Суд в Москве приговорил главу российского профсоюза "Альянс врачей" Анастасию Васильеву к одному году ограничения свободы по так называемому санитарному делу. В течение этого времени Васильева не сможет покидать дом с 22:00 до 6:00, посещать массовые мероприятия, менять место жительства без согласия надзорного органа, выезжать без разрешения за пределы Москвы, а также она будет обязана дважды в месяц отмечаться в инспекции.
Дело по статье о нарушении санитарно-эпидемиологических норм возбудили после январских протестов в поддержку Алексея Навального. По мнению следствия, Васильева вместе с сотрудниками Фонда борьбы с коррупцией (летом его признали "экстремистской организацией") и другими активистами, подстрекала людей к тому, чтобы они нарушали карантин и участвовали в акциях протеста. Еще в феврале суд отправлял Васильеву под домашний арест, но потом меру пресечения ей изменили. С тех пор приговоры вынесли большинству фигурантов этого дела. Сама глава "Альянса врачей" продолжила свою профсоюзную деятельность, но публично разорвала все связи с ФБК и сказала, что не позволит втягивать профсоюз в политическую деятельность.
Настоящее Время поговорило с Анастасией Васильевой о нынешнем состоянии больниц и условиях работы врачей, о приговоре по "санитарному делу" и разрыве с ФБК.
Об условиях труда врачей:
– На ваш взгляд, почему уже медиков-пенсионеров призывают выходить на работу?
– На мой взгляд, сейчас ситуация в России довольно тяжелая, наша страна находится на первом месте по смертности, и мы знаем, что в регионах ситуация прямо катастрофическая, очень тяжелая. Потому что многие, к сожалению, не вакцинируются, избегают этого, что очень плохо. Поэтому те врачи, которые сейчас есть даже в запасе, если они вакцинированы, то это довольно безопасно и правильно сейчас этот запасной батальон использовать, это очень важный шаг для людей, для населения, чтобы им помочь.
– А если сравнивать нынешнюю ситуацию в больницах с той, которая была весной на пике прошлой волны, есть главные отличия и какие?
– Главное отличие, что сейчас в основном коронавирус "дельта" распространяется, и он вызывает эту тяжелую инфекцию, течение этого заболевания сложнее, тяжелее: заболевают даже дети, к сожалению, дети попадают в реанимацию. И главное отличие, хорошее, что уже, в общем-то, какие-то элементы понятны и нет такого ощущения, что пришел какой-то неизвестный зверь, неизвестная болезнь, непонятно что с ним делать, как было весной. Сейчас уже, к счастью, есть ясность, но тем не менее вирус более тяжелый. Поэтому отличия есть и плохие, и хорошие.
– Анастасия, а сделаны вообще в системе Минздрава какие-то выводы с начала пандемии? Что-то реально изменилось?
– На мой взгляд, выводы были сделаны довольно серьезные. Точно могу сказать про Москву, что организация медицинской помощи пациентам с коронавирусом в Москве в общем достойная и сейчас проводится на высоте. И все нюансы, разные ошибки, которые были сделаны весной, они учтены. Сложно сказать по регионам, потому что в каждом регионе свои проблемы. К сожалению, невозможно решить очень быстро кадровый вопрос, это самый главный вопрос, который сейчас стоит в стране, но тем не менее вопрос со средствами защиты уже не такой острый, как он был весной. Выводы, к счастью, сделаны, с кислородом стало тоже значительно лучше, потому что как-то стала понятна серьезность этой проблемы. Ну и, соответственно, обеспечение многими расходными материалами тоже стало лучше, это я знаю со слов своих коллег из регионов. Проблемы остаются, конечно, тем не менее какое-то движение в сторону улучшения явно есть сейчас.
– А кадровый вопрос, вы имеете в виду что?
– Кадровый вопрос – это серьезная нехватка медицинского персонала, то есть это нехватка медицинских сестер, всех: и санитарок, и врачей, конечно. Поэтому, собственно, мы и говорили, что пожилых врачей сейчас уже посылают на эту тяжелую работу. Нет врачей, и это очень серьезно.
О приговоре по "санитарному делу":
– Вы к чему готовились накануне вашего сегодняшнего приговора? Вы ждали такого решения или другого?
– Вы знаете, понятное дело, я понимала, что, скорее всего, будет обвинительный приговор. Я ничем не отличаюсь от других фигурантов этого дела, и, в общем-то, что было, то было. И естественно, понятно, что вряд ли был бы там оправдательный приговор. Конечно, где-то внутри я надеялась, что как-то, может быть, будет как-то мягче приговор или как-то будут какие-то все-таки послабления. Но как есть, так и есть, что ж теперь.
