Государственное бюро расследований Украины (ГБР) признало, что в первые дни войны уничтожило секретные и тайные материалы некоторых уголовных дел. Каких именно, говорить отказываются. Кроме этого, ГБР возбудило уголовное дело из-за якобы информационной атаки на них.
Настоящее Время рассказывало, как представители ГБР в период с 24 февраля по 26 февраля 2022 года уничтожали тайные материалы резонансных уголовных дел. Среди которых, например, дело о Харьковских соглашениях. Их в 2010 году подписали тогда действующие президенты Украины и России Янукович и Медведев. Согласно договоренностям, продлили сроки пребывания российского Черноморского флота в украинском Крыму, что позволило проще захватить полуостров в 2014-м. Или, например, материалы так называемого угольного дела ближайшего сторонника Путина в Украине Виктора Медведчука. Его обвиняют в организации покупки угля за наличные в "ДНР" и "ЛНР". И еще дело о причастности бывшего главы СБУ к массовым расстрелам протестующих на Майдане в 2014 году.
Сразу после расследования ГБР выпустило пресс-релиз, в котором утверждало, что все это неправда и манипуляции.
"Вчера, 7 июля, некоторые СМИ распространили инсайды про якобы уничтожение ДБР в начале полномасштабного вторжения России в Украину материалов ряда резонансных уголовных производств. Среди них дела о подписании "Харьковских соглашений", разгоне Майдана, "угольного дела" и других. Эти обвинения не соответствуют действительности и носят откровенно манипулятивный характер. Государственное бюро расследований сообщает, что ни одно из указанных дел не уничтожено. Все материалы сохранены, а производства расследуются в соответствии с ранее утвержденными планами и будут переданы в суд в установленные сроки", – заявила тогда спикер ГБР Ольга Чиканова.
Однако в тот же день Генеральная прокуратура Украины ответила на запрос НВ и подтвердила: секретные материалы, действительно, уничтожены и сейчас их пытаются восстановить. И вот сегодня новость: Госбюро расследований возбудило уголовное дело. Часть вторая статьи 343-й. "Вмешательство в деятельность сотрудника правоохранительного органа". Максимальное наказание по этой статье – ограничение воли на срок до четырех лет. Ограничение – это не лишение свободы. Получивший такой приговор может жить в каком-нибудь поселке и ходить на работу на завод, но за территорию поселка уже нельзя. Дело пока возбуждено по факту. То есть подозреваемых нет. Но в этом сообщении о возбуждении уголовного дела Госбюро расследований подтвердило факт того, что секретные и тайные материалы были уничтожены:
"В начале горячей фазы войны России против Украины Государственное бюро расследований, как и другие правоохранительные органы, уничтожило только те отдельные носители секретной информации, в отношении которых были соответствующие законодательные требования", – говорится в документе.
Настоящее Время попросило у нескольких юристов прокомментировать ситуацию и ответить, не является ли данное дело давлением на журналистов и кого в рамках этого уголовного дела ГБР ищет.
"Конечно, охлаждающий эффект для их работы может быть. Журналисты начинают думать, вызовут ли их на допрос или не вызовут Если вызовут, то в каком статусе. Вероятно, как я и подозревал, дело касается именно тех сообщений из офиса Генпрокурора и, очевидно, именно сообщений какого-то человека, который работает в офисе генпрокурора и распространил данную информацию", – считает юрист "Института массовой информации" Роман Головенко.
"Если вчитываться в текст, то можно предположить, что смысл его направлен на то, чтобы, возможно, запугать или ограничить журналистов в их законной деятельности. Но он настолько безграмотен с точки зрения юридической, что я как юрист не имею права его рассматривать как угрозу. Скорее это попытка создание позитивного пиара в ситуации, когда есть вопросы к их действиям в контексте возможного уничтожения материалов уголовных производств", – предполагает адвокат Виталий Титыч.
Сегодня после возбуждения дела советник по коммуникациям ГБР Татьяна Сапьян дала интервью Настоящему Времени. Вот что она рассказала.
— Дело не касается журналистов. Это коснется тех, кто организовывает дискредитирующую информационную кампанию. В ГБР есть предположения, кто может быть причастным к организации такой грязной информационной кампании о работе Государственного бюро расследований с начала войны и других правоохранительных органов. И бюро считает, что такие действия могут иметь признаки уголовного правонарушения.
— Что вы называете дискредитацией? Какой факт? Факт выхода журналистских расследований?
