Несмотря на пандемию коронавируса, Венецианский кинофестиваль в этом году открылся офлайн. Он станет первым смотром класса "А", который пройдет в настоящих кинотеатрах и с красной ковровой дорожкой.
В основной конкурс вошли 18 кинофильмов, среди которых "Среди рассыпанных смертей" Хилала Байдарова. Картина рассказывает об одном дне из жизни Давуда – молодого человека, попавшего в неприятности и отправившегося в бега на небольшом мопеде. В дороге ему встречаются незнакомцы, которые по странному стечению обстоятельств умирают у него на глазах.
Байдаров стал первым азербайджанским режиссером, который поборется за "Золотого льва", главный приз фестиваля.
Мы поговорили с Хилалом о фильмах, которые его вдохновляют, азербайджанском кинематографе и культурных традициях.
— Хилал, вы известный и успешный режиссер-документалист. Почему вы решили попробовать себя в художественном кино?
— На самом деле, я никогда не считал себя режиссером-документалистом. И не считаю себя режиссером художественного кино. Я не считаю себя режиссером или кинематографистом вообще. Мне просто нравится играть с камерой. Я просто делаю фильмы.
У меня никогда не было цели снять "хороший фильм" или "художественный фильм". Я всегда представляю, что кино еще не изобрели, и просто работаю с камерой, чтобы лучше чувствовать жизнь. Это все, что я знаю. Все эти слова "документальный фильм", "художественный", "драма", "триллер" или что-то еще придуманы другими людьми. Я никогда в них не верил. Кино нельзя разделить на категории, потому что оно о человеческой природе, жизни. Вы никогда не сможете категоризировать жизнь. Если вы попытаетесь, знайте, что у вас ничего не получится.
— Какие были самые большие трудности во время съемок? И насколько сложно в Азербайджане вообще снимать независимое кино?
— Все наши фильмы малобюджетные, и я к этому привык. Трудностей много, но мне это нравится, я люблю трудности. В хорошем состоянии я снимать не могу. Я даже иногда думаю, вот будут у нас деньги... Что мы будем с ними делать? Я обсуждал это со своими друзьями, и мы решили, что именно страдание ведет нас к красоте. Я не хочу хорошего состояния. Нет, никогда…
— Азербайджан имеет богатую кинематографическую историю. Как бы вы охарактеризовали индустрию в стране в целом?
— Какой бы богатой ни была кинематографическая история, индустрия практически во всех странах одинакова. Люди везде одинаковые. Им нравятся развлечения.
— Как вы отреагировали, когда узнали, что ваш фильм выбран в основной конкурс Венецианского кинофестиваля? Что было первым, что вы сделали?
— Было 3:30 утра или что-то в этом роде. Я разбудил маму и рассказал ей новости. Она обнимала меня и много плакала. Я сразу подумал, что же мы наденем на красную дорожку. Ни у кого из моих друзей нет такой одежды.
— Вы изучали кинематограф у Белы Тарра, кинокритики сравнивают ваши предыдущие фильмы с картинами Андрея Тарковского. Какие режиссеры оказали на вас наибольшее влияние? И какие фильмы?
— Не думаю, что можно кого-то научить кинематографии. Вы должны искать в своей голове, своем сердце, чтобы что-то найти. Я не очень хорошо помню мою учебу в film.factory в Сараево. Помню только город Мостар. Мне пришлось поехать туда на шахматный турнир, чтобы заработать немного денег на жизнь.
Андрей Тарковский – величайший человек в истории кино. Для меня он великий художник ХХ века, который останется в истории навсегда. А "Сталкер" – самый лучший фильм. В его картинах очень сильны не только образы, но и слова. Сейчас я люблю литературу даже больше, чем кино, но до "Сталкера" я никогда не думал, что слова обладают такой силой. Если бы не было Тарковского, кино для меня не было бы искусством и никто бы меня не убедил в обратном. Никто. "Причастие" Бергмана, "Карманник" Брессона, "Камень" Сокурова, "Крупный план" Киаростами, конечно, тоже навсегда в моей памяти.
— В вашем фильме "Среди рассыпанных смертей" и предыдущих работах вы часто рассказываете об отношениях сына и матери? Почему вы снова и снова возвращаетесь к этой теме?
— Все мои фильмы – это фильмы о матери и сыне, это правда. Моя мама – мой лучший друг, и я всем ей обязан. Я не представляю себя без нее. Я молился, чтобы мы умерли в тот же день. Без нее я не хочу снимать кино.
— В фильме "Среди рассыпанных смертей" есть сцена с обнаженной женщиной. Как культурные традиции влияют на вашу работу и ограничивают ли?
— Честно говоря, никогда не думал об этом. Мы всегда снимали то, что хотим. И я думаю, что смелость заключается не в том, чтобы противоречить культурным традициям или создать фильм с кучей политических заявлений. А в том, чтобы глубоко проникнуть в человеческую природу, в темные, скрытые уголки нашей жизни, полные неопределенности и безнадежности.
Это очень легко написать 1000 страниц о политике или снять 1000 часов фильма с большим количеством политических заявлений, но почти невозможно составить всего одно предложение о том, кто вы есть. На самом деле невозможно. Настоящие киношники, которые любят смотреть фильмы в тишине в темных комнатах, меня легко поймут.
— Ваш фильм очень поэтичный, интеллектуальный и в то же время поднимает социальные проблемы. С какой мыслью вы бы хотели, чтобы зрители ушли из кино?
— Чувствуйте, чувствуйте, чувствуйте. Сюжет ничего не значит. Просто позвольте себе погрузиться в образы и найти свои настоящие корни за пределами экрана.
