Во время акции оппозиции 3 августа полиция задержала 1001 человека. Кадры одного из самых жестких задержаний сняла съемочная группа Настоящего Времени. На Чистопрудном бульваре полицейский бьет дубинками по ногам двоих мужчин: Григория Оганезова и Максима Гришенкова.
В пятницу 9 августа, накануне очередной акции, Максим Гришенков встретился с корреспондентом НВ Тимуром Олевским. Он рассказал, почему решил заступиться за совершенно незнакомого ему человека и что происходило с ним и Оганезовым после избиения и задержания.
— Вы кто, Максим Гришенков, в жизни вы чем занимаетесь?
— Я вообще как плотник, делаю декорации для разных фирм – для "Ашана", для фирм, которые свадьбы организуют, либо просто на съемках. Мастер-плотник, так можно сказать.
— Когда я вас последний раз видел, вас дубасили полицейские. Как вы себя чувствуете?
— Сейчас я себя чувствую уже хорошо. Первые часы я ноги, особенно левую, вообще не чувствовал, но потом к утру уже мог ходить. Мне ничего не сломали, просто осталось пару вмятин на ногах, ну и синяки на руках.
— Что вам жена сказала, когда она вас увидела?
— Жена сказала, что не надо было скрываться. Потому что я никому не говорил, кроме сестры, но она жене позвонила – жена из другой страны – и все рассказала. И поэтому началась паника. К этому времени уже у меня телефон отобрали, и я не мог ответить. Она ничего не знала.
— Полицейские относились к вам как-то особенно в связи с тем, что вы могли бы потенциально написать заявление на применение силы в отношении вас?
— В ОВД ко мне относились довольно-таки, да ко всем на самом деле именно в ОВД самом относились довольно корректно, не грубили. Когда допрашивали всех, то следователь ко мне спустился на первый этаж, не заставляли меня подниматься на четвертый, как остальных.
— Я думаю, раз он вас допрашивал, то задавал вопрос, который я сейчас задам: что вы там вообще делали 3 августа на Чистых прудах?
— Я просто гулял. Я гулял и снимал, что там происходит.
— То есть вы знали, что идет акция. Вы пришли посмотреть на нее или как?
— Нет, я просто слышал о том, что будет акция, и оказался неподалеку, я как раз закончил работать и двигался по Бульварному кольцу от вокзала, от набережной справа, где 9 числа идут все, "Бессмертный полк".
— От Белорусского вокзала, соответственно. Вы пришли на Чистые пруды?
— Я шел по бульварам от Киевского вокзала.
— То есть вы прошли все, получается, видели всю акцию?
— Я вышел на бульвар у Киевского вокзала, там не было никого. И я дальше пошел по бульварам в сторону Пушкинской, в сторону Чистых прудов. И по мере того, как я приближался к Чистым прудам, я особо не заметил, чтобы было много полицейских. И вот только когда к Чистым прудам перешел и были сами пруды, там уже начались полицейские, перекрывали улицы, которые вели в центр. И я начал снимать это, потому что было интересно, что происходит.
— Что вы с этим видео собирались делать?
— Я отправлял это видео своей жене, ее не было в Москве с папой. Они очень интересуются политической обстановкой в Москве, они были в отпуске в Нальчике.
— Вы политически активный человек, вы понимаете, что вообще происходит, у вас есть какая-то позиция по этому поводу?
— У меня, скорее, нет, у меня папа очень политически активный, постоянно нам рассказывает, что происходит, постоянно что-то говорит с женой, мы с ним вместе живем. И вот я для него решил поснимать, что вообще происходит в Москве, пока их нет. И когда уже подходил к метро "Чистые пруды", там ОМОН перегородил выходы к метро за памятником Грибоедова, и я тогда увидел толпу, что стоит.
Решил посмотреть, что там, и увидел, как там полицейские бесчинствуют, и тогда подумал, что… Часто такие видео видел в интернете и все время думал: почему никто не вмешивается, почему все просто стоят и смотрят? Ну и решил… Не знаю, что на меня накатило, просто решил хоть что-то сделать, потому что ничего не делать и пройти мимо я не мог.
— Вы видели, как валили Георгия Оганезова. Почему вы за него схватились?
— Потому что я подумал, что их сейчас начнут бить. У меня был на спине портфель, я подумал, что если будут бить, то у меня портфель, и по спине ему не прилетит.
