Захват больницы в Буденновске летом 1995 года называют первым терактом в современной истории России. Тогда, в разгар Первой чеченской войны, около 200 боевиков во главе с Шамилем Басаевым захватили свыше полутора тысяч человек и удерживали их пять дней в заложниках. Боевики требовали от российских властей прекратить военные действия в Чечне.
Корреспонденты Настоящего Времени в рамках проекта “Заложники. 25 лет захвату Буденновска” встретились с участниками этих событий. Заложницей, которая все пять дней была в плену в больнице и впервые решилась вспомнить о том, что происходило внутри. Врачом, который доставал пули и осколки из тел раненых гражданских и боевиков под дулом автомата. С добровольным заложником, который выезжал с боевиками в автобусе на территорию Чечни.
Белые простыни в окнах родильного корпуса больницы в руках заложниц. Тряпки в крови. Эти кадры стали главным символом захвата боевиками Шамиля Басаева Буденновска в 1995 году. Одна из тех женщин в окне, которая размахивает белой простыней, – Надежда Алехина. Ее взяли в плен в центре города. В тот день она с подругой Леной везла домой холодильник.
Спустя 25 лет после событий мы встречаемся с Надеждой на ее работе – мебельный магазин, это семейный бизнес. Торговый центр находится в паре кварталов от места, где ее взяли в плен. О том, что она видела и пережила в июне 1995-го, бывшая заложница впервые рассказывает на камеру.
"По дорожке бежит женщина-армяночка, а за ней мужчина с автоматом, – вспоминает Надежда. – Я думаю: муж, что ли, ее гоняет. А он сразу выпускает автоматную очередь по нашей машине. [Боевики] были вооружены до зубов. Вот не понравился домик – выбивали [калитку] – и автоматная очередь в это окно. Им было без разницы, в кого стрелять: дети, мужчины, женщины – все равно".
Дальше боевики разбились на группы и начали брать заложников: врывались в жилые дома – ворота во многих были открыты, собрали людей на рынке, а позже двинулись в сторону окраины. Тех, кто сопротивлялся или спорил, расстреливали на месте.
"Сразу расстреляли ребят из милиции, летчиков, ребят с ППС – они вот там лежали в крови, – вспоминает бывшая заложница. – Среди [боевиков] был Асланбек, здоровый мужик, был турок среди них, с ним мы позже познакомились".
Колонна с пленными под охраной боевиков шла по Пушкинской улице Буденновска и свернула на Калинина. Отсюда по прямой до больницы оставался 1 километр. Этот путь занимает примерно 12 минут. Куда их ведут – никто из заложников не знал.
"Я не могу этого чувства лишиться, что я шла умирать туда, – рассказывает Надежда, вытирая с лица слезы. – Это чувство у меня до сегодняшнего дня. Мы же видели, как убивали людей, нас вели по этой дороге. Книги я эти не читаю, фильмы не смотрю, которые были сняты [о событиях в Буденновске]".
Надежда провела в больнице все пять дней. Она пережила штурм. Она одна из тех женщин, кого боевики выставляли в окна в качестве живого щита. Она, как рассказывали и многие заложники, писала свое имя на частях тела, чтобы в случае смерти их трупы могли опознать.
"Когда был штурм, детки лежали на полу, и пули вот так вот прошли, – вспоминает Надежда. – На ногах мы ручкой написали: что я такая-то такая-то. Я теперь могу понять людей, которые были в концлагерях. Сначала ты помнишь образ матери, отца, мужа, детей своих, а на третий день ты уже ничего не помнишь, ты хочешь только, чтобы все это закончилось".
Спустя 25 лет после захвата Надежда вспоминает про события в деталях и рассказывает, что ее ноги от множественных осколочных ранений спасла любовь к красивой обуви.
"Ну туфельки – это мое, я же тебе говорю, видишь, какая подъемистая нога. Я когда попала в заложники, у меня туфельки были на каблучке, на шпильке. Я была в туфлях, а Ленка была в шлепках – у нее все пятки были в стекле. А я была в туфлях, и меня это спасло – понимаешь? Они же закрытые. А Ленка говорит, что до сих пор вытаскивает стекла".
Про опасные осколочные ранения у заложников рассказывает и Николай Кармазов. В 1995 году он заведовал травматологическим отделением в больнице. Медики одними из первых поняли масштаб происходящего в городе: к ним массово везли людей с огнестрельными ранениями.
Николай Кармазов оказался в ситуации, когда в операционной нужно решать, кого лечить первым. В течение часа в отделение с ранениями разной степени тяжести поступило 12 боевиков и 12 мирных жителей.
"Крови было много, помощи ждать было неоткуда, – говорит Кармазов. – Под дулами автоматов пришлось работать. Дважды чуть не застрелили меня, потому что я в первую очередь не брал боевиков, а брал тех, кому первее была нужна помощь. Это [люди] с огнестрельными ранениями, кровотечениями, под жгутом. Я им говорил: "Ребят, ну завтра все разрешится, а что мне люди потом скажут. Я не могу". Меня два раза чуть не застрелили. Я говорю: "Зовите Басаева – работать невозможно". Пришел его заместитель, быстро этого убрал, который ходил перепоясанный, рыжий. И пошла работа".
