После того как стало известно о жестких избиениях и пытках задержанных на акциях протеста в Беларуси после выборов, некоторые силовики написали заявления об увольнении или выступили против насилия.
Старший лейтенант милиции Иван Колос, участковый из Гомеля, – один из них. 12 августа он записал видеообращение к силовикам, в котором назвал президентом Беларуси Светлану Тихановскую, обвинил действующего президента Александра Лукашенко в насильственном захвате власти и просил силовиков не применять оружие к протестующим. Через 20 минут после публикации видео домой к Колосу приехали его коллеги – забрали форму и удостоверение. В ночь на 13 августа он покинул Беларусь, опасаясь задержания.
Иван Колос рассказал корреспонденту Настоящего Времени в Киеве о том, как принял решение записать видеообращение, как бежал в Киев и чем занимается там сейчас.
– Почему вы решили покинуть страну?
– На данный момент я в Киеве нахожусь два дня уже, покинул страну по причине моих политических взглядов, которые неугодны на данный момент действующей власти. Так как я оппозиционно настроен был, записал видео на ютубе с призывом всем силовикам остановить насилие. Но, к сожалению, власть не захотела услышать меня, захотели меня арестовать вместо этого.
– То есть после того, как вы записали видеообращение, к вам пришли домой?
– Да, я записал видеообращение, это было примерно в девять часов, его начали постить различные телеграм-каналы. И буквально минут через 20-30 уже приехали мои уже бывшие коллеги – четыре человека, хотели зайти ко мне домой. Я двери не открывал. Они говорили, что хотели поговорить о чем-то, о чем – я не знаю. Придумали потом предлог, чтобы забрать удостоверение и жетон мой. Я сказал, что это все сброшу с балкона. Они забрали жетон, удостоверение и поехали к моим родителям – забрали всю мою форму, все, что осталось от моей формы, потому что она находилась в моей машине. Двое человек уехали, двое остались ждать меня под подъездом, но я хитрыми путями сумел пробраться к своему автомобилю и уехать из страны. Вот так, собственно, я оказался в Киеве.
– Какую должность вы занимали и какая крайняя точка была, что вы решили: "Все, я уезжаю, я увольняюсь"?
– Вообще я не увольнялся, я даже когда записывал видео, говорил, что я не увольняюсь из органов внутренних дел. Я на самом деле хотел продолжать служить. Я, конечно, понимал, каковы будут последствия, но я не думал, что меня прямо сразу уволят, через 20 минут прилетят меня арестовывать.
Решение мое было обосновано тем, что в Минске [происходило насилие]. В Гомеле, где я служил, у нас не так сильно жестили с применением насилия, а вот Минск, Жодино, Брест – вот в этих городах, конечно, был мрак: впятером, вшестером избивали одного человека дубинками, издевались над людьми. Я это все видел. Хоть интернет, конечно, отсутствовал, но нехитрыми путями доступ в Telegram был практически у всех. Видя все происходящее в Минске, я просто не мог остаться в стороне и решил, что нужно стать первым сотрудником, который это сделает, чтобы подать пример другим, тем, кто боится.
– А вам было страшно?
– На тот момент почему-то нет. Я даже хотел, чтобы побыстрее это видео выложили. Я примерно часов в 7:00-7:30 вечера скинул в телеграм-каналы свое видеообращение, его опубликовали только часа через полтора-два. И я сидел ждал, когда выпустят это видео, чтобы сотрудники посмотрели и, возможно, многие бы могли в этот день отказаться от применения насилия.
– Вы работали участковым. То есть вы видели, как привозили задержанных.
– Да, конечно.
– Вы видели, может, как кого-то избивали? Что вы видели вообще, что происходило в участке после того, как человека задерживали?
– У нас в РУВД еще все более-менее лояльно было. Были перегибы, конечно, но это не те ужасы, про которые рассказывают Минск, Жодино, Брест, где с людьми вообще как-то по-варварски обращались. Даже зверством это тяжело назвать, потому что это что-то ужасное, это какой-то геноцид народа был.
– А почему так действуют силовики, этому обучают изначально?
