Режиссер Дэвид Гутник дебютировал на "Трайбеке" в 2020 году с игровой драмой "Материнство", отмеченной призами за лучшую женскую роль (Ассоль Абдуллина) и лучшую операторскую работу. Его новый фильм "Правило двух стен", исполнительным продюсером которого выступил известный актер и режиссер Лив Шрайбер, – о деятелях культуры, которые решили остаться в Украине после 24 февраля 2022 года.
Герои картины работают в совершенно разных жанрах. Лиана Мицко возглавляет Муниципальный художественный центр во Львове. Ее партнер Степан Бурбан – культовый рэп- и рок-исполнитель, выступающий под псевдонимами Палиндром и Кашляющий Эд. Сергей Bob Basset Петров – всемирно известный мастер масок. Богдана Давидюк – художница-иллюстратор. Артистка, скрывающаяся под псевдонимом Kinder Album, работает в жанрах живописи, инсталляции, стрит-арта. Диана Берг – фотограф.
Гутник делает героями также и членов съемочной группы: оператора Владимира Иванова, звукорежиссера Михаила Закутского. У каждого и каждой находится своя история о войне и о выживании на войне.
Дэвид показывает своих героев в работе и на досуге, а контрапунктом к этим интимным сценам дает не только военную хронику или новостные сюжеты, но и ужасающие съемки жертв российской агрессии – сожженные, разлагающиеся тела. Так из совершенно разнородных элементов складывается портрет сегодняшнего украинского общества.
Мы поговорили с Дэвидом Гутником вскоре после фестивальной премьеры.
– Вы в фильме упоминаете о ваших украинских корнях. Это они подтолкнули вас к съемкам "Правила двух стен"?
Произошло глобальное пробуждение, когда украинцы по всему миру заявили о своей идентичности
– Да, это главная причина. До полномасштабного вторжения все военные элиты и разведывательные сообщества утверждали, что Киев падет через три дня и Зеленский убежит. Очень мало кто говорил обратное. Когда Зеленский не сбежал и Украина устояла, это вдохновило мир, но больше всего вдохновились украинцы в Америке. Раньше большая часть нашей идентичности была поглощена русскоцентричным нарративом. Я ненавижу использовать столь мелодраматические слова, но думаю, произошло глобальное пробуждение, когда украинцы по всему миру заявили о своей идентичности. И я задумался, как я могу помочь. Единственным известным мне способом – снимать.
– Почему вы выбрали именно этих артистов как героев?
– Режиссер следует своему чутью, особенно в документалистике. История может быстро измениться, и вы должны быть в состоянии адаптироваться и использовать свои инстинкты, делать то, что резонирует с вами и на интеллектуальном, и на эмоциональном уровне. Моим первым порывом было снять фильм о беженцах. Моя сестра, мои родители, бабушка, дедушка были частью предыдущего поколения украинских беженцев.
Но уже в Варшаве я прочитал статью в Washington Post о Львове, о Лиане Муцко и Степане Бурбане. Там же я прочитал цитату Лианы "Путин говорит, что нас не существует, поэтому искусство должно доказать, что он неправ". Я подумал: "Кто это? Я бы хотел поговорить с ней". Поэтому я позвонил Лиане в телеграм и спросил: "Что вы делаете?" И она ответила: "Я в своем Центре. У нас эти советские стены, мы их очищаем и находим старые украинские росписи". – "Кто-нибудь это снимает?" – "Только фото". – "А видео?" – "Нет. Приходите". Я поговорил со своим продюсером, Олей Бесхмельницыной, и в тот же вечер она посадила меня на автобус до Украины.
– Насколько вы в целом были осведомлены об украинском современном искусстве?
– Было много открытий. Я был более знаком с музыкой и с кино, например, когда я общался с Олей, едва ли не сразу сказал, что один из моих любимых фильмов – "Стоп-Земля". И кстати, это очень интересный момент, который показал, как сместился фокус. Ведь Оля – продюсер "Стоп-Земли". И когда я сказал, что это один из моих любимых фильмов, воцарилась долгая пауза, которую я никогда не забуду. А потом она говорит: "О, спасибо". Она как будто забыла об этом, потому что после полномасштабного вторжения все время работала фиксером. И мне стало предельно ясно, что все украинцы, включая художников, в одночасье стали бойцами сопротивления, их жизнь полностью перевернулась.
Так что интересных героев хватало. Я никогда не работал со съемочной группой в стране, где идет война. А Вова Иванов только что вернулся из Бучи, а Миша Закутский бежал из Киева с семьей, а перед съемками вернулся из Ужгорода, где помогал беженцам. Так что у всех была своя военная история, и все они артисты. Вот самое важное открытие. И это ответ на вопрос, который мне часто задают: почему ты снял свою съемочную группу.
– О чем я, собственно, и хотел вас спросить.
