Белорусский милиционер Сергей Курочкин уволился из органов внутренних дел 20 августа 2020 года – в разгар протестов. В звании майора милиции он работал оперативным дежурным и отказался ехать в Лиду, когда там в отделении милиции избивали задержанных людей.
Сейчас Сергей Курочкин – подопечный белорусского Фонда солидарности, созданного для помощи людям, которые потеряли работу из-за протестов, в том числе для помощи бывшим силовикам. Сергей согласился рассказать Настоящему Времени, как принял решение уволиться, чем ему помогли волонтеры и что он делает сейчас, после подачи рапорта.
Об увольнении
Я работал в органах внутренних дел Республики Беларусь. Я заканчивал свою службу в должности старшего дежурного инспектора в одном из РОВД Гродненской области – в Ивьевском РОВД.
Окончательное решение [уволиться] мной было принято после выборов 9 августа 2020 года. Я предчувствовал, это было видно по подготовительной избирательной кампании – то, что происходило перед выборами, какие наставления давались: как себя вести в той или иной ситуации, когда непосредственно уже проходило предварительное голосование, как необходимо вести себя тем же милиционерам на избирательных участках. Было очевидно, в чью сторону соблюдаются все интересы. Соблюдались интересы никак не альтернативных кандидатов и простых граждан. Все работало в копилку одного человека.
А конкретно рапорт на увольнение был [мной] подан 20 августа 2020 года.
Непосредственно 9 числа я был на службе, находился на одном из избирательных участков. После того как были сданы бюллетени в исполком, нас собрали в РОВД, и до особого распоряжения мы должны были находиться в расположении РОВД. Однако примерно после 12 часов ночи части сотрудников поступила команда выдвинуться в Лидский РОВД для оказания помощи коллегам. Я отказался это делать. Не поехал, остался в Ивьевском РОВД. Я для себя заранее определил, что если будут поступать команды, что необходимо разгонять толпу, я в этом участвовать не буду. Плюс ко всему я с 2000 до 2019 года работал непосредственно в Лидском РОВД и жил в Лидском районе.
Поступила команда получить специальные средства: резиновые палки, шлемы – все, что есть на вооружении, и выдвинуться в расположение Лидского РОВД для оказания содействия. Понятно, естественно, было, для чего это было нужно. Действовать, конечно, было необходимо все равно по команде, которая должна была поступить. Но что там делать нужно было – это понятно: стоять в оцеплении, в случае необходимости применять физическую силу в отношении людей, которые вышли отстаивать свои права.
Дальше – стандартная процедура. Мне сказали, что я могу быть уволен по соглашению сторон, потому что я в рапорте это написал: прошу уволить меня по соглашению сторон. Однако по результатам служебной проверки меня уволили за прогулы, потому что я больше не вышел на службу после написанного рапорта и уведомления своего начальника. Я сделал видеообращение минут на пять перед написанием рапорта, я там больше, наверное, не к своим коллегам обращался, я, наверное, мотивировал свои действия. Я писал, что повлияло на принятие решения, – так, [общая картина]. Там еще некоторые моменты, связанные непосредственно с родными и близкими, членами моей семьи. Пострадал мой брат от действий моих бывших коллег, он был задержан, в отношении него была применена незаконно сила и другие методы.
Я подумал: неужели это может происходить в нашей стране, неужели так может быть с той милицией, в которой я работал?
Как говорил мой один приятель, жизнь после милиции не заканчивается. Для меня она начинает играть новыми красками, потому что я перестал жить в определенном ритме, я начинаю смотреть по сторонам и видеть, что происходит. Раньше жизнь быстро [проходила]: нужно быстро, ритмично, надо то и то. А сейчас сразу все так нахлынуло, стоишь крутишь головой, не понимаешь. Понемногу адаптируешься, понемногу общаешься с людьми и понимаешь, что не все – госслужба. Есть и нормальное человеческое отношение.
О приказах, дубинках и собственном мнении
Обычно, когда все милиционеры поступают на службу, они проходят первоначальную подготовку, где у них закладываются азы, в том числе по пределам применения физической силы. Это прописано в законе об органах внутренних дел, там четко прописано, а также описаны случаи, что необходимо делать перед применением физической силы, что необходимо делать в случае, когда человек получил травму и так далее.
