По совокупной оценке правозащитных организаций, сегодня в России более тысячи человек подвергаются преследованию со стороны государства по политическим мотивам. Сотни из них находятся в колониях, СИЗО, под домашним арестом или на принудительном лечении. А по данным "ОВД-Инфо", с 2012 года более четырех тысяч человек являются фигурантами политически мотивированных уголовных дел – это больше, чем было в СССР в последние годы его существования.
12 июня российские независимые медиа проводят марафон в поддержку политических заключенных. В рамках марафона сооснователь проекта Letters of Freedom, который объединяет людей, отправляющих письма политзаключенным, Иван Любимов рассказал о том, как возникла такая инициатива, кто и кому пишет в места заключения и каких слов поддержки ждут лишенные воли.
– 12 июня – День России – в последние годы стал таким самопровозглашенным днем политзаключенных в этой стране. Вы – один из основателей проекта Letters of Freedom. Расскажите, с чего все началось?
– Когда я жил в России, я участвовал в разных акциях, но в каких-либо политических движениях или с какими-то одиночными пикетами я не выступал.
Когда началось полномасштабное вторжение России в Украину, там уже точка кипения дошла до предела, и я участвовал и в протестах, и в одиночных акциях. Меня начали преследовать. И поэтому, когда меня в спецприемник посадили на 30 суток, мне уже намекнули, что или я уезжаю, или меня посадят. Так я оказался в Армении. Там мне в первое время помогал "Ковчег", у них был шелтер, и там, соответственно, публика была с похожим бэкграундом – какие то активисты со всей России, и, соответственно, были общие интересы.
В феврале 2023 года мы решили создать инициативу, которая бы занималась письмами для политзаключенных на постоянной основе.
В марте мы провели пробный вечер опять же при помощи "Ковчега", они бесплатно предоставляли нам помещение. Основная задача была просто собрать людей и подготовить какие-то материалы, чтобы люди сами прочитали про кейсы политзаключенных, узнали про них и появилась какая-то мотивация все это написать. И потом мы просто нашли несколько волонтеров в России и через СДЭК отправили им письма. Уже в России они наклеивают марки и отправляют вместе с пустыми конвертами по зонам и СИЗО, чтобы заключенные могли ответить.
В апреле 2023 года мы провели первый официальный вечер и потом просто систематически продолжали этим заниматься на протяжении целого года. Люди знали, что раз или два в месяц можно прийти в "Ковчег" или в какое-то другое место и просто поддержать политзаключенных, которые сейчас находятся несправедливо в тюрьмах и СИЗО.
Потом начали приходить ответы. То есть если люди в апреле и мае еще просто приходили, не знали, как это работает, то когда пришел первый ответ, мы завели телеграм-канал и начали там публиковать ответы, потому что писем много, а мы отправляем один общий пакет, где несколько открыток, пара писем, рисунки, еще что-то. И, соответственно, ответ тоже приходит один публичный, общий. И вот когда люди начали получать ответы, у них появилась мотивация на самом деле. Они видят, что люди получают поддержку, им она нужна. Они хотят дальше продолжать переписываться. Так у нас уже появился какой-то круг, какое-то ядро, которое ходит постоянно. Плюс люди, которые просто где-то от кого-то услышали, прочитали, увидели афишу в соцсетях и просто приходят и тоже участвуют.
– В одном интервью вы рассказывали, что, когда были в спецприемнике, вы получали письма и почувствовали, как важна такая поддержка. Расскажите об этом подробнее.
– Когда началась мобилизация, я вышел в одиночный пикет, и на меня сфабриковали дело. Соответственно, пока я этот месяц сидел в спецприемнике, мне передавали передачки через волонтеров, и там тоже были письма, которые я храню, – три треугольничка таких.
Когда ты находишься в камере, шесть человек там со мной было, и по большей части сроки у всех относительно длинные – неделя, 12 дней, еще сколько-то – все друг другу интересные истории рассказывают в первые три дня. Потом становится очень скучно, потому что это рутина, нечем заняться по большей части. Сон-обед, сон-обед, сон-обед. В 10 часов вечера выключаем свет, выключаем радио, и заняться, соответственно, нечем. Книги там, конечно, есть, но там по большей части библиотека советская, а про ударников социалистического труда читать не особо интересно.