— То есть вы его закрывали собой?
— Да, наверное, пытался закрыть. К тому же я большой.
— Вы сами сказали, что вы пришли посмотреть, что происходит, и отправляли жене, что происходит. А что, на ваш взгляд, происходило?
— Происходило то, что люди гуляли, и пока я шел по бульварам, я один раз видел группу каких-то молодых людей, которые не на аллее, а сбоку по улице шли и кричали. Ну тоже кричали, увидели полицейских и ушли куда-то во дворы. А по самим бульварам никто не кричал, все гуляли. И вот когда стали полицейские подходить и перекрывать стали, то получилось так, что полицейские сами стали создавать толпу и беспорядки, что ли.
— Вы сами ведь не будете участвовать в выборах в Мосгордуму, я так понимаю, у вас не московская прописка?
— Московская прописка.
— Вы родились в Москве, вы москвич?
— Да, москвич, живу в Москве на Дмитровской.
— То есть вы не из тех людей, которые, по мнению мэрии, из других городов приехали участвовать в беспорядках?
— Нет, я коренной москвич, у меня родители коренные москвичи.
— Это ваш город.
— Да, живу я здесь все время, работаю тоже здесь.
— Вы обратились к адвокатам, и сегодня, как стало известно, адвокаты написали заявление в Следственный комитет. Можно чуть подробнее рассказать?
— После того, как я вышел и восстановил свои сим-карты, не знал, честно говоря, к кому обратиться, потому что в первый раз с таким столкнулся. До этого меня никогда не брали нигде, я нигде не состою, нигде не участвовал. И вот такое приключилось. Папа хоть у меня и юрист, но он сразу сказал, что: "Я ничего делать не буду, забудь об этом, ничего не делай".
— Почему?
— Потому что это государство, и здесь законы не работают. Поэтому я пошел – единственное, что я знал, – что есть штаб Навального, пошел туда. Там мне сказали, что есть организация "ОВД-Инфо". Я позвонил в нее. И там мне уже дали телефон "Общественного вердикта", правозащитной организации. Я связался с ними и там мне сказали: приходите и рассказывайте все. Мы с ними сейчас подготовили документы с жалобой на действия сотрудников полиции.
— Вы не знаете ни имен сотрудников полиции, у вас в протоколе ничего не сказано: ни кто вас задержал, ни кто применял к вам спецсредства?
— Нас там держали где-то с 18:30, меня до часа или до двух держали, и за все это время нам не было предъявлено ни в чем нас обвиняют, ни за что мы задержаны. Меня только допросили как свидетеля следователь – и все. Ни протокола о задержании, ни протокола допроса – ничего мне не давали, ничего я не писал, нигде не расписывался. Просто подержали, допросили и выгнали.
— Медицинскую помощь вы просили?
— Медицинскую помощь мы вызывали сами из автозака. Мы сами вызвали, потому что полицейские не хотели ее вызывать, когда мы просили, даже когда мне стало плохо с астмой в автобусе, все равно они говорили: приедем – там разберемся. И мы вызвали ее сами из автозака. Скорая помощь когда приехала – осмотрела меня, увидела, что не было переломов. И я написал отказ от госпитализации, потому что хоть меня хотели увезти на скорой помощи, но сотрудники тянули, не давали, и скорая помощь там полчаса сидела со мной. И я подумал, что, может, кому-то скорая помощь понадобится больше, чем мне, и написал отказ от госпитализации. И потом еще они мне вызывали второй раз, уже в час ночи. Но там я опять написал отказ, потому что они не хотели отдавать мои вещи.
— То есть вы бы просто дольше времени провели в итоге в отделении?
— Да.
— А как это они не хотели отдавать вам вещи?
— Они сказали: вот мы сейчас у вас забираем телефоны и потом все вернем. Тут они в час ночи вызвали скорую помощь, говорят: вот, можете уезжать. "А телефон?" – говорю. "Да-да, мы сейчас вам отдадим телефон". И вот ходили полицейские, то один ходил: "Да-да, сейчас отдадим", то другой: "Да-да, сейчас отдадим". В общем, они так полчаса ходили. Я говорю: "Где телефон? Ну-ка отдайте-ка мой телефон". Начальники говорят подчиненным своим: "Ему телефон срочно выдать, найдите телефон!" В общем, какую-то клоунаду устроили.
