В понедельник, 10 января, лидеры стран Организации договора о коллективной безопасности (ОДКБ) провели онлайн-саммит по ситуации в Казахстане: там больше недели продолжались протесты, которые в Алматы обернулись беспорядками и мародерством. Президент Казахстана Токаев на саммите назвал события в стране "попыткой государственного переворота" и подчеркнул, что "под ширмой стихийных протестов развернулась волна беспорядков": "как по единой команде проявились религиозные радикалы, криминальные элементы, отъявленные бандиты, мародеры и мелкие хулиганы", а затем и "вооруженные боевики, которые ждали своего часа". Президент РФ Владимир Путин в свою очередь заявил, что в Казахстане якобы использовались "майданные технологии" и "боевики, прошедшие подготовку в лагерях террористов за рубежом".
После начала протестов Токаев обратился за помощью к ОДКБ и попросил Россию, Беларусь и другие страны договора прислать войска. Сейчас в Казахстане находятся подразделения из всех стран ОДКБ: в основном они охраняют государственные здания и важные инфраструктурные объекты, например Байконур.
Надолго ли войска из РФ и других стран ОДКБ останутся в Казахстане? Как они воспринимаются жителями Казахстана и чем Токаев в будущем сможет отблагодарить Россию за подобную "помощь"? Настоящее Время поговорило об этом с российским политологом Константином Калачевым и экспертом по безопасности Центральной Азии Рустамом Бурнашевым.
Калачев считает, что протесты и беспорядки в Казахстане оказались чрезвычайно выгодны Кремлю и лично Путину. Они дали России возможность вернуться в Казахстан и укрепить там свое влияние, которое сходило на нет в последние годы. Причем не только в политике, но и в экономике.
– Господин Калачев, президент Путин заявил, что войска ОДКБ направлены в Казахстан на "ограниченный" период времени. А вот ранее командующий силами ОДКБ в Казахстане Андрей Сердюков заявил, что российский контингент останется там столько, сколько понадобится. Как вы думаете, сколько там пробудут российские союзные войска?
– Я думаю, что как можно меньше.
Сердюков сказал правильную вещь, потому что нужно продемонстрировать решимость оказывать помощь Казахстану до конца, до той ситуации, когда угроза уже будет исчерпана и закончена. Что касается Путина, он прекрасно понимает, что не дай бог казахи будут воспринимать войска ОДКБ как оккупантов. И не дай бог это осложнит ситуацию с русскими в Казахстане.
Собственно говоря, войска ОДКБ и российские войска, которые туда направлены, должны сделать ровно то, что даст возможность Токаеву чувствовать себя уверенно. Ровно то, что даст возможность говорить о том, что мы смогли справиться с террористической угрозой, опасностью, которая нависла над Казахстаном. Но ни в коем случае они не должны бороться с местным населением.
– Скажите, пожалуйста, изменились ли интересы России в Казахстане с наступлением этого кризиса?
– Интересы России в Казахстане, конечно, не изменились. Но вопрос состоит в том, чем Токаев расплатится за помощь, потому что поддержка Токаева – это поддержка политическая.
Токаев получил поддержку Путина в противостоянии с некими кланами. И я думаю, что эта поддержка повлияла на ситуацию и в отношениях Токаева и казахстанских силовиков.
С другой стороны, Россия в лице Сечина и других, конечно, хотела бы расширить свое присутствие на нефтяных и газовых месторождениях Казахстана, где сейчас работают в основном американцы и европейцы. Россия сейчас в лице "Лукойла" и "Роснефти" занимает там вторые и третьи позиции. Но я полагаю, что Токаев – человек благодарный, и думаю, что он поможет российским компаниям усилить свое присутствие на рынках Казахстана, в том числе и в области добычи углеводородов.
Все остальное что касается политики: я думаю, что и Россия, и Казахстан сейчас заинтересованы в одном: в том, чтобы показать, что это была террористическая атака, которая имела внутренние и внешние корни. Им нужно показать, что Россия борется с терроризмом, но не восстанавливает СССР.
– Как вы думаете, есть или, возможно, готовится в Кремле какая-то обновленная стратегия на кратко- и среднесрочную перспективу в отношении Казахстана? Как в Кремле видят ближайшие отношения со своим южным соседом?
– Я думаю, что в Кремле очень довольны ситуацией, которая сложилась, потому что нынешняя ситуация позволила Кремлю вернуться в Казахстан. Казахстан до последнего времени был многовекторным, Казахстан активно продвигал английский язык в качестве третьего языка. В Казахстане перешли с кириллицы на латиницу. И, собственно говоря, Казахстан уже казался "отрезанным ломтем", и, в общем, казалось, что еще немножко, лет 10-20 – и Россия его окончательно потеряла.
Но все вернулось. Сейчас Кремль должен строить отношения с Казахстаном, но не на основе полицейской силы, а на основе "мягкой силы". Это и расширение экономического присутствия, и усиление гуманитарного влияния, и, я думаю, попытки работы с молодежью в том или ином виде. И, самое главное, работа с элитами, привязка элит Казахстана к России, которая сейчас уже началась: это в том числе обращение к ОДКБ Токаева.
Попытка Казахстана "отвязаться" от России (а я думаю, что многие в Казахстане хотели как раз именно "отвязаться" от России) сейчас будет проблематичной по одной простой причине: потому что для Токаева источник легитимности уже не народ Казахстана, а Владимир Владимирович Путин.