А такие письма, они мотивируют, что тебя на воле, во-первых, ждут. Во-вторых, о тебе помнят, пытаются тебя тоже как-то воодушевить. И это было очень приятно, поэтому когда уже встал вопрос об Армении, чем бы я хотел заниматься и как бы я хотел дальше продолжать свою активность, то, конечно, в первую очередь я подумал про письма политзаключенным, потому что для меня это тема близкая. И какую-то часть из этого, из того, что они проживают, я почувствовал на себе.
– Скажите, какому количеству политзаключенных люди в вашей группе сейчас пишут? В целом какого определения политзаключенных вы сейчас придерживаетесь? Ведь разные группы определяют это по-разному иногда.
– Мы ведем, на самом деле, свою собственную таблицу. В ней сейчас находится где-то 1050 человек. То есть на самом деле мы даже поддерживаем термин не политзаключенные, а политрепрессированные. Потому что политзаключенные – это терминология, которая требует определенного юридического разбора каждого кейса отдельно.
Например, в "Мемориале" пишут: "Мы считаем такого-то политзаключенным". В некоторых карточках можно встретить, например, что его преследует по политическим мотивам, и они считают его политзаключенным. Соответственно, пока разберут тот или иной кейс, человек пока находится в СИЗО, ему все равно требуется поддержка.
Поэтому обвиняемых по всем статьям, которые идут по терроризму сейчас: 205-я статья, 167-я – "умышленное повреждение имущества", 330.1 – незаявление об иноагентстком статусе, 275 – государственная измена, 276 – шпионаж и прочее, и прочее – мы отсматриваем, я читаю паблики. Как только какое-то такое дело появляется, мы заносим человека в таблицу и пытаемся ему написать. Так как список сейчас очень большой, мы стараемся писать в первую очередь именинникам. То есть мы проводим хотя бы раз в месяц вечер писем политзаключенным, и в это время пишем поздравления именинникам, которые будут, например, через месяц, чтобы письмо успело дойти до колонии. Если не в тот же день, то хотя бы в тот же месяц.
– Есть ли какие-то статьи, которыми вы не занимаетесь, например, связанные с насилием, даже случайным?
– Мы пишем кейсы, а люди сами решают, хотят они писать этим людям или не хотят. То есть мы не запрещаем писать Стрелкову, но сами мы ему не пишем. Или, например, задержанные по "Крокусу". Не особо очевидно, причастны эти люди к совершению теракта или нет. Мы не знаем, учитывая то, что к ним применялись пытки. Мы можем написать про их кейс, но не можем запрещать или, наоборот, призывать людей писать.
– Можете рассказать подробнее про людей, которые пишут письма? Сколько их? В каких они городах?
– Наша группа пока что находится только в Ереване, в Армении и в Тбилиси, в Грузии. У нас получилась такая группа инициатив, которые находятся в разных городах, в разных странах и которые принимают участие в акциях. То есть предлагают какую-то акцию провести солидарности, а остальные просто присоединяются. Мы, например, можем опубликовать у себя в соцсетях какие-то анонсы, готовить афиши, еще что-то. Но каждая инициатива, каждая группа – в Грузии, в Турции, в Израиле, в Италии, в Литве, в Португалии, во Франции – сама решает, кому они хотят писать, в каком количестве, какие письма. То есть мы можем составить общий список, а они отмечают людей, которым им было бы интересно написать и которых они бы хотели поддержать. И тогда мы забираем других людей, которых еще не выбрали, чтобы весь этот список был охвачен.
– А как люди решают, кому они хотят писать? Как они выбирают своих адресатов из списка?
– Конечно, мы на каждый вечер готовим, во-первых, списки с подробными кейсами, стараемся выбрать каких-то по большей части не медийных политрепрессированных. Например, все знают Дмитрия Иванова, а каких-то локальных активистов или людей, которые сейчас находятся в СИЗО или в тюрьме, знают либо люди, которые сами приехали из этого региона, либо которые, например, читают специфические правозащитные паблики.
То есть по большей части вопрос стоит один – кому мало пишут? И уже из этого списка ты просто человеку предлагаешь: "Вот есть такой человек, есть такой из вашего региона. Вы можете его поддержать. Или, например, есть человек, у которого общие увлечения с вами. То есть вам будет гораздо интереснее переписываться".