– У нас очень хорошо работает идеологическая подготовка. Нам на протяжении всей службы внушали, что когда происходят какие-то такие "массовые мероприятия", то это выходят люди с криминальным прошлым, наркоманы, какое-то маргинальное меньшинство. И многие сотрудники действительно верят, что это какие-то преступники.
Конечно, даже если человек совершил преступление, это не дает право его так сильно его избивать, так над ним издеваться. Но что ими движет, я не знаю, это какой-то садизм уже. Но большинство сотрудников действительно верят, что они правы, они отстаивают Республику Беларусь этим самым.
– Ваши знакомые участвовали в разгонах людей, которые выходили?
– Да, конечно. Девятого числа нас вообще в белых рубашках всех погнали разгонять эту толпу в Гомеле. Но у нас, еще раз повторюсь, протесты были не такие ярые, как в других городах. И там буквально задержали пару человек.
Расскажу, как это все было. Нас привезли на площадь, мы пришли, там люди стоят, никакой агрессии у людей не было к нам, они кричали: "Милиция с народом". И в этот момент у меня в голове щелкнуло: а почему вот я должен их задерживать? Они не выказывают никакой агрессии, это мирный митинг, люди просто вышли высказать свою позицию. И все, что на тот момент мог сделать я, это [когда] мне передавали человека, чтобы отвести его в автозак, я его просто чуть заводил, отпускал и говорил: "Беги". Таким образом кому-то помог.
– Это было девятого числа, в день выборов?
– Да, сразу как закончилось [голосование].
– А записали обращение вы [когда]?
– Двенадцатого.
– Через два дня.
– Да. На следующий день уже, если брать хронологию событий, меня оставили составлять на людей протоколы, то есть наш РУВД уже не участвовал в каких-то разгонах. И когда приводили этих людей, там у нас было порядка 60 или даже 70 человек, я смотрел на этих людей: это практически все работающие молодые люди, адекватные вполне.
И меня поразило то, насколько нам поступило указание на всех составлять протоколы без какой-либо доказательной базы. То есть это был просто протокол, рапорт сотрудника, что человек совершил правонарушение, и все, и больше ничего. Человек, соответственно, говорит: "Так я не совершал", – там многих людей просто [так задерживали], вот человек ехал на велосипеде, его взяли, быстро погрузили в автозак, и все. И многие недоумевали, почему вообще они находятся в милиции. Они всегда были законопослушными, наша база правонарушений говорила, что человек вообще никогда ничего не совершал. И вот ему сразу сутки давать. Так же и суды у нас проходили: приехал судья – всем 10-15 суток. Кто согласен, тому 10, кто не согласен, тому 15. Все.
– Какие настроения вообще в силовых структурах? Много ли таких, как вы, готовых просто взять, все бросить и уехать? Или нет?
– Нет. Во-первых, многих держат какие-то обязательства перед государством. Если человек учился в Академии МВД, у него, если что, будет долг за учебу, а там суммы такие страшные, по 15 и по 20 тысяч долларов. Ну куда человек уйдет? Плюс еще ко всему – нельзя, чтобы все сотрудники ушли, кто будет защищать людей, кто будет охранять правопорядок? Я считаю, что в данной ситуации надо, чтобы именно сотрудники не исполняли преступные приказы, не избивали мирных граждан.
– Я имею в виду, готовы ли силовики не выполнять эти преступные приказы? Готовы ли они перейти, скажем так, на сторону народа – или нет?
– Не все. Из всех сотрудников – порядка 10-20% от всего личного состава. Чтоб вы понимали, у нас 260 человек в РУВД, и там чтобы 20-30 человек были готовы – это уже будет хорошо. Остальные свято верят в свою правоту, что они поступают правильно.
– Как восприняли ваши коллеги ваш уход?
– Кто-то поддержал, но это меньшинство. Остальные заявили, что я предатель, что я плохой человек и не надо было этого делать.
– То есть назад вам дорога закрыта уже навсегда?
– Да, по сути, навсегда.
– Чем вы сейчас занимаетесь тут, в Киеве?
