В Чечне и Ингушетии при разводе дети зачастую остаются в семье отца. Нередко это происходит в нарушение прав матери, вопреки Семейному кодексу и решению суда. Этнографы объясняют это шариатом и традициями, а правозащитники – несовершенством судебной системы, пишет Кавказ.Реалии.
Зейда (имя изменено) борется в Чечне за четверых детей с лета 2019 года. Она уверена: супруг сфабриковал документы о статусе отца-одиночки и получил выплаты вынужденных переселенцев и компенсацию за утраченное в ходе войны жилье. Имя Зейды при этом из списка исчезло, ей и детям ничего не досталось.
"К тому времени я с детьми уже несколько лет жила отдельно от мужа, пришлось сбежать из-за его рукоприкладства. Развод он не дал, детей не воспитывал, видел их урывками. Приезжал иногда ко мне поесть и перехватить денег. Содержала их я сама", – рассказывает она.
Прошлым летом Зейда обратилась в полицию и прокуратуру с заявлением о мошенничестве супруга с госвыплатами. После этого отец похитил детей из съемной квартиры в Грозном, утверждает она.
"Директор школы, куда он их отдал учиться, велела не пускать меня на порог. Я пыталась забрать их документы, но та заявила, что отдаст только отцу. Тогда я тайком вывезла детей. Муж гнался за такси на своей машине, но мы успели", – говорит многодетная мать.
Муж Зейды написал заявление в опеку и горадминистрацию, в котором рассказал, что она плохая мать и не выполняет родительские обязанности. После этого хозяин съемной квартиры отказался сдавать ей жилье. Теперь Зейда скрывается с детьми в другом регионе.
"Дети боялись ко мне подойти"
Жительница Грозного Лиана Сосуркаева боится закрытия школ в Чечне на новый карантин. Сына и дочь она может видеть только во дворе после занятий – в дом родственников по отцу, где теперь живут ее дети, Лиану не пускают. Она утверждает, что деверь забрал их из корыстных побуждений.
Восьмилетняя Ясмина и семилетний Рахман приходятся племянниками депутату парламента Чечни Сайд-Абдуле Ахмадову. Вдова его родного брата заявляет о насильственном удержании ее детей еще одним братом парламентария, ранее судимым Саид-Салахом Ахмадовым.
В конце марта Верховный суд Чечни отказался удовлетворить жалобу Сосуркаевой на постановление, по которому было приостановлено дело об отъеме детей, и назначил повторную психологическую экспертизу.
Сосуркаева утверждает, что ее сына и дочь бьют, а ей препятствуют во встречах с ними. Детей у вдовы забрали после того, как она неоднократно жаловалась на деверя и обвиняла его в махинациях с недвижимостью.
"Суд затянул процесс. Я не ограничена в родительских правах, Семейный кодекс на моей стороне, я настаиваю на передаче детей мне. В семье деверя на них давят. После полугода разлуки мы встретились, и дети боялись ко мне подойти. Начала выяснять почему. Оказывается, им угрожают, что, если они ко мне подойдут, меня посадят в тюрьму", – говорит Лиана.
Адат vs закон
Суды и приставы в Чечне, Дагестане и Ингушетии в подобного рода делах руководствуются обычаем, по которому после развода дети остаются с отцом, а не нормами российского законодательства, говорится в исследовании проекта "Правовая инициатива".
Фариза Мержоева, выигравшая в Ингушетии суды первой и второй инстанции в деле об определении места жительства детей, так и не смогла забрать малолетних сыновей у бывшего мужа. Как рассказала Фариза, мальчики, удерживаемые в доме бывших свекров, боялись перечить бабушке и дедушке, а судебные приставы не помогали ей в передаче детей. Мать бывшие родственники выгнали.
"В итоге я смирилась. Со мной осталась дочь, ее отец забрать не пожелал, я решила, что буду жить ради нее и надеяться, что сыновья вырастут и придут ко мне", – говорит Фариза.
В российском законодательстве отсутствуют эффективные правовые механизмы против похищения ребенка одним из родителей, говорит юристка "Правовой инициативы" Татьяна Саввина.
"Уголовной ответственности за это нет, предусмотрена лишь административная: или штраф до пяти тысяч рублей, или арест до пяти суток, который почти никогда не применяется. Кроме того, закон не предусматривает эффективного наказания для приставов за бездействие в ходе исполнительного производства. Решение суда о том, что ребенок должен проживать с вами, может годами не исполняться", – отмечает Саввина.
На Северном Кавказе ситуация усугубляется и тем, что в вопросе опеки действует дискриминационный обычай, согласно которому дети – это собственность семьи отца, добавляет Саввина.
"Поэтому при исполнении своих обязанностей приставы бездействуют, либо их работа неэффективна. С одной стороны, они следуют местным адатам (обычаям – ред.), с другой – формально, но делают свою работу, пусть и неэффективно, но ведь за это для них нет никакой серьезной ответственности".
С точки зрения шариата дети принадлежат роду отца, говорит старший научный сотрудник центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО Ахмет Ярлыкапов.
"Даже в браке женщина остается представителем своего рода. Именно поэтому невестка считается в семье мужа не до конца своей. За нее отвечает ее род. По исламскому праву при разводе дети не могут уходить в чужой род. Даже если отца нет в живых, они остаются с его родными. Дяди, дедушка становятся опекунами", – говорит этнограф.
Дети могут оставаться с матерью до совершеннолетия, но этот возраст считается по-разному у разных мусульман. Как правило, общий признак – достижение половой зрелости, поясняет Ярлыкапов: "До этого времени ребенок может быть с матерью. Насколько это обязательно, решают мусульманские правоведы".
Однако, считает Ярлыкапов, традиции не должны влиять на работу судов и приставов.
Правозащитники отмечают, что женщины на Северном Кавказе на развод идут крайне редко, терпят побои и унижения, чтобы не потерять детей. При этом, отмечают правозащитники, немногие женщины в этом регионе решаются обратиться в светский суд, если семья бывшего мужа отобрала ребенка и не разрешает с ним видеться. А судебные приставы часто не могут исполнить решение суда, если оно вынесено в пользу матери. Последней инстанцией в таких случаях остается Европейский суд по правам человека. С 2011 года ЕСПЧ зарегистрировал 58 жалоб в семейных спорах, подготовленных при участии "Правовой инициативы".
Для улучшения ситуации правозащитники предлагают ввести уголовную ответственность за похищение ребенка одним из родителей. (Сейчас в России за это предусмотрена лишь административная ответственность – штраф до 5 тысяч рублей или арест до пяти суток.) Кроме этого, правозащитники считают, что такие решения судов должны исполнять судебные приставы из других регионов, которые не будут ссылаться на местные "традиции".
Оригинал статьи на сайте Кавказ.Реалии