На самом деле, даже лучше выбрать пару человек и с ними переписываться регулярно, чем писать многим людям. А потом они ждут ответа, а ответ не приходит, потому что человек писал сначала много, а потом просто выгорел.
– Через вас проходит много ответов на письма. Вы публикуете некоторые из них в своем телеграм-канале, и там политзаключенные пишут о самых разных вещах, например, о животных, которые живут в колонии, или о том, что они скучают по какой-то еде. Можете дать какой-то ваш обзор – о чем пишут политзаключенные? Естественно, из того, что вы можете пересказывать.
– Пишут о том, как проходят их судебные дела, как их возят на суды и обратно. Часто описывают свой тюремный быт, если это пропускает цензура, конечно. Любую ругань по поводу политики и каких-нибудь там процессов политических цензура может пропустить, но если написать в письме, что в камере разбитое окно, температура минус 30, дырявые грязные матрасы и протекает раковина постоянно, то, скорее всего, цензура это не пропустит.
Коты есть везде, и, видимо, в отличие от собак, это какое-то разрешенное животное, которое не считается служебным. Поэтому они есть и в СИЗО, и иногда даже между камерами поиграться передают, а в колониях тем более они есть. Виталий Баринов постоянно описывает, какие у них там коты. И Пивоваров большой фанат котов и рассказывает, какие в колонии у него коты и как они их подкармливают, как каждого зовут, что там происходит. У Милушкина есть целое отдельное письмо, где он говорит, что каждому человеку нужно завести по сто котов, потому что они поднимают настрой и делятся жизненной энергией.
– Пишут ли они вам о проблемах со здоровьем?
– Достаточно часто к нам приходят письма, где политзаключенные пишут о каких-то проблемах, которые у них возникают во время их содержания, например, у них какие-то неподобающие условия содержания внутри самой камеры, им не дают в холодное время использовать термобелье, которое им прислали в передачке, соответственно, после этого у них возникают проблемы со здоровьем. Описывают то, что, например, из всех медикаментов, которые доступны и которые предоставляются в СИЗО, – это какой-нибудь аспирин.
Такие письма мы сразу направляем в "ОВД-Инфо" либо стараемся передать это в местную ОНК (общественно-наблюдательную комиссию). Но после того как там поменялся состав, шансы на то, что придет ОНК и как-то разберется с администрацией, просто минимальные. На самом деле, система ФСИН так наказывает людей. Было много кейсов, когда человек просто мучается месяцами от зубной боли, а ему принципиально не предоставляют стоматологическую помощь.
Или недавно была новость о Зареме Мусаевой: повторная медицинская комиссия считает, что у Заремы Мусаевой диабет второго типа, но такой диабет, при котором можно весь срок от звонка до звонка находиться в колонии-поселении. То есть это используется как мера давления, как мера наказания, как пытки, на самом деле. Фактически Российская Федерация не оказывает медицинскую помощь для того, чтобы пытать заключенных.
– А бывает ли такое, что заключенные пытаются в скрытой форме сообщить про какие-то более серьезные нарушения, например про физические пытки? Или они понимают, что эта информация не пройдет цензуру?
– Что удивительно, на самом деле это проходит. Нам пришло одно письмо из Липецка в середине 2023 года, где прямо человек пишет, что как раз из-за того, что плохо оказывается или не оказывается медицинское обслуживание арестованным, там в течение месяца погибло три человека. Мы начали писать тогда жалобы, обратились в местную ОНК, но они никак не отреагировали.
Или заключенные пишут, например, о том, что у них какие-то хронические заболевания, требуются медикаменты, просят сделать какой-то сбор или просто пишут название лекарства, которое им необходимо. Мы стараемся это передать либо в группы поддержки, либо в помогающие организации, либо в правозащитные организации. То есть такое проходит.
Про пытки я на самом деле не читал. А вот про то, что несколько человек погибло из-за того, что не оказывают медицинскую помощь, такое было.
– Скажите, сколько это стоит? Ваша организация собирает какие-то пожертвования на, грубо говоря, конверты, марки и так далее. Можете приблизительно экономику изложить этого процесса?
