В Беларуси утром 31 марта умер первый пациент с диагнозом COVID-19. Это Виктор Дашкевич, актер Витебского национального драматического театра имени Якуба Коласа. 3 января ему исполнилось 75 лет. До госпитализации у Дашкевича уже была хроническая обструктивная болезнь легких.
В Беларуси 30 марта были подтверждены 152 случая заражения новой коронавирусной инфекцией. Как утверждают власти, 47 человек были "выписаны или готовились к выписке", а 105 находились "под медицинским контролем и лечением".
Докторка одной из витебских больниц рассказала белорусской службе Радио Свобода о ситуации в городе в связи с эпидемией коронавируса. Свое имя она попросила не называть.
Больницы перепрофилированы
"Все началось с того, что работники обувной фабрики отправились в Милан. Вернулись они уже зараженные коронавирусом. Карантинных мер не предпринималось, они ходили на работу, в магазины, их дети ходили в школы. К сожалению, в Витебске это распространилось более широко, чем в других городах. Я не считаю Минск, потому что там больше населения.
Четыре больницы в городе были перепрофилированы на пациентов с пневмонией: туберкулезный диспансер, кожно-венерологический диспансер, 1-я городская больница и бывшая железнодорожная. Все они заполнены пациентами с пневмонией.
Инфекционная больница теперь работает только для контактов первого уровня. Там просто лежали люди на карантине, других пациентов они не берут. Проблема в том, что они не принимали кишечные инфекции – ни взрослых, ни детей. И эта кишечная инфекция вместо того чтобы быть изолированной в одной больнице, распространилась на разных людей: дети пошли в детскую больницу, а взрослые – в бывшую железнодорожную.
В железнодорожной больнице был период, когда они на неделю закрывались на карантин из-за кишечной палочки, потому что эта больница не была предназначена для таких пациентов. Грубо говоря, в конце коридора есть общий туалет, что невозможно при кишечных инфекциях. Одна медсестра для всей палаты – они просто не могли справиться со всем, как бы ни старались.
Туберкулезный диспансер закрыт под пневмонии, но там нет отделения реанимации и аппарата [ИВЛ].
Не хватает средств защиты
Средств индивидуальной защиты также недостаточно. Президент говорит, что наши склады забиты. Может, они и забиты, но в больницах этого нет. Наше отделение реанимации получило 500 масок в начале эпидемии, и они сказали: мы больше не будем давать вам. А у нас 20 врачей и в три раза больше медсестер. И, говорят, крутись как хочешь.
Это маска, которую нужно менять через 3 часа, а мы носим ее неделю. Нам говорят: если вам не хватает ваших масок, шейте ватно-марлевые повязки и будьте счастливы. Люди просто устали и больше не имеют сил бороться. Всем на нас плевать.
Кожно-венерологический диспансер был закрыт под пневмонии, но это страшно, потому что там нет даже проводки для кислорода. Если в туберкулезном диспансере еще возможно подать пациенту кислород, то в кожно-венерологическом они даже такой помощи получить не могут. То есть если им станет хуже, их куда-нибудь будут перевозить. Но транспортировка не добавляет здоровья таким людям.
Пневмоний больше чем обычно
В Витебске много пневмоний. Как минимум в 2-3 раза больше [чем обычно]. Я помню эпидемию 2009 года, когда у нас был свиной грипп, тогда такого не было, потому что у нас было четыре больницы, закрытые под пневмонии. То есть каждая реанимация как-то справлялась. Но чтобы все больницы были закрыты, такого не было.
Не хочу быть Нострадамусом, но мы можем повторить итальянский сценарий, потому что пациентов везут много и одновременно. И это люди, которые уже нуждаются в помощи, – у них односторонняя или двусторонняя пневмония, им нужны антибиотики, профилактическая терапия, они не могут справиться дома.
В железнодорожной больнице в пятницу было пять подтвержденных случаев коронавируса. Реаниматологи работают на износ. Раньше отделение интенсивной терапии занимало шесть коек, теперь оно распространилось на весь этаж. Операционная закрыта – есть пациенты, которым требуется вентиляция и кислород. Все запланированные операции были отменены, это даже не обсуждается.
В детской больнице четыре отделения получили пневмонию. Нельзя сказать, что дети не болеют, но они болеют гораздо легче. В детской комнате нет детей на ИВЛ. Но они больны, они носители. А то, что мы сейчас открыли детские сады и школы, катастрофично.
Сейчас железнодорожная больница не принимает пациентов, перепрофилируют и больницу скорой помощи. Ее терапевтический корпус будет закрыт под пневмонии. И единственная больница, которая может срочно помочь хирургическим, кардиологическим и невропатическим пациентам, – это областная больница. И там полторы тысячи коек. Я не знаю, как выживут эти бедные доктора.
Заболеваемость как минимум вдвое больше, чем говорят в Минздраве. Я понимаю врачей: в день поступает около 60 пациентов, они даже не успевают сделать мазок. Но зная, как работает наша система, я не уверена, что кто-то что-то делает с мазками, которые мы берем.
Мы очень любим переписывать истории болезни, и мы вынуждены это делать. Мы хорошо знаем, как исчезают данные анализа пациентов. У нас никогда не будет реальных данных.
С высоких трибун сегодня говорят, что у нас ничего нет и все это психоз. К сожалению, это не психоз. Сегодня очень неприятная и безобразная ситуация.
Витебская область открыта для всех, кроме военных и милиции. Министерству внутренних дел и военнослужащим запрещено ездить в нашу область. А другое население, я так понимаю, никому не нужно. Это якобы карантинное мероприятие, но мне не верится.
Не испортить статистику
Медперсонал тоже болеет. Есть много катаральных, есть пневмония. Наша медсестра лежит с двусторонней пневмонией. Никто не брал у нее мазок [на коронавирус]. В другой больнице реаниматолог и медсестра болеют – вероятно, заражены своими пациентами. Мы просто не привыкли жаловаться. Все привыкли, что кровь из носа, но выходи на смену.
Сейчас необходимо информировать население, как правильно мыть руки, как использовать дозаторы с дезинфицирующими средствами. О том, что не нужно ходить по торговым центрам и выбирать себе новую пару колготок или бусы. И если кому-то нужен хлеб, нужно пойти за хлебом и сидеть дома. В нашем понимании сидеть дома – это отдать детей бабушке и дедушке, собраться 20 человек и пойти на барбекю. Этого нельзя делать сейчас.
Должна быть предоставлена информация о количестве пациентов. А не как у нас: неизвестно, что они пишут. Мы, доктора, сами не понимаем, что они имеют в виду. Нужно предоставлять статистику как во всем мире.
Я думаю, что есть умершие [от коронавируса] пациенты, и они не всегда старые. В реанимации люди умирают от пневмонии, но нам не всегда дают ставить диагноз "пневмония" у умерших пациентов. На административном уровне говорят: нет и все, зашифруйте как-то по-другому, чтобы не испортить статистику.
Была бы медработникам отдача от государства, мы бы говорили правду. Но поскольку государству на нас плевать, то и нам более-менее все равно. Пока нам с трибуны будут рассказывать про трактор, сауну и все остальное, у нас не будет ничего хорошего с точки зрения карантина. Ввести карантин означает подписать приказ. И все наши лидеры напуганы, потому что они знают, что потом все равно будут наказаны".
