Отравление Алексея Навального и его возвращение в Россию стали сюжетом документального фильма "Навальный". Работу канадского режиссера Дэниела Роэра (Daniel Roher) впервые покажут на фестивале независимого кино Sundance 25 января. В России будет уже раннее утро – четыре часа по московскому времени. Одним из героев документального фильма стал исполнительный директор и глава правления платформы Bellingcat Христо Грозев.
В интервью Настоящему Времени Христо Грозев рассказал о том, как снимали фильм и что нового можно из него узнать об Алексее Навальном.
– Вы – один из главных героев: не актеров, но героев. Объясните, насколько навязчивыми были люди, которые ходили за Навальным, за вами, говорили ли они, что делать? Или это такое документальное кино, где они просто слились с интерьером?
– Я впервые видел и участвовал в таком документальном кино, поэтому для меня тоже вначале казалось это очень навязчиво. Я думаю, что для Алексея Навального тоже. Даже был случай, когда он крикнул: "Извините, оставьте меня на минутку в покое". Реально они были постоянно с нами: сначала постоянно со мной, потому что собирались снимать совершенно другое кино – про операцию "Вагнергейт". Потом внутри подготовки к этому кино мы реально раскрыли отравителей Алексея Навального и поэтому поехали к нему.
Все это время они снимали, мы забывали об их присутствии, и вообще получилось, мне кажется, я сегодня буду смотреть впервые премьеру вместе со всеми. Но мне кажется, что из этих кусков, которые я смотрел, получается необычное кино, как будто глаз бога смотрит на то, что происходит.
– Навальный же на самом деле человек очень осторожный, я вспоминаю его по работе в России: он, во-первых, всегда был дико занят для того, чтобы какие-то большие формы журналистам разрешать о себе снимать, максимум из таких хороших портретов у фотографа Евгения Фельдмана была серия работ, как он ездил за ним по штабам, когда они открывались. Но на самом деле он реально очень осторожно подпускает к себе других людей. Были ли какие-то проблемы недоверия к оператору и вообще команде?
– По моим наблюдениям, все недоверие пропало после двух дней разговоров о том, какое видение есть у молодого режиссера. Он очень молодой, он рассказал на протяжении нескольких часов, как он видит этот фильм, как считает, что он покажет намного более объективно правду, чем если, например, сама команда Алексея Навального снимала бы это документальное кино. И я думаю, что после двух дней таких разговоров пропало любое сомнение, и Алексей полностью дал доступ к себе.
– То, что сейчас происходит, вы знаете, Олега Навального, возможно, посадят опять в колонию, и соратников Навального включают в списки Росфинмониторинга – тех, кто находится за пределами России, и уже внутри России. Может ли это как-то быть связано с тем, что сегодня будет премьера?
– Вряд ли есть такое совпадение по времени, но надеюсь, что сама премьера поможет привлечь внимание к состоянию прав человека вообще в России и конкретно к ситуации с Алексеем Навальным. Считаю, что коллективный Запад здесь огромный должник, потому что, кроме нескольких критических намеков и обвинений, которые чисто теоретические, никаких больших последствий от этого не было. Да, одно дело, когда идет речь об аресте человека, который будет, условно, полтора года сидеть в тюрьме после того, как государство пыталось его отравить. Да, это очень несправедливо и грязно. Но совсем другое дело будет, если этого человека посадят на десятилетний срок. И я надеюсь, что этот фильм, который сегодня выйдет, сделает невозможным коллективному Западу молчать и что будет огромная шумиха после этого фильма.
– Вы много раз приходили и к нам в эфиры, и к другим нашим коллегам из России: "Дождь", "Новая газета", кто угодно. Мы видели кино Алексея Навального о том, как он позвонил своим убийцам, и вообще много интервью давали его соратники. Человек, который посмотрел все эти материалы, слушал ваши интервью, может узнать что-то новое? Или это кино скорее обращено к западному зрителю, который меньше в контексте, чем люди из России?
– Сначала сразу могу сказать, что да, общее впечатление, что фильм направлен более на западную аудиторию, которая не так пристально смотрела. И это очень важно по тем же самым причинам, о которых я сказал: Запад – это тот, который может реально что-то сделать сейчас и помочь реально народу России.
С другой стороны, даже для меня, который практически все читал и знал, и участвовал, сам фильм дает мне очень много нового о самом Алексее Навальном, потому что он рассказывает.
Фильм состоит из двух частей, то есть они чередуются. То, что называется fly-on-the-wall, документалистика, как все происходит на протяжении этих месяцев после отравления.
А с другой стороны, это куски интервью с Алексеем Навальным, и это интервью очень интересное, потому что вопросы задает этот молодой канадский режиссер, который в принципе интересуется политикой, он читает новости, но он не погружен в российские реалии, не погружен в европейские дела. Поэтому его вопросы – как вопросы младенца, он задает очень наивные вопросы, которые иногда очень жесткие из-за того, что он такой молодой и не погружен. И эта часть очень интересна, потому что открывает часть характера Алексея, которая раньше не была видна.
Лично с моей точки зрения, очень важно и ново будет в этом фильме, что показывается совершенно прозрачно процесс расследования. Я думаю, что это устранит любые сомнения, что это был какой-то слив западных спецслужб: все от начала до конца видно, как происходило. Поэтому я думаю, что будет интересно и для погруженной аудитории тоже.
– Расскажите, раз уж фильм скоро все увидят, чего мы не знали о Навальном? С какой новой стороны мы его узнаем или вы его узнали?
– Мы не знали, насколько он свободно говорит о своих ошибках, о том, как он готов вообще до конца спорить даже по тем темам, по которым обычным политикам хочется не говорить и молчать, и забывать свои ошибки. Полная прозрачность.
Для меня лично это был все-таки очень гибкий ум, скорость мышления и готовность верить людям. Это то, что как-то не видно в его публичном имидже из-за его отношения к журналистам. Кстати, в этом фильме есть вопрос, почему у него такое отношение к журналистам. Он ответит на это, не буду раньше фильма отвечать вместо него. Но именно в противоречии с публичным имиджем, что он как-то не доверяет людям, мне показалось, что, наоборот, он готов всегда дать то, что называется benefit of the doubt, то есть начинать с доверия, а не с недоверия.