У мирных жителей чаще всего были поражены ноги: либо от осколков, либо от стрельбы, рассказывает Кармазов. Раненые боевики требовали, чтобы врачи вынимали пули.
"Двое раненых было в череп, причем с энуклеацией глаза – орбиты не было полностью, ну дырка. Боевики были грамотные в этом отношении, говорили: "Пулю ищите, достаньте и покажите".
Николай Иванович живет в ближайшем к центральному входу больницы двухэтажном доме. В июне 1995-го находиться в этом дворе было смертельно опасно: пули залетали в окна.
"У меня лично пробило окно, и зажигательная пуля ударилась в стенку. Досюда пули легко долетали. Мина там пробила забор, – вспоминает врач. – Здесь солдаты были, окно простреливалось, все танки стояли, [штурм] как на ладони был. Даже снайпер сидела на вышке, басаевская, оттуда, из команды".
Мы переходим улицу Калинина – ту самую, по которой боевики вели заложников в здание больницы. И упираемся в забор. Во время эпидемии COVID-19 больницу закрыли для посещения.
Чтобы подобраться ближе к корпусу, в котором в июне 1995-го Николай Иванович оказался заперт вместе с пациентами-заложниками и ранеными боевиками, мы огибаем больницу и заходим со стороны реки.
По воспоминаниям Кармазова, все заложники из его отделения были спасены. Он последним покинул корпус, когда пришли бойцы "Альфы".
"Шкафы ввалились под два метра, в скафандрах, громадного роста, улыбающиеся. Так быстро отсюда ноги сделали, выбили двери и туда все как ломанулись, – говорит он. – Быть взаперти, а потом выйти – я просто летал! Когда мы вышли и вывели всех, когда поехали ребята, много было мнений, вопросов. У меня было только одно желание, чтобы ребята вернулись живые и здоровые. Я очень ждал, когда все вернутся назад".
Кармазов говорит о тех заложниках, которые после неудавшегося штурма больницы и переговоров Шамиля Басаева с Виктором Черномырдиным стали гарантией для боевиков. Он надеялся, что они смогут вместе с боевиками доехать до Чечни и безопасно вернуться в Буденновск.
Около полудня 19 июня икарусы стали загружать продовольствием, медикаментами, ранеными боевиками. В машину с рефрижератором погрузили трупы убитых басаевцев. Обратно в Чечню, на подконтрольные сепаратистам территории, боевики выехали в сопровождении 123 заложников.
Среди добровольных заложников был правозащитник Валерий Борщев. Он приехал в Буденновск в составе миротворческой группы депутата Сергея Ковалева для участия в переговорах.
"Мы сели в автобусы. У окна сидел заложник – если будут стрелять, то убьют его, а рядом – боевик. По такому порядку, – вспоминает Борщев. – В автобус вошли какие-то люди и стали предлагать нам подписать бумагу, в которой было сказано: "Я, такой-то, добровольно присоединяюсь к банде Басаева, осознаю всю меру ответственности, принимая свое решение". Естественно, никто это не подписал, этих людей прогнали".
Эту бумагу Борщев сохранил. Кто конкретно из силовиков предлагал поставить подпись – неясно. Человек заложникам не представлялся. Но подписать подобную бумагу вынудили журналистов, которые тоже были добровольными заложниками.
"Там было очень много молодых ребят. Матери плакали, когда их увозили. Это было требование Басаева, чтобы было столько же заложников, сколько и боевиков, чтобы сидели рядом. Нас, увы, не хватило бы на всех боевиков. Поэтому взяли очень много молодых ребят. Они, конечно, были очень встревожены, они не уверены были, что выживут. Когда барражировали вертолеты [над автобусами], они с тревогой говорили: "Товарищ депутат, нас не убьют?" "Нет-нет, – говорил я, – не убьют". Хотя я не был в этом уверен".
19 июня 1995-го шесть автобусов с боевиками и заложниками выехали из Буденновска. В селе Зандак, на территории Чечни, боевики оставили автобусы и скрылись.
"Они просто ушли. Мы приехали, Асламбек, я помню, выступил: "Простите нас". Попросил прощения. Мы-то поняли, что все окончено. Басаев тут же исчез, растворился", – вспоминает Борщев.
20 июня красные икарусы с заложниками вернулись обратно в Буденновск. Их ждал весь город. Заложниками боевиков, по разным подсчетам, были от полутора до двух тысяч мирных граждан, медработников и пациентов больницы. Надежда Алехина вспоминает, что ей после пяти дней, проведенных в больнице, была положена компенсация.
"О, великие были выплаты, никогда мы их не забудем! Никаких выплат не было. Сбербанк был на площади вот тут. Благодаря Ельцину мы получили 600 рублей денег, больше ничего. Ни-че-го".
Во время нападения на Буденновск, по официальным данным, погибли 129 человек.