[Почему сотрудники применяют чрезмерную силу] – это хочется понять многим людям. Я вам не могу ответить за действия других сотрудников, я могу только прокомментировать свои действия.
В любом случае исполнитель несет ответственность наравне с лицом, которое отдавало команду. Вполне возможно, что человек, который отдавал команду, большую ответственность несет, но ответственность имеется и у исполнителя. Если грубо сравнить, тебе скажут: "Иди ударься головой об стенку", – наверное, не каждый это будет делать. Если тебе скажут: "Бери палку, иди убивай членов своей семьи, потому что они пришли на площадь", – этого тоже [никто] в здравом уме делать не будет, я думаю. Это если грубо сравнить.
По моему мнению, милиция просто выступает инструментом в руках других людей, как это принято говорить, власть имущих – кукловодов. Так вот кукловодами для милиции являются именно они. Они двигают пальцами, а милиция просто исполняет [приказы]. Она вынуждена это делать, потому что в закон об органах внутренних дел, когда он перешел из статуса закона о милиции, была внесена такая фраза: "Применять физическую силу, специальные средства, оружие, боевую специальную технику в таких-то случаях, а также в особых случаях по распоряжению президента Республики Беларусь". Поэтому надо исполнять. Конечно, можно по-разному приказы исполнять. Скажут: "Иди убей своего родного, близкого – это приказ". Будешь ты его исполнять или нет?
По моему видению, некоторые люди просто занимают удобную для себя позицию с бананами в ушах и с шорами на глазах: "Я больше ничего не хочу видеть, ничего не хочу слышать, и то, что мне вводят в уши руководство и те, кто меня кормит – власть, – они правы, и мне нужно выполнять эту работу. Я прав, пусть оно так и будет, а милиция нужна при каждой власти, и будь что будет. Я просто выполнял свою работу. В меня бросали камни, а я защищал общественный порядок". Я считаю, что это прежде всего подмена понятий. Нужно пойти на сделку с совестью. Здесь каждый человек должен для себя сам определить.
О деанонимизации сотрудников силовых органов
Как учили в милиции, это прописано у нас в законах страны Республики Беларусь, да и не только Республики Беларусь: неотвратимость наказания за совершенное преступление. С другой стороны, почему кому-то можно все, а кому-то ничего нельзя? Это тоже не дело. Каждому должно воздаться по его заслугам.
Давайте попробуем отбросить какие-то личностные, человеческие, профессиональные качества и посмотреть на ситуацию [с протестами] с точки зрения закона. В соответствии с законом Республики Беларусь о массовых мероприятиях это мероприятие можно считать незаконным. Практически любое мероприятие можно подвести под массовое незаконное мероприятие. Там достаточно нескольких квалифицирующих признаков. То есть формально правонарушение есть.
Формально это правонарушение. Формально мы можем потребовать у людей, чтобы они не нарушали общественный порядок. Соответственно, люди могут заблуждаться и трактовать это: а мы ничего не нарушаем, мы мирно пришли. Одно на одно, и в итоге получается неповиновение, сопротивление. Плюс ко всему, это толпа, психология толпы. Возможно, всегда найдутся люди, которые в мутной воде захотят половить рыбу, и кто-то свои какие-то грязные цели может преследовать. Может, в качестве провокации агрессивно настроенные люди могут бросить камень в милиционера, что послужит причиной [жестоких задержаний]. Можно бесконечно мусолить эту тему.
Но почему тогда закон работает только со стороны государства? Почему он не работает в отношении простых людей, которые пытаются отстоять свои законные права и интересы, начиная с предвыборной [кампании] и заканчивая окончанием выборов? Плюс то, что творится в национальных белорусских средствах массовой информации, опять же, мы видим, что там происходит такая чехарда. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что идет промывка мозгов.
О семье
[После того, как я написал рапорт, моя жена] не сказала, что я сошел с ума, она меня всячески поддержала и поддерживает до сих пор. Дело в том, что она сама работала в одном из подразделений Лидского РОВД гражданским специалистом, и ей пришлось лицезреть некоторые элементы происходящего непосредственно после 9 числа – 10-го, 11-го. Мимо нее проходили люди, она была в РОВД, видела, что там происходило, видела своих знакомых, пыталась с кем-то разговаривать. После этих нескольких дней работы она ушла на больничный по состоянию здоровья за свой счет, потому что она не смогла дальше выполнять свои обязанности в виду потрясения от того, что видела. Соответственно, она тоже потом уволилась. Мы здесь всей семьей.