— Мы считаем, что дискредитируют работу правоохранительной структуры сомнения. Сомнения в том, что структура действовала в рамках закона и придерживалась внутренних инструкций, которые предусмотрены во время чрезвычайного положения, и в том, что такая информация появляется при помощи средств массовой информации. Знаем, как они работают. Поэтому, я еще раз подчеркиваю, что благодарна вам за то, что пригласили, и мы разбираемся с вами. И держим баланс в том, что не одна сторона публикует информацию. А есть возможность услышать и точку зрения Государственного бюро расследований.
— Спасибо вам, что согласились выйти. Я на всякий случай напомню, что с первого дня приглашала Госбюро расследований в наши эфиры и писала информационные запросы. О сомнении. То есть самим фактом дискредитации вы называете сомнения, которые появляются. Давайте об этом. Седьмого июля выпустили расследование, в котором рассказываем, как Госбюро расследований по распоряжению руководства уничтожает секретные материалы и НСРД (негласные следственные разыскные действия, к которым относят прослушку, скрытую съемку, информацию из разных информационных систем) по ряду уголовных производств, около 140, среди них и довольно резонансные и важные для страны. На следующее утро в своем пресс-релизе вы пишите, что "такие обвинения не соответствуют действительности и носят откровенно манипулятивный характер".
А в пятом абзаце сегодняшнего пресс-релиза сообщаете, что "Государственное бюро расследований уничтожило отдельные материальные носители секретной информации". Что изменилось за пять дней? Почему вы тогда не подтверждали уничтожение секретных материалов, а сегодня подтверждаете? Что и порождает те самые сомнения, о которых мы говорим.
— Да, поэтому я и в эфире вместе с вами, чтобы это непонимание, которое, возможно, появляется между строк, или разночтения, чтобы мы вместе с вами это проговорили. Вы точно подметили, что, действительно, хотелось бы уточнений. Поэтому я повторюсь, что ранее Государственное бюро расследований сообщало, что ни одно из уголовных производств не уничтожено. Они все есть. И продолжаются расследования. Это соответствует действительности
— А я с этим не спорила. Я не утверждала, что уничтожены уголовные дела. Я говорила о секретных материалах и НСРД.
— На сегодня, Ирина, да, действительно, мы уточнили, что отдельные документы были утилизированы в условиях военного положения, активных боевых действий и ракетного терроризма Российской Федерации. Но они сейчас восстановлены. И мы объясняем, что ГБР действовало в рамках законных инструкций на случай чрезвычайных ситуаций. Уровень риска попадания документов к врагу был значительно выше, чем последствия от их утилизации. Все прекрасно понимают, что это палка о двух концах. Уничтожение и неуничтожение. Отрицательные последствия не исключены были в обоих случаях. Из двух зол, как мы понимаем, выбирают меньшее. Мы говорим про законность и говорим о последствиях. Я уже объяснила, что действовали в рамках законных норм. Как это навредило уголовным производствам? Никоим образом. Расследования продолжаются.
— Уточнение. По тем уголовным делам, которые я называла. Это "Харьковские соглашения", "угольное дело", дело о причастности главы СБУ Якименко к разгону Майдана, дела, в которых фигурирует Петр Порошенко. По этим делам были ли уничтожены тайные или секретные материалы или НСРД?
— Я, к сожалению, могу говорить только в общем. Потому что, как бы там ни было, я понимаю, что мы демократическая и свободная страна, в которой не должно быть тайн. Но мы живем в непростое время. И я, с вашего позволения, ограничусь. Мы подтверждаем, что действительно отдельные документы были утилизированы. Но конкретно по уголовным производствам я, к сожалению, сейчас вам сказать не смогу.
— Почему они уничтожались уже в Хмельницком? На западе страны. Почему не вывозились дальше во Львов, если чувствовали, что там будет угроза?
— Если мы говорим про уровень опасности и вспомним с вами 24 февраля, 5 утра, мы понимаем, что в тот момент никто точно не мог сказать, где безопасное, а где опасное место. То есть грубо говоря, и в Хмельницком, по данным, которые, скорее всего, имели сотрудники Государственного бюро расследований, они видели риск. И так как ситуация была очень непредсказуемой и очень опасной, и было принято такое решение.
— Я знаю, что внутри вашего органа проводилась проверка на законность уничтожения этих материалов. Что она показала?