Я уже отпустил скорую помощь и еще там минут 20 сидел, ждал. И ко мне так никто не пришел, сам начал ходить по этому полицейскому участку, чтобы узнать хоть что-нибудь. Так ничего и не узнал, опять вернулся к ребятам, где сидели все задержанные, они сидели в зале для совещаний. Потом опять начальник пришел: "Тебе еще не отдали телефон?" Потом в итоге мне его так и не отдали, я еле-еле у них выцепил единственную бумажку – протокол об изъятии.
— А на основании чего у вас изъяли телефон?
— Просто обыск и изъятие, без объяснения причин.
— Что адвокаты говорят про это?
— Адвокаты говорят, что все это, конечно, было незаконно, что они не имели [права] это все делать. Но у нас законы не работают очень многие.
— Я правильно понимаю, что заявление в СК все-таки касается в первую очередь избиения, а не всех этих фактов в ОВД. Или там все?
— Там есть три [факта]: там есть заявление об избиении, о незаконном задержании и о краже телефона.
— Заявление приняли?
— Мы его только составили сегодня, я его на выходных должен отправить с видеоматериалами в следственное управление.
— Георгий Оганезов, человек, на котором вы лежали, которого вы защищали, как вы говорите, собой, – вы с ним разговаривали в ОВД?
— Да, разговаривал.
— И что? Как он? Он был напуган?
— Нет, никто не был напуган, потому что все знали, что они ничего не совершали и даже ничего не кричали.
— Он объяснял, почему он лег?
— Нет, мы с ним насчет этого не говорили, потому что он сидел в одном конце, я – в другом.
— Что вы думаете о том, что кроме вас никто не бросился из людей, находящихся там, вас прикрывать своими спинами?
— Мне, конечно, это было удивительно, потому что я был уверен, что кто-то хоть…
— Вы просто тянули руки, я видел, каждый из вас тянул руки в надежде, что кто-то поможет, я видел это.
— Кто-то на самом деле, там было четверо ребят, которые попытались подойти даже, хотя их сразу крутили. Но все равно столько народу было, и никто ничего не делает, и это удивительно, что когда берут на улице, сотрудники полиции чинят беззаконие, что все стоят и просто смотрят.
— Почему, как вы думаете, они так делают?
— Конечно, это, наверное, из-за страха. Не знаю, я, конечно, тоже боялся, что меня возьмут. Не знаю, на меня нахлынули чувства негодования и несправедливости, просто беспредел какой-то был. И страх отступил. Ярость от такого бесчинства. Главное, что люди, которые имеют власть, этой властью пользуются, законы не соблюдают, а людей, у которых нет никакой власти, от них требуют подчинения этим законам, но при этом сами они эту законность не соблюдают ни в каких условиях.
— Пойдете еще на митинг или хватит вам?
— Я пойду.
— Что жена думает по этому поводу?
— И жена, значит, пойдет. Раз она со мной, то пойдет. Потом уже поедем по своим делам. Тем более он согласованный. Я, может быть, и не пошел бы, конечно, но после такого, что со мной сделали, я просто из-за протеста пойду, от беззакония власти.
Также нам дают предупреждение о том, чтобы мы вели себя хорошо, и если будем уличены в каких-нибудь запрещенных митингах или протестах, то тогда всех привлекут к уголовной ответственности.
— Это кто делает?
— Это участковый. Ему дали список по его району, кто засветился. И он ходит и дает всем предупреждения. Предупреждение написано: "Если вы повторно будете замечены в митингах или нарушении общественного порядка". Но как бы мне поскольку вообще еще ничего не предъявили, я и в первый раз ни в чем не уличен.
— А что вы говорите про задолженность?
— Еще у меня не оплачен последний месяц, за июль коммуналка, и уже приходили приставы, говорят: вот у вас не оплачен один месяц, оплатите срочно. Плюс еще оружие. У меня есть оружие, начали у меня проверку по моему оружию, как я его храню, все ли у меня в порядке с лицензией.
—То есть пошел сигнал – вас отрабатывают по всему.
— Да, отрабатывают по всем статьям. Даже когда писал заявление в травмпункт, меня вызывали из милиции, чтобы я дал объяснение по травмпункту. В общем, бегаю сейчас всю неделю по всяким конторам, чтобы давать объяснения и доказывать, что я не верблюд.