– Я помогаю правозащитным организациям в реализации их деятельности. Помогаю людям, которые хотят перейти на сторону добра, скажем так.
Я никого не агитирую уходить из милиции, это будет неправильно в данной ситуации, потому что развалить систему МВД тоже нельзя. Я скорее общаюсь с людьми на тему, чтобы они не исполняли преступный приказ. Даже если поступит такой приказ и человека уволят, я объясняю, что белорусский народ поддержит, потому что действительно поступает очень много и сообщений, и предложений о помощи. И в том числе даже эти правозащитные организации предлагают конкретные шаги, которые помогут человеку переквалифицироваться на какую-то другую работу, так и предлагают денежное пособие на первое время.
И откликаются люди, люди говорят, что "да, не будем исполнять". Потому что сейчас уже поступил приказ сверху людей не бить, но я слышал по нынешним настроениям власти, они готовы продолжить это насилие, и я думаю, что часть сотрудников просто откажется это делать. Это уже будет какая-то маленькая победа.
– При каких обстоятельствах вы вернетесь снова в Беларусь?
– Когда сменится власть, когда все-таки у нас будет не автократия, а демократия. Потому что при нынешнем режиме, когда у нас с девятого числа законы в принципе не работают: я ничего не совершил, а меня преследуют... И вот поэтому только – при смене власти.
– Если бы тогда вы открыли дверь, что бы вам грозило? Сразу это арест?
– Да, меня бы сразу [задержали], там бы уже потом придумали что. У нас же так обычно работает: мы схватим, а там придумаем. Могло быть все что угодно, могли в этот же день меня в СИЗО закрыть, и там можно только гадать, что у них было на уме.
– Вы с женой вместе уехали?
– Да.
– Остались ли у вас там родственники еще?
– Конечно, все.
– Не боитесь за них?
– Им никаких угроз пока не поступало. Я общаюсь, конечно, со всеми. И пока все хорошо.
– Каких изменений вы ждете для своей страны?
– Я все-таки хочу, чтобы у нас была свобода слова. Никто не говорит, будет лучше, будет хуже, – никто не знает. Но народ сделал свой выбор, и его должны учитывать как действующая власть, так и вообще все в принципе, все в мире. И почему-то все цивилизованные не признали выборы, но наша власть как-то за что-то сражается. По сути, у нас государство держится сейчас на поддержке милиции, армии, ОМОНа, хотя все остальное население категорически против. Я не знаю, зачем так это делается сейчас.
– Что нужно сделать, чтобы Лукашенко ушел? И насколько вы вообще верите, что это реально?
– Честно, даже не знаю. Мне очень нравится идея с забастовками, потому что это мирный способ сменить власть, чтобы власть конкретно увидела, сколько людей, что действительно очень много людей против, что сейчас и происходит. И мне кажется, если так продолжать, то наступит тот момент икс, когда все-таки придется уйти.
– Сколько лет вы прослужили?
– Пять.
– А когда вы шли в милицию и то, что происходит сейчас, – это ожидание и реальность совпали или нет?
— Нет. Я думал, что милиция – это такая структура, где закон должен исполняться на высшем уровне. А там даже внутри структуры, даже по отношению руководства к своим подчиненным он не исполняется от слова "совсем", все держится непонятно на чем. К примеру, до сих пор заставляют сотрудников выписывать газеты, которые им не нужны, журналы, которые они не читают. И таких вопросов очень много. Если ты не согласен, то тебя лишают премии, тебя наказывают, тебе дисциплинарное взыскание вешают.
– С какими чувствами вы покидали Беларусь?
– В первый день, если честно, с чувством какой-то обреченности, потому что в этот же день мне позвонила знакомая и сказала, что в Гомеле никто не вышел. Я когда уже уезжал, думаю: "Блин, неужели всё? Неужели люди сдались?" А потом, когда уже уехал и увидел, насколько массово народ против, как все встали – только в Минске было, по подсчетам различных организаций, от 300 до 500 тысяч вышло, на самом деле очень много, – я был горд за белорусский народ, что все-таки они не побоялись, даже с учетом этих репрессий, они встали за одну цель.