– В конверте, который мы отправляем в колонию, находятся письма, открытки, плюс мы еще вкладываем пустой конверт, пустой бланк и марки для того, чтобы хватило на обратный ответ. Не факт, что ответят нам, но кому-то это письмо дойдет: родственникам, адвокату. Одно письмо стоит у нас в районе 60 рублей, плюс еще пересылка, печать материала, бланков и прочее. Соответственно, у нас где-то уходит от 200 до 500 евро. Никакие донаты не могут это покрывать. Поэтому по большей части мы оплачиваем все это из своего кармана.
Я посчитал, с января по текущий месяц я где-то заплатил в районе 1600 евро за то, чтобы все это функционировало – пересылка, печать, методички, канцтовары и прочее. Если бы это было ФСИН-письмо, это было бы еще дороже. Потому что электронные письма, они, во первых, не во все колонии подключены, а во-вторых, если писать письмо и оплачивать обратные бланки, то это получается на одного человека где-то в районе 200 рублей, а так выходит 60.
– Вы ранее уже начали говорить о том, как подойти к этой задаче, как писать политзаключенным. Давайте сформулируем какие-то правила. Допустим, у меня есть свободное время и я хочу поддержать кого-то из политзаключенных. С чего начать? Чего опасаться? Есть ли случаи, когда мое письмо может быть использовано для провокаций? Как этого избежать?
– Мы перед каждым вечером писем, во-первых, раздаем методички по поводу цензуры. Да, действительно, она существует. И перед тем, как письмо попадет к адресату, его прочитает цензор. В каждом СИЗО и в каждой колонии есть оперативные отделы. Оперативный отдел занимается тем, что он пресекает преступления, которые совершаются уже внутри системы ФСИН, арестованными или осужденными. Соответственно, цензор, как и оперативный отдел, заинтересован, чтобы в письме было написано что-нибудь такое, чтобы его можно было отнести в оперативный отдел и завести новое дело.
Поэтому мы просим людей не писать чего-то острого про политику, не критиковать каких-нибудь определенных политических деятелей, не использовать ненормативную лексику. Естественно, просим никоим образом не описывать подробно боевые действия, которые сейчас происходят в Украине. Кто какую точку занял, где сколько людей погибло, какие были обстрелы. Скорее всего, это тоже не пропустят.
Если вы пишете в мужскую колонию, никаким образом нельзя затрагивать тему ЛГБТК+. Письмо могут использовать против заключенных, чтобы каким-то образом шантажировать. Никакие шутки, мемы, фанфики – ничего подобного присылать нельзя. Радугу тоже на всякий случай не присылайте.
Все остальное можно, кроме еще каких-нибудь шифровок. Но что цензор посчитает шифровкой – тоже непонятно. То есть, например, математические формулы до Мифтахова не доходили, шахматные партии не доходили. Вильчевский – это политзаключенный из Владивостока, который написал комментарий во "ВКонтакте" в оправдание действий Жлобицкого – в первом письме загадал нам ребус с первой строчкой своей песни. Ребус нам тоже не дошел. Возможно, кто-то посчитал, что это тайное послание.
– Насколько корректно заключенным рассказывать о том, как живут на свободе? Не будет ли человеку в тюрьме неприятно, тяжело читать о жизни за ее пределами?
– Ровно наоборот. Система ФСИН как раз использует то, что человеку не доставляют письма и корреспонденцию, в качестве давления. То есть человек ждет какого-то отклика извне, особенно, когда ему пишут незнакомые люди, что его поддерживают. Часто они даже в письмах указывают, что если сотрудники системы ФСИН видят, что человека якобы обвиняют в каком-то страшном преступлении – терроризме, госизмене – но при этом каждый месяц ему приходят пачки по 20-30 открыток, писем от каких-то незнакомых людей, которые пишут: "Ну ты молодец, ты правильно сделал, мы тебя поддерживаем, не сдавайся", у этих людей возникает вопрос и диссонанс типа: "А что в принципе происходит и за что человек сидит?" И у сокамерников тоже. То есть человек сидит якобы по какой-то страшной статье, а на самом деле к нему постоянно идет этот вал поддержки.
Поддержка нужна всем, в первую очередь людям, которые даже не рассчитывали, что они окажутся в неволе, в отличие, например, от людей, которые совершали какие-то преступления по другим статьям УК. Тут людей просто забирают с улицы за то, что цвет волос неправильный или сережка радужная.