– И последний вопрос вам задам: все-таки мы же понимаем, что движущая сила ОДКБ – это, безусловно, Россия. Как вы считаете, как на Западе оценивают отправку российских войск в Казахстан? И, возможно, какой посыл идет из Кремля?
– На Западе, понятно, переживают по поводу того, что Россия там останется всерьез и надолго. Но самое главное, давайте будем честными и откровенными, все-таки большая часть углеводородов Казахстана сейчас находится под контролем западных компаний: американских, британских, голландских. И возникает серьезный вопрос: экономические интересы Запада сохранятся или пострадают, как Путин будет использовать этот ресурс?
С моей точки зрения, Путин как раз не заинтересован в том, чтобы "Лукойл" и "Роснефть" сейчас заняли позиции Shell или кого-то еще (в Казахстане есть британские, голландские и американские компании). Но хочет использовать это в качестве ресурса, если он на самом деле хочет договориться с Западом о деэскалации.
Сейчас ему как раз можно показать: "Вы знаете, все, что вы о нас говорите, все, что вы о нас думаете, – это не так". Например, можно показать, что российские миротворцы готовы охранять британские и американские предприятия ради того, чтобы западные страны продолжали получать прибыль, но при этом рассчитывать на взаимность. А вот если не будет взаимности, если Запад по-прежнему будет против России использовать инструмент санкций – тогда он может пригрозить, что "мы в Казахстане наступим на ваши интересы".
Рустам Бурнашев, со своей стороны, также полагает, что российские войска не будут присутствовать в Казахстане на постоянной основе: это создает много проблем, в том числе идеологических.
– Саммит ОДКБ, который прошел 10 января, для вас прояснил ситуацию? Скажите, как долго будут находиться войска ОДКБ в Казахстане?
– По срокам дата не называлась. Но, я думаю, что та установка, что подразделения сил ОДКБ будут находиться в Казахстане до тех пор, пока Казахстан изъявит желание, чтобы они здесь присутствовали, эта установка сохраняется, и, в общем-то, была подтверждена на саммите.
– Некоторые российские политологи говорят, что Россия пришла в Казахстан всерьез и надолго. Вы разделяете эту позицию?
– Если речь идет о военном присутствии именно в виде боевых частей, я думаю, что нет, я думаю, что Россия не заинтересована содержать здесь боевые части. Мои беседы с людьми, которые в России близки к уровню выработки решений, к каким-то консультативным позициям, показывают, что Россия (во всяком случае на этом уровне) сложно сказать, что была недовольна присутствием российских войск в Казахстане. Но она выразила очень большую озабоченность. Это создает очень много идеологических проблем для России и для сотрудничества в рамках тех организаций, где Россия является, так или иначе, лидирующим государством.
– Риторика лидеров стран ОДКБ на саммите была очень схожей: нужно бороться с террористами. Только власти Казахстана не говорят, что это за "террористы". У вас есть версия, о ком говорил Токаев?
– Вы совершенно правильно обратили внимание, что наши лидеры государств-членов ОДКБ вернулись к риторике, которая активно использовалась в конце 90-х – начале 2000-х годов. Тогда в качестве универсальной объяснительной причины для ряда таких действий, связанных с ограничением тех или иных свобод, введением тех или иных мероприятий, объяснительным фактором выступал "терроризм" или "международный терроризм". У нас всегда терроризм выступал как нечто обезличенное, как нечто абстрактное. И, в общем-то, к такой риторике у нас лидеры вернулись и сейчас.
– Токаев в разговоре с главой Евросовета сказал, что в протестах, беспорядках в Казахстане принимали участие "террористы из центральноазиатских стран", из Афганистана и Ближнего Востока. О чем может говорить это первое заявление?
– Это абстрактные заявления. Надо понимать, что невозможно указать источник террористов без следствия, без проведения оперативных мероприятий. Очевидно, что к настоящему моменту этих мероприятий проведено быть не могло.
Да, мы сталкиваемся с тем, что происходят даже такие трагические накладки, когда люди, которые просто присутствовали, в пространстве объявляются наемниками. Мы действительно сталкиваемся с такими случаями.
И второй момент – высказывание, что это люди "из стран Центральной Азии", Афганистана: гражданская принадлежность не говорит об источнике терроризма, мы с этим постоянно сталкивались. Я все-таки еще раз хочу подчеркнуть, что отсылка происходит к такой абстрактной идеологеме: некоторый абстрактный мифический международный терроризм, который, как правило, не привязывается к какой-то стране. Собственно, у нас все и военные концепции, и доктрины расписаны именно с таким абстрактным угрожающим фактором. Это очень удобно.
– Но разве президент Казахстана не понимает, что когда он не говорит конкретно, кто стоит за беспорядками, он тем самым дает повод для различных спекуляций и теорий заговора?
– Понимаете, на данном этапе речь идет просто о решении ряда идеологических вопросов. Речь не идет о решении вопросов действительно оперативного расследования до вынесения решений. Стоит задача определить именно в идеологическом плане ту силу, с которой Казахстан, руководство Казахстана столкнулось. А такая абстрактная отсылка последние 20 с чем-то лет показывала, что она работает.
