислав несколько раз просил сотрудников полиции в ОВД Алтуфьево о медицинской помощи, а потом позвонил в "скорую". "Приехавший врач был заранее подготовлен сотрудниками: вместо помощи он дал мне понять, что мне, видимо, "мало проблем" и мы "сейчас поедем проверяться на наркотики". От его помощи я отказался, травмы фиксировал уже потом в травмпункте, ночью", – говорит Миляков.

Медики в травмпункте тоже были настроены негативно, говорит пострадавший. Они сообщили Станиславу, что он "сам виноват в полученных травмах" и что ему "следовало сидеть дома". В справке указали, что травма – бытовая, полученная "по пути на работу".

Миляков уже восстановился после полученных травм – ушиба голени, растяжения связок и травмы сустава. Почти месяц чувствовал дискомфорт при ходьбе. Станислав не теряет надежды привлечь к ответственности тех, кто задерживал его на митинге.

"В честь чего это ваш сотрудник меня избивает?" Пострадавшие за пределами Москвы

Насилие к участникам протестных акций применяли не только в Москве. Один из самых известных случаев насилия со стороны полицейских, который тоже пока остается безнаказанным, – нападение на Маргариту Юдину. Один из силовиков ударил ее ногой в живот на акции протеста 23 января в Санкт-Петербурге. Уголовное дело против него возбуждать отказались. 55-летняя Маргарита Юдина попала в реанимацию с черепно-мозговой травмой и сотрясением, но была выписана спустя сутки. К ней в палату пришел полицейский и, скрывая лицо, записал извинения на камеру. Впоследствии государственные СМИ выпустили новость о том, что Юдина "простила обидчика", но сама она отказалась от этих слов.

В Оренбургской области на незаконные действия при задержании пожаловались четыре человека. Их задерживали 31 января.

"Зашел в магазин, купил себе пива, выпил. Смотрю, милиция стоит. Ну, мне стало интересно, что там происходит", – рассказывает один из пострадавших Михаил Перехожев. В тот день он решил встретить жену в центре Оренбурга. Что в городе проходит митинг, не знал, начал снимать происходящее на камеру из любопытства. Именно в этот момент его задержали.

"Слева [от меня] полковник сидел. Я снимаю, он раз – головной махнул в сторону меня, и все. Начали люди выходить. Сзади трое подхватили меня, и спереди уже вышли люди из машины. Повели. Даже до автобуса не довели – подбежал человек в штатском, два удара мне нанес, и меня дальше понесли впятером. Я даже не сопротивлялся, ничего не выкрикивал, ничем не махал", – говорит Михаил. Он получил удар справа в область печени и под ребра. Мужчина видел, что на избивавшем его человеке были перчатки сотрудника ОМОНа.

"Я [сотрудникам полиции] говорил: "Что вы делаете, что вы бьете?" В автобусе стоял капитан, я говорю: "Что это ваш сотрудник меня избивает? В честь чего вдруг?" А он так головой махнул: типа, не стоит даже разговаривать", – вспоминает Перехожев.

В отделении сотрудники продолжали вести себя с Михаилом агрессивно, давили на него из-за того, что он пил алкоголь. Потерпевший объясняет это тем, что сотрудники были недовольны съемкой протестной акции. В суде Перехожева оправдали. Он не рассчитывает, что сможет доказать виновность полицейских в применении насилия. Говорит, что в Оренбургской области полицейским "закон не писан".