Не очень приятно, что мне не зачли, мы сейчас поняли, мне не зачли меру пресечения, этот практически год, который я была с мерой пресечения, его не зачли вообще. И меру пресечения оставили до вступления решения суда в силу, то есть до апелляции. У меня есть надежда на апелляцию, что там что-то поменяется. Но тут тоже я приму так, как будет. У меня, собственно, другого нет выбора.
О разрыве с ФБК
Примечание редакции:
Помимо того, что Анастасия Васильева возглавляет профсоюз, ранее она была личным врачом Алексея Навального. "Альянс врачей" создавался при поддержке команды оппозиционного политика. Васильева также регулярно появлялась на ютуб-канале "Навальный.Live".
После того как структуры Навального в России признали "экстремистскими", многие люди и организации были вынуждены прекратить с ними сотрудничество, чтобы не попасть под уголовное преследование. Накануне выборов в Госдуму, 16 сентября, глава "Альянса врачей" написала в соцсетях, что разрывает все связи с ФБК. Васильева написала, что считает, что ее и профсоюз использовали для политических целей, а сама она никогда не хотела заниматься политикой.
Во время записи этого интервью Анастасия Васильева попросила не давать в эфир фрагмент разговора о разрыве с ФБК. Редакция Настоящего Времени никогда не согласует с гостями вопросы заранее. Мы считаем своим долгом выдавать в эфир общественно значимую информацию. Эта часть интервью Анастасии Васильевой, на наш взгляд, является важной для понимания того, что происходит с российской оппозицией и в России в целом. В этом фрагменте интервью присутствуют минимальные сокращения, которые не влияют на общее содержание.
– Почему вы приняли решение разорвать все связи со структурами ФБК?
– Я разорвала отношения, потому что, во-первых, есть такой еще момент, что ощущение того, что были какие-то неправильные действия мною сделаны, оно есть. И ощущение, что произошло какое-то затягивание меня, ты с кем-то работаешь, кто-то помогает, это как-то невольно происходит, когда мы выполняем какие-то, так скажем, совместные действия, которые в общем-то не должны касаться медицинских профсоюзов.
– Это какие?
– Прежде всего это, наверное, участие в том, что мы, например, показываем больницы. Понятно, есть проблемы, они есть и в любых. Они у нас действительно тяжелые. И понятно, что ФБК и вся компания с той стороны на этом делают политические очки, это понятно, то есть "плохо, посмотрите как ужасно, в этом виновата власть". И любая критика рождает агрессию. И получается, что мы ходим, я ходила, показывала все, действительно были проблемы, и, соответственно, вот как-то так получилось, что это использовано в политических целях, что "смотрите, как плохо".
Но я вообще по своей сути считаю, что нужно не воевать, а решать проблемы другими путями. То есть надо помогать стране решать проблемы. И понятно, что гласность – это некое оружие, это некий метод, который может как-то помочь решить эту проблему. Но выставлять, выносить сор из избы – это действительно в каких-то моментах было не очень правильно, потому что существует какое-то понятие "патриотизм", что мы должны нашей собственной стране помогать, людям в ней помогать. Я понимаю, что можно было решить, наверное, вопросы по-другому. И без использования этих кадров и всяких таких тяжелых моментов, без использования их для каких-то политических амбиций, так скажем, потому что это не очень правильно, можно же решить их по-другому.
Я себя чувствую как-то сейчас не очень, потому что сначала мы это, ходили, там все это показывали и так далее, это все там говорили: "Ой, какой кошмар" – а потом когда у меня начались проблемы, я в личные даже сообщения не получаю никакой поддержки, как будто так и нужно. Согласитесь, как-то не очень красиво, это неправильно просто.
– От кого поддержки, имеете в виду?
– Мы сейчас говорим с вами про сотрудников ФБК.
– То есть никто из сотрудников ФБК вам не написал слова поддержки и так далее – это имеете в виду?
– Не то чтобы мне не написали, я же не одна, у меня же огромная организация. Вы представьте себе, меня там задерживают, угрожают, там СИЗО даже было, перевод на домашний арест и так далее. Это серьезные проблемы не только для меня, для всей организации, для имиджа организации. И, конечно, какая-то хотя бы моральная поддержка вообще-то важна по-человечески, это нормально. Но я абсолютно честно говорю, что ее не было. И вот меня сегодня даже спрашивали на суде: "С вами кто-то связывался до суда или после суда?" – "Да нет, конечно, никто никогда не связывался, не говорил там: Настя, держись, все будет хорошо, мы тебе поможем, выручим и так далее. Такого нет, поэтому ощущение использования абсолютно точно есть. Поддерживать друг друга – это правильно.