— На сегодняшний день я могу вам сказать, что служебное расследование сейчас продолжается. В Управлении внутреннего контроля ведомства возникла логичная потребность проверить, всё ли было согласно инструкции и согласно норм закона. Дальше я озвучивать не могу. Насколько мне известно, существенных нарушений пока не обнаружено. Но я бы назвала это таким двойным ударом. С одной стороны, проверяет Управление внутреннего контроля, насколько принятое решение было законным и соответствовало ситуации. А с другой стороны, благодарим и общество, и журналистов, что вы тоже держите нас в тонусе.
— Вы говорите о том, что кто-то организовывает вот эту дискредитацию. А кто?
— Так как досудебное расследование продолжается, сотрудникам ГБР известны некоторые факты и личности, которые могут быть и субъектами Государственного бюро расследований. То есть мы с вами понимаем, что ГБР имеет определенную подследственность. И возможно, возникнет логичный вопрос, против кого, грубо говоря, тут открыто уголовное производство по факту. Но хочу заверить общество, что эти возможные подозреваемые могут вполне оказаться в подследственности Государственного бюро расследований. Ирина, вы понимаете, что я не могу называть ни фамилий, ни должностей, ни даже статуса.
— Этой фразой вы намекаете на то, что это люди из других правоохранительных органов?
— Я бы так не сказала. Дело в том…
— Или высокие чиновники?
— Да, давайте ограничимся с вами таким образом. Люди при должностях, которые входят в подследственность Государственного бюро расследований.
— И они мне передали эти документы и другим журналистам?
— Это мне неизвестно.
— Я просто пытаюсь логику понять. Есть некие люди, которые решили устроить информационную атаку на Госбюро расследований и стали передавать документы о совершении, по их мнению, преступления вами, вы начали это отрицать, сейчас подтверждаете, что факт такой был...
— Подождите, Ирина. Я хотела бы… Здесь очень важно. Да, мы подтверждаем, что часть документов была вынужденно утилизирована. Но это было сделано в рамках инструкций и закона. В чрезвычайной ситуации. В условиях войны. И сейчас мы даем вам факты, что они не только никуда не делись эти уголовные производства. Но и даже та часть документов, которая была вынужденно утеряна, она сейчас восстановлена.
— В этом уголовном производстве журналисты в качестве кого?
— По поводу этого уголовного производства, поскольку мы лишь сегодня объявили про то, что оно открыто, пока я вам никого и ничего не могу больше дополнительно сказать. Пока что. Но журналисты не обвиняются.
— А меня и других журналистов будут вызывать на допросы с просьбой раскрыть источники информации?
— При необходимости, если при проведении этого досудебного расследования следователи посчитают, что вы или другие журналисты смогут помочь как-то расследованию этого уголовного производства, я не исключаю, что это может произойти.
— Разговаривала сегодня со многими украинскими юристами, прокурорами, и они мне объяснили, что в рамках этого производства могу быть допрошена в качестве свидетеля, например, и меня будут просить открыть источники, или мои телефоны могут быть поставлены на прослушку (заведено то самое НСРД). И так далее. И они это расценивают как попытку давления на журналистов и свободу слова. А вы как в прошлом тоже журналист разделяете такую точку зрения?
— Я понимаю, что в нашей ситуации нужно уже дуть и на холодную воду. Но смотрите, я перед вами, я в прямом эфире. И в рамках своих полномочий я гарантирую, что ответы на все вопросы, которые касаются лично вас, беспокоят вас, беспокоят общество, я готова давать на них адекватные и правдивые ответы. Пока что давайте не будем забегать вперед. И не будем драматизировать ситуацию.
Накануне в эфире украинской службы Радио Свобода в интервью Власте Лазур секретарь Совета Нацбезопасности и обороны Украины Алексей Данилов заявил:
— С теми людьми, которые уничтожали эти документы, нужно будет разбираться. Почему они это делали, кто им давал указание таким образом поступать, где было уничтожение. Одно дело, если это было уничтожение на территории города Киева, когда, действительно, было горячо, 24-го, 25-го. Пять-семь-десять дней было очень горячо. Другое дело, если это происходило за границами города Киева, если происходило в других городах, тогда нужно разбираться, кто давал указание и на основании чего все это происходило. Еще раз подчеркну: одно дело, если это был город Киев, другое дело, если это происходило в Хмельницком или во Львове. На территории Хмельницкой области на тот момент не было никакой опасности для того, чтоб это делали на территории Хмельницкой области. Кто давал указание это делать? Не мог же человек самостоятельно себе придумать, что нужно.
— По данным журналистов, указание дал лично Алексей Сухачев, глава ГБР.
— Тогда Алексей Сухачев лично за все это будет отвечать.