О переезде в Польшу и возможном возвращении
У меня в голове был сумбур мыслей. Я, как взрослый человек, понимал, что не всю жизнь буду работать в милиции, рано или поздно форму и погоны придется снять и нужно будет что-то делать. И вот пришел час, когда нужно было принять это решение. Я до сих пор не знаю, чем я буду заниматься. Пытаюсь овладеть некоторыми профессиями, но как пойдет, как получится, не могу вам сказать ничего конкретного.
Я обратился за помощью в фонд BYSOL, это не особо сложная процедура. В интернете существует ссылка. Даже если просто ввести в поисковике, то выскочит анкета. Ее несложно заполнить – реквизиты – отослать заявку и ждать, что тебе ответят. Мне повезло, мою заявку рассмотрели, одобрили, и я получил от фонда BYSOL 1,5 тысячи евро помощи.
[Я уехал], потому что я не захотел стать очередной жертвой политических интриг. Давайте порассуждаем. Я знаю, что ко мне по месту службы приходили сотрудники госбезопасности и поднимали мое личное дело. По роду моей деятельности у меня были соприкосновения с этой структурой. Это, наверное, было бы глупо – ждать, а что произойдет дальше.
Давайте для примера возьмем такие медийные личности, как Мария Колесникова, Максим Знак и другие члены Координационного совета. Мы знаем, что произошло с этими людьми. По словам госслужащих, сотрудников силового ведомства, они сами захотели покинуть территорию Республики Беларусь и уехать в Украину. Но эта история уже набила оскомину. Я не думаю, что кто-то здравомыслящий верит в эту версию. Я представляю, как это было на самом деле, тем более у всех есть информация от Марии Колесниковой, которая через своего адвоката поделилась тем, как это все происходило.
Если это происходит с людьми такого уровня, то вы представляете, что может произойти с обычным винтиком системы? Я просто пропаду где-то без вести. А у меня семья, у меня дети. Я хочу, чтобы они жили с папой.
В максимально короткие сроки мы приложили все усилия для того, чтобы пересечь границу. Нам повезло, мы успели. Уже то, что мы оказались на территории Польши, уже была протянута рука помощи со стороны европейских властей. Мы в Польше пробыли 10 дней на карантине, пока ничего плохого сказать не могу. Опять же, все люди разные. Но то, с чем сталкиваюсь я, все по-человечески, все нормально. Не так все просто, не так все быстро и не так все радужно, как кто-то может себе представлять. Это процедура, которая может происходить с каждым по-разному, в каждой индивидуальной ситуации по-разному.
Национальное законодательство Польши не позволяет иностранцам без соответствующего разрешения работать. Опять же, зная обстановку, которая сейчас происходит в Республике Беларусь, зная интерес к моей персоне, представляете, если я туда приеду, чтобы запрашивать ту же рабочую визу в Польшу. Вернусь я назад или нет, как вы думаете?
Еще до конца жребий не брошен, процесс [в Беларуси] еще идет. Со мной связываются сотрудники и спрашивают, как вести себя в той или иной ситуации, потому что у некоторых уже сложилось мнение о милиции, хотя они тоже уже взрослые, вполне адекватные и с богатым опытом работы люди. Я по себе знаю, что очень тяжело сделать первый шаг, но еще раз повторяю, что на службе в милиции жизнь не заканчивается. Надо продолжать дальше жить, бороться за свои права, за свою судьбу, за своих родных и близких.
[Чтобы вернуться в Беларусь], я должен быть уверен в том, что ничего не будет угрожать ни мне, ни моим родным и близким, – это самое первое условие. И это должны быть адекватные условия для жизни, а не то место, где меня будут считать быдлом, рабом, овцой, наркоманом, проституткой и тому подобное. Либо, если я буду с другой стороны баррикад, будут прикрываться моим честным именем, моими руками ворошить угли и загребать.
