22-летний левый активист Владислав Барабанов из Нижнего Новгорода был одним из 15 фигурантов дела о "массовых беспорядках" в Москве. Его обвиняли в том, что он "координировал действия толпы на акции протеста 27 июля", и отправили в СИЗО на основании видеозаписи, которая есть в материалах дела.
Следствие утверждало, что на ней Барабанов "координировал действия толпы в ходе несанкционированной акции". На видео при этом видно, что Барабанов просто машет руками. Это было единственное участие Барабанова в предполагаемых "беспорядках", которое следователям удалось найти в отношении активиста, и позже ведомство признало, что в его действиях не было состава преступления.
Несколько дней назад дело о "массовых беспорядках" в отношении Барабанова прекратили, сам он вышел на свободу. Телеканал "Настоящее Время" поговорил с Владиславом вскоре после того, как его отпустили домой. "Я заранее извиняюсь за голосовые связки, простыл в СИЗО", – заметил активист перед началом интервью.
— Расскажи историю своего задержания. Ты был на акции 27 июля?
— Задержание произошло в Москве, на Трубной площади 27 числа. После этого меня отвезли в отдел полиции по Марьинскому району. После Марьино – в Некрасовский отдел полиции. Там мы провели суммарно где-то двое суток, учитывая два отдела полиции. Потом меня отвезли на суд по административному аресту. После суда этапировали в спецприемник.
— Тебе дали сначала семь суток ареста по административной статье?
— Да, по административному правонарушению, которое мне вменяли, это 20.2, часть 8-я "Повторное нарушение публичного мероприятия". Повторное – потому что я уже проходил по статье 20.2 за участие в митинге против пенсионной реформы, против повышения пенсионного возраста. Он проходил у нас в Нижнем Новгороде в сентябре. Мне тогда 70 часов исправительных работ назначили. В общем, в Москве, у меня была "повторка", часть 8-я.
— Объясни, как ты из спецприемника для административных задержанных оказался в СИЗО, где содержат подозреваемых в уголовных преступлениях?
— Я надеялся на лучшее, даже несмотря на то, что нас в спецприемнике посещали представители Следственного комитета, пытались взять у нас какие-то показания в качестве свидетеля. Я надеялся на то, что все будет в порядке, и я из спецприемника поеду домой.
Но на выходе из спецприемника меня поджидали трое сотрудников полиции. Было конвоирование: два сотрудника полиции и один, вероятнее всего, сотрудник Центра "Э" – он был в штатском, не представился, удостоверение не предоставил. Меня отвели в машину, отняли паспорт и увезли в неизвестном для меня направлении. Потом мне сообщили о том, что меня везут непосредственно в Следственное управление СК.
Так я оказался в Следственном управлении. Там я провел ночь. Я пытался связаться с адвокатами, просидел с представителем Следственного комитета где-то с 23 часов до 7-8 утра. У меня пытались брать показания, я настаивал на адвокате. Мы его ждали до утра.
— Они тебе сказали: "Чувак, мы обвиняем тебя в этом"?
— Там сначала как процедура проходила. Было несколько протоколов: сначала протокол допроса свидетеля, потом протокол допроса подозреваемого и потом уже непосредственно протокол допроса обвиняемого. Так что сначала эти формальные процедуры прошли, меня потом обвинили, потом назначили дату суда. Из Следственного управления меня определили в ИВС, из ИВС – в суд. Из суда – опять в ИВС.
— В чем именно ты был виноват, согласно этим документам? "Участие в массовых беспорядках" – в чем оно выражалось?
— В общем-то, обвиняли меня в том, что я участвовал 27 июля в митинге, акции.
— Понятно. Но массовые беспорядки – это значит, что ты что-то должен был делать? Егор [Жуков] вот руками махал.
— Вот, видимо, им также не понравилось, что я в какой-то момент тоже махал руками. Возможно.
Со мной общался сотрудник уголовного розыска в ИВС. И они все искренне верят в то, что все эти протестные мероприятия имеют под собой какую-то иерархичность. Что у каждого человека есть определенные задачи, что каждый человек зарабатывает на этом деньги. И непосредственно координирует само мероприятие, координирует народ на это мероприятие с целью, как он дословно говорил, "раскачать массы", свергнуть власть.