– Да, это было вполне логичное решение. Они смотрели на меня с недоумением: "Ты снимаешь меня?" Много чего на этой съемке происходило впервые. Но, очевидно, что их истории так же важны.
– Я знаю, что это немного некорректно, но чье искусство впечатлило вас больше всего?
Если бы они жили в Америке, они бы стали глобальными феноменами, потому что они гениальны
– Они все хороши, все очень разные. Честно, без лишней дипломатии. Один художник, другая стрит-артистка, третий рэпер, четвертый создатель масок, пятая фотограф. Меня действительно вдохновляют их качество, строгость, интеллект, красота. Мы показали фильм в Нью-Йорке, и одна из самых волнующих для меня вещей – что другие люди смогли увидеть этот уровень.
Знаете, если бы они жили в Америке, они бы стали глобальными феноменами, потому что они гениальны. Это было одним из моих мотивов: я хотел, чтобы люди увидели, насколько необыкновенны, необычны работы украинских артистов. И сессии Q&A после сеансов были своего рода продолжением этого, так как они все, несмотря на то, что английский – их второй язык, говорили очень красноречиво, артикулированно и блестяще обо всем. Я раньше не был на показах, где аплодируют стоя. Потому что они действительно талантливые и необычные артисты.
– В вашем дебюте "Материнство" у вас тоже нет одного протагониста. Чем, в целом, вас привлекает структура фильма без главного героя или героини?
- Знаете, забавно, что вы так говорите, потому что после того, как я снял "Материнство", я твердо решил, что следующий фильм будет только с одним главным героем. Но, возвращаясь к разговору о следовании за своим чутьем, я думаю, что "Правило двух стен" – это совокупный портрет украинцев. Я много разговаривал с одним из моих сотрудников на ранних стадиях монтажа, и он заметил: "Смотри, главный герой – это Украина". Но я обещаю себе, что следующий фильм точно будет с одним героем.
– Вы показываете не только будни артистов, но и очень страшные кадры с телами жертв российской агрессии. Зачем вам эти ужасающие образы?
Геноцид разворачивается на наших глазах, а мы не делаем достаточно, чтобы предотвратить его
– Этот вопрос мне чаще всего задавали американцы. Украинцы никогда не спрашивали об этом. Наоборот, говорили: "Люди должны это увидеть". В связи с этим приходит на ум историк Тимоти Снайдер. Он много говорит о трудностях, которые испытывают люди на Западе, чтобы определить геноцид. Люди не любят говорить об этом, потому что если они это говорят, значит, есть признание соучастия: выходит, геноцид разворачивается на наших глазах, а мы не делаем достаточно, чтобы предотвратить его. А еще люди могут на расстоянии сказать: да, война – это плохо. Но, думаю, показать то, что украинец видит и не может не видеть, было важно. Вова сказал, что он поехал фотографировать в Бучу, потому что для него было важно быть свидетелем произошедшего и передать свое свидетельство другим. Вот такие причины.
– Кстати, а вы придерживались правила двух стен? Или сразу бежали в убежище?
– О, вы знаете, мы никогда не бывали в настоящем убежище, действительно ограничивались двумя стенами. Но это очень сложно. Когда сирена включается, кто-то нервничает и уходит, кто-то нет. Мы были в баре во время сирены, некоторые люди говорили: "К черту, я останусь и буду пить пиво". С одной стороны – часть портрета стойкости, с другой – когда это становится настолько нормальным, то это тоже трагедия.
– Как изменил вас опыт этих съемок?
– Думаю, что на базовом уровне он помог мне почувствовать себя намного ближе к моему украинскому "я". Некую связь с самим собой, вовлеченность. Я думаю, что всегда имел это чувство, но не всегда практиковал его.
– Чего вы ждете от участия в "Трайбеке"?
– В первую очередь, я жду, что люди увидят фильм и заинтересуются темой, вступят в диалог. Я не слышал о призах, которые украинские фильмы получают на фестивалях в последнее время. Даже "20 дней в Мариуполе" получили не приз жюри, а приз зрительских симпатий на "Сандэнсе", так что я делаю это не ради наград. Важен сам факт, что многие из моей группы впервые выехали из Украины после начала полномасштабного вторжения, провели эти беседы со зрителями в Нью-Йорке, повысили осведомленность о том, что мы пытаемся сделать и что происходит. Даже если мы больше ничего не добьемся, то этого будет достаточно.
– О чем ваш следующий фильм?
– Работаю над документальной короткометражкой о моей бабушке. Я упоминаю о ней в "Правиле двух стен". Бабушке 93 года, но она была на премьере. Она сказала: "Единственное, что удержит меня от приезда – это если я умру, а я не умру". Она пережила Холокост, дважды пережила рак, дважды COVID-19, пережила советскую власть, пережила эмиграцию, а теперь она живет на Брайтон-Бич, и я работаю над историей о ней.
