Около 200 заключенных из колонии №13, расположенной в Энгельсе Саратовской области, написали заявления в правоохранительные органы после визита в колонию общественной наблюдательной комиссии (ОНК).
"Всего написано 195 заявлений. 185 из них касаются насилия. В трех заявлениях из 185 речь идет о насилии в ОТБ-1, в 182 – о насилии в ИК-13", – рассказал "Интерфаксу" глава саратовской ОНК Денис Соболев.
ОТБ-1 – областная туберкулезная больница Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН). О жестоких пытках и сексуальном насилии в этом учреждении стало известно в сентябре 2021 года после публикации проекта Gulagu.net. Записи правозащитникам передал бывший заключенный Сергей Савельев, которого вскоре объявили в розыск. Несколько уголовных дел было возбуждено и по фактам насилия.
Между тем впервые с 2010 года в России выросло количество сотрудников правоохранительных ведомств, осужденных за пытки. Об этом сообщил глава правозащитной группы "Агора" Павел Чиков со ссылкой на статистику судебного департамента при Верховном суде РФ за шесть месяцев 2021 года.
Федяров: "Даже эти два терабайта – это всего лишь капля в море."
Давно ли пытки вошли в практику российской пенитенциарной системы – об этом мы поговорили с юристом, автором книги "Человек сидящий" (2018) Алексеем Федяровым.
– Свидетельств о пытках не становится больше, свидетельств всегда было много, – отметил юрист. – Последние 5-10 лет их стабильно много. Я не смотрел статистику, которую выкладывал Павел [Чиков], но я с большим доверием отношусь к анализу, который производит группа "Агора". Они очень тщательно всегда подходят к статистическим данным.
Думаю, что есть под этим какое-то зерно. Зерно, думаю, в том, что под давлением правозащитников больше дел стало доходить до суда. Но если в целом говорить о свидетельствах, о сообщениях о преступлениях, их очень и очень много всегда.
– А после публикации очередных свидетельств о пытках что происходит: проверки, следствие?
– Вы знаете, из числа обратившихся в правоохранительные органы похвастаться возбуждением уголовных дел, я думаю, может один человек из сотни, потому что такие дела просто замыливаются. Еще огромное количество людей просто не могут дойти до органов, не могут ни дозвониться, ни отправить сообщение о преступлении.
– Или не хотят, потому что боятся?
– Хотят, но боятся.
– Как еще, помимо насилия, создают невыносимые условия для российских заключенных?
Сон в колонии – это одно из самых злостных нарушений
– Самые невыносимые условия в российской зоне – это жить по правилам внутреннего распорядка зоны. Это невыносимо как для сотрудников, так и для заключенных. Правила внутреннего распорядка и куча вытекающих [из них] приказов и распоряжений – это океанического размера конгломерат, которому невозможно следовать ни с той, ни с другой стороны. Чтобы замучить зека до состояния овоща, нужно просто заставить его жить по правилам внутреннего распорядка.
– А в чем заключаются эти правила внутреннего распорядка?
– Если их трактовать буквально, то с сотрудником ты должен здороваться столько раз, сколько ты его видишь. Я сам наблюдал сцены, когда, скажем, приводят заключенного к дежурной части, ставят его около стены, и сотрудник просто выходит из двери дежурной части, заходит в кабинет напротив – зашел-вышел, зашел-вышел. А осужденный стоит и говорит: "Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте". Сотрудник ему говорит: "Ну че ты со мной здороваешься постоянно?" Проходит в следующий раз, осужденный молчит – опа, акт!
Ты должен быть застегнут на все пуговицы в робе в любую жару. Тоже были абсолютно реальные случаи, когда осужденные работают по ремонту барака на кровле, жара под 40 градусов, уральская летняя жара очень сложная. Один сотрудник разрешает осужденным снять верхнюю часть робы, другой сотрудник подходит, составляет акты на всех. Нельзя присесть на кровать, на шконку, нельзя закрыть глаза на несколько секунд, потому что это будет трактоваться как сон. Сон – это одно из самых злостных нарушений. Сон должен быть с 10 вечера до 6 утра, в штрафном изоляторе (ШИЗО) – до 5 утра. Если человек пришел со смены, отработал 14-15 часов и присел перед телевизором в ожидании отбоя, закрыл глаза и чуть прикорнул – акт, это ШИЗО сразу.
Этот маразм просто везде. Скажем, в некоторых зонах разрешены на общем режиме электрические плитки, но готовить на них нельзя, сковородки или кастрюли запрещены. То есть плитка стоит, но готовить на ней нельзя. Там просто маразматические истории. График работы холодильника я у себя в книге описывал. Представляете, у тебя холодильник, есть приказ: на каждый электрический прибор должны быть графики работы. Вот попробуйте составьте график работы холодильника, со скольки до скольки в день он должен работать? Там огромный лонгрид со списком бреда.
– Сейчас продолжаются публикации видео, на которых осужденных в прямом смысле насилуют. Этично ли показывать лица людей на этих видео?
– Я бы, конечно, лица ретушировал. Это не то что неэтично, это ставит под угрозу жизнь этих людей.
– Спасибо, что вы это сказали. У себя в фейсбуке вы выступили за публикацию таких видео.
– За публикацию, но с максимальным сохранением анонимности потерпевших. Да, нужно о них заботиться, нужно создавать им условия, чтобы они выжили после всего этого. Но личности их надо анонимизировать в любом случае, потому что их жизни сейчас подвергаются опасности.
– А зачем их публиковать?
– А чтобы такие, как вы, знали, что там происходит. Потому что именно журналисты любят картинку. Я же говорю о том, что свидетельств всегда было много.
– Вы говорите, что мы любим картинку, но при этом мы показываем лишь скриншоты из уважения к нашим зрителям.
– Да-да, именно так. Я имею в виду картинку не как лицо человека, а вообще все сейчас любят видео. Свидетельства как были, так и есть. Просто сейчас огромное количество возможностей заснять это. Не было раньше видеорегистраторов у сотрудников в зонах, не было мобильных телефонов в таком количестве в зонах, чтобы "козлы" (заключенные, сотрудничающие с администрацией – НВ) снимали пытки. Сейчас этого полно, поэтому видео и выходят.
Почему видео выходят? Потому что оно есть, а 15-20 лет назад его не было. А количество обращений осталось тем же примерно, может быть, чуть выросло, может, чуть снижается иногда.
– То есть видео глобально не помогает добиться наказания для начальства и сотрудников колонии?
– Видео всегда помогает. Но есть и обратная сторона: сейчас в Следственном комитете абсолютно нормально услышать от какого-то следователя: "Ребята, а вот смотрите, в Ярославле смогли же видео достать, вы тоже нам видео дайте". Именно такими словами следователи говорят, понимаете? И попробуйте поставить себя на место матери осужденного или самого осужденного. Попробуйте дозвонитесь до журналиста любого. Журналист скажет: "Братан, все классно, только видео нет, понимаешь?"
– И что в таком случае заключенным делать?
– Что им делать? Жить. А что они делают сейчас – выживают. И так они и будут выживать. Какие-то частные видео выходят. Вы понимаете, даже то, что сделал Владимир Осечкин (создатель Gulagu.net – НВ) и сейчас публикует порционно, я очень хочу, чтобы он и дальше продолжал публиковать. Это очень здорово, что он это делает. Но даже эти два терабайта – это всего лишь капля в море.
