Европейский банк реконструкции и развития приостановил финансирование проектов в государственном секторе Беларуси. Акционеры банка обеспокоены политической и экономической ситуацией в стране. Это значит, что власти Беларуси лишатся сотен миллионов долларов поддержки. К примеру, в прошлом году ЕБРР выделил Минску рекордные $433 млн. При этом в банке говорят, что продолжат инвестировать в частный сектор. На это решение уже отреагировал официальный Минск. Глава белорусского МИД Владимир Макей заявил, что в ответ Беларусь приостанавливает диалог с ЕС по вопросам прав человека, а также понижает уровень участия в программе "Восточное партнерство".
Об этом мы поговорили с членом штаба политика Виктора Бабарико, членом Координационного совета Максимом Богрецовым.
— Что означают эти цифры?
— Цифр много еще можно "хороших" привести. Самое главное, что это означает, – это потерю доверия к тому, что происходит в Беларуси. У нас достаточно все еще высокий уровень государственных предприятий. Понятно, что это их касается в первую очередь. Но на самом деле это бьет по всем. Например, если вы работаете сейчас в коммерческом секторе и пытаетесь получить кредит, то это очень сложно сделать тоже. Да, EBRD (Европейский банк реконструкции и развития) не заявил о том, что они замораживают все вклады, но реально сегодня очень сложно, представьте, если бы это были ваши деньги, с каким бы ощущением вы отдавали даже частнику сегодня деньги в Беларуси? Это очень сложно.
— Тут есть расхожее мнение, за которое, кстати, часто власти разных стран с диктаторскими режимами критикуют свое население. Часто говорят: "Чем хуже – тем лучше". Чем хуже экономика, тем быстрее не выдержит режим и что-то изменится. В ситуации, которая сейчас сложилась в Беларуси, чем хуже – тем лучше? Или так нельзя говорить?
— Тут нет черно-белого ответа. Я могу сказать две вещи. Для нас, особенно кто всю жизнь провел в бизнесе, это в принципе подход очень сложный. Когда происходит точечное действие – это одно. Сейчас у нас такой уровень депрессии экономической наступает, когда это на самом деле касается абсолютно всех. Я приведу пример. Вчера мы записывали набор видеоклипов. Есть у нас такая улица Октябрьская – там студенты, общаги государственного университета, я заканчивал там факультет прикладной математики. На той же улице очень много стартапов, на той же улице очень много ресторанов и кафе – такой достаточно молодежный движ. Что сейчас происходит? В последний раз я там был в одном из кафе в воскресенье – там ОМОН гонял студентов по улицам. Часть этих кафе закрылась на один день в понедельник в знак солидарности. Сейчас они все закрыты – они выходят из бизнеса. Из стартапов, которые там есть, один из наших хабов провел опрос, порядка, наверное, уже 40% маленьких компаний, они в процессе выхода из Беларуси полностью. Влияет ли это на ВВП прямо сейчас? Наверное, нет. С другой стороны, когда мы смотрим по близкому мне сектору – это телекоммуникации и информационные технологии – в сентябре рост по инерции был 9,1%, сейчас, в октябре, был 1,9% рост ВВП. Это одна из двух индустрий, которая обеспечивает какой-то рост ВВП. Остальные индустрии, они вообще не показывают рост ВВП. IT-индустрия – это одна из тех индустрий, которая росла. Она все еще показывает рост. И на конец года она показывает рост, по-моему, порядка 7,5%. Но видно, как очень резко меняется динамика, насколько быстро темп роста упал буквально за один месяц. И это все говорит об одном: о потере доверия, потому что когда нет базовой безопасности, то нет доверия ни у населения – они снимают деньги со счетов банков, – ни у институциональных инвесторов, как EBRD, ни у каких-то других инвесторов, которые могут инвестировать внутри страны. У всех настроение одинаковое.
— То есть деньги из страны уходят. Отсутствие помощи БРР – тоже сигнал для инвесторов: "Не надо туда вкладывать"?
— Конечно. Для любого инвестора это очень серьезный сигнал. Не забывайте еще, что Fitch Ratings тоже на прошлой неделе понизил рейтинг Беларуси.
— Это ведь, наверное, значит, что и безработица растет? И это значит, что на самом деле каждый белорус еще больше становится зависим от Александра Лукашенко и государственных денег?
— Я бы не стал так говорить. Конечно, ситуация идет в худшую [сторону]. Становимся мы больше зависимы или нет – это сложно сказать. Конечно, людям, у которых меньше есть, тяжелее всего терять даже ту небольшую зарплату, которая у них есть. Это очень большая проблема, потому что здесь большая доля государственных предприятий и традиционно люди там зарабатывают, конечно, меньше денег. Вот эта мечта, чтобы средняя зарплата была выше чего-то, – на самом деле тут есть расхождения в доходах. Страдают в первую очередь, конечно, те самые люди, которые все еще поддерживают по инерции Александра Григорьевича: более старшее поколение, из каких-то удаленных регионов. В этом есть ирония.
— Откуда у власти могут взяться ресурсы для того, чтобы компенсировать это падение? Или они не будут пытаться его компенсировать?
— Безусловно, никаких внутренних резервов нет. Есть ощущение, что потихонечку разогревается уже печатный станок. У нас на самом деле в некоторых институтах власти достаточно профессиональные люди работают, в частности, в Центральном банке, и видно, что стараются это делать в последнюю очередь. Но я думаю, что резервов скоро не останется. Естественно, что деньги можно брать только в одном направлении.
— А через сколько это время наступит? Возможно, это время совпадает с какими-то политическими крупными изменениями.
— Им это надо уже в этом году – где-то плюс-минус к концу года. Тут нет точной даты. Но к концу года еще надо пересматривать цены на энергоносители, так что декабрь нас ждет интересный.