— Они пытались узнать, кто тебе платит?
— Да, это вообще на самом деле самый частый вопрос, его задают вообще все, независимо от должностей, сотрудники полиции: от конвойных до сотрудников СИЗО. Мне задавали один и тот же вопрос: "Сколько вам платят?" Это самый популярный вопрос.
Когда им отвечаешь, что, естественно, нисколько не платят, – они это не понимают
Когда им отвечаешь, что, естественно, нисколько не платят, что люди выходят выразить свою точку зрения, с чем они не согласны, дать какой-то сигнал действующей власти, – они это не понимают. Это не в их повестке дня. Они выполняют свою работу, они на ней действительно зарабатывают деньги. А мы выходим на улицы и это все делаем абсолютно по своей воле.
— Скажите, пожалуйста, как ты сидел в СИЗО, как простудился?
— Простудился я буквально перед выходом, за день до выхода из СИЗО. Продуло, видимо. Окно было открыто, я из-за этого голос потерял. В СИЗО была четырехместная камера, у меня было трое сокамерников.
— Политические?
— Нет-нет, политических они вместе не сажают, насколько я знаю. По крайней мере, в нашем СИЗО, СИЗО-4 в Медведково. Изначально я там находился один после ИВС, когда меня этапировали в СИЗО. Потом туда этапировали еще политических из "Матросской тишины", нас стало побольше. Но они тасуют людей по камерам в совершенно разном порядке, чтобы политические между собой не пересекались никаким образом. Это было и в спецприемнике, в общем-то, и в ИВС то же самое было.
Хотя несмотря на это, в спецприемнике мы сидели вместе с Александром Соловьевым, в ИВС – несколько суток с Сергеем Фоминым. Возможно, они совершили либо какую-то ошибку, либо хотели что-то узнать, какую-то конкретику в процессе наших обсуждений. Довольно радостно увидеть какое-то политическое лицо, какую-то повестку дня можно было обсудить с этими людьми.
— Скажи, другие сокамерники как вообще высказываются, что они говорят по отношению к твоему делу?
— Они относятся с пониманием ко всей этой ситуации. Большинству заключенных, в общем-то, все понятно, что у нас в стране происходит, как система выстроена. Соответственно, они также выступают против всего этого беспредела, который творится. Потому что это точно так же непосредственно их касается.
Даже если есть люди, которые просто проводят свою жизнь по лагерям, от этапа до этапа, то они в любом случае сталкиваются с этой системой, которая по сути не является исправительной. Они также сталкиваются с беспределом со стороны сотрудников полиции, со стороны сотрудников лагерей, все в принципе понимают.
Я сидел с людьми, которые также сталкивались с пытками, их пытали в лагерях, на так называемых "режимных зонах". Поэтому они относятся, в общем-то, с пониманием, с поддержкой в большинстве своем.
— По отношению к тебе не применяли пытки?
— Нет, по отношению ко мне не применяли.
— Как ты узнал, что дело уже закрыто?
— Это произошло довольно неожиданно. Я лежал на койке, мне принесли пачку писем, которые постоянно доставлялись несвоевременно, принесли какую-то стопку. Я лежал, читал письма – и тут заходит дежурный по корпусу и говорит: "Барабанов, собирайтесь". Говорю: "Куда?" – "В следственный кабинет".
Я был очень сильно удивлен: обычно в следственном кабинете адвокаты в том числе присутствуют. Я думал: может быть, адвокат так поздно приехал? Я не ожидал абсолютно, что меня освободят.
Когда меня уже отвели в следственный кабинет, там были два представителя, по-моему, из Следственного комитета. Один из них передал мне бумагу, постановление о прекращении уголовного преследования. В этой бумаге было сказано, что нет состава для какого-либо уголовного преследования меня, но у меня есть какие-то действия, которые связаны со статьей 20.1, часть вторая, по-моему. Это мелкое хулиганство. Так что, предполагаю, возможно, я еще в спецприемнике сколько-то могу отсидеть.