Мне крайне неприятно это говорить, потому что я очень верила в то, что я делаю, и были такие случаи, когда мы показывали какие-то нарушения в больницах, мы там разговаривали с главными врачами, все это снимали на видео и так далее. И проблемы как-то решались, у нас действительно было много побед. И это правильно, когда это все в каком-то мирном ключе, это мы показали, это все решилось. Но когда это переводится в политическую часть, и я получаюсь замешанной в этой политической войне между оппозицией и властью...
– А вы не понимали это изначально, когда начинали сотрудничать с Навальным и его структурами? Он же всегда занимался политикой.
– Да, я сначала не понимала. Вы правильный вопрос задали, ведь я же не политик, я врач. И когда ко мне обращаются люди с просьбой помочь, я им помогаю так, как я могу помогать. И в тот момент, его все знают, когда уволили мою маму, я там обращалась к властям, делала все, что я могу, Алексей как бы тоже мне тогда помог – мы маму восстановили. Я поняла, что гласность помогает. Но вы поймите, я не знала, кто такой Навальный, я вообще не понимала этого, я не политик. То есть потом, конечно, постепенно я стала понимать, что это такая жесткая война, и вы, наверное, журналисты, вы понимаете, что такое политика. Вы там во всем этом варитесь, вы видите всякие плюсы и минусы. Но вы поймите, многие врачи, я вот с утра до вечера на работе, я вообще не знаю, что это такое.
– Вы говорите о том, что нужно в оппозиции поддерживать друг друга и так далее. Но при этом вы это свое заявление сделали именно в канун выборов, когда Навальный сидит. Почему именно это время выбрали?
– Когда Навальный сидит – тут мне кажется, это вообще не связано.
– Я [хочу сказать], скорее даже в канун выборов – почему в канун выборов сделали это заявление?
– Вы знаете, как бы это, наверное, совпадение, то есть я совершенно точно, вот знаете: "Выборы, и я, значит, сделала это вот заявление". Я его сделала, потому что уже больше невозможно было дальше публично не разорвать связь, просто невозможно было дальше. То есть надо что-то выбирать.
– Жданов при этом, когда о вас писал, написал, что вашу жизнь превратили в ад. Так ли это?
– Да. Ну а что, вы не понимаете? Вы же видели, что происходило: и СИЗО, и домашний арест, меня караулили, звонили мне в 7 утра, с детьми были разные проблемы. Я сейчас не хочу как бы жаловаться и все это говорить, но да, мне было очень непросто.
– Вы говорили о том, что менеджеры ФБК "сейчас разрушают то, что с таким трудом создавали мы все. Для Волкова, Жданова, Певчих власть и деньги оказались важнее судеб". Что имеете в виду, почему власть и деньги для них, по вашему мнению, оказались важнее? Какие деньги?
– Мы с вами договорились, что мой пресс-секретарь Саша сказал, что вы мне таких вопросов задавать не будете. Вы начинаете делать то же самое, что делал "Дождь". Если вы каких-то вещей не понимаете, я, наверное, не буду просто с вами больше проводить интервью и отвечать вам на такие вопросы, потому что мне это неприятно, я очень искренний человек, и на какие-то такие вопросы мне отвечать крайне тяжело и особенно сегодня. Поэтому давайте, если есть у вас еще какие-то еще другие вопросы, я на них отвечу, на этот вопрос я отвечать не буду.
– Ну окей, вы понимаете наш интерес, я действительно, например, не понимаю, что вы имеете в виду, когда говорите, что деньги важнее. Мне хочется вас услышать, но ок, я вас услышала, что вы сегодня не готовы.
– Наверное, у вас есть тоже какое-то свое понимание этого процесса, про то, что я какие-то вещи не могу говорить публично. Понимаете это или нет? Ну зачем вы так сейчас меня толкаете на какие-то такие ответы? На меня и так льется огромное количество грязи, у меня очень тяжелая ситуация. Ну зачем вы так делаете? Для чего?
– Наша работа – задавать вопросы и узнавать вашу точку зрения.
– Моя работа тогда – отказаться вам давать это интервью и просить вообще тогда его не использовать, пожалуйста, мои слова и вообще не выносить это в вашу программу. Вам большое спасибо, просто я опять жалею, что я согласилась на это интервью, что мой пресс-секретарь меня убедил, что все будет нормально, я опять получаю такие вопросы.
– Окей, ваше право.
