Общественное движение "Ветераны России", которое требует привлечь к ответственности сотрудников центра защиты прав человека "Мемориал", решило бороться еще с одной правозащитной организацией – информационно-аналитическим центром "Сова". Председатель "Ветеранов России" Ильдар Резяпов обратился в Генпрокуратуру с просьбой провести проверку деятельности "Совы".
Осенью 2022 года в интернете появился "разоблачающий материал", где центр обвиняли в "русофобии", "противодействии традиционным ценностям" и критике антиэкстремистского законодательства. Материал с аналогичными тезисами вышел в отдельном сюжете на телеканале "Россия 24".
10 марта Министерство юстиции России обратилось в Московский городской суд с иском о ликвидации информационно-аналитического центра "Сова". "Основным нарушением признано проведение мероприятий вне региона регистрации (в нашем случае – Москвы) или участие в таковых. В иске заявлена только эта претензия", – сообщают в организации.
Что послужило истинным поводом для судебного иска – рассказал глава аналитического центра "Сова" Александр Верховский.
– Выходит, что с "Совой" российские власти действуют по абсолютно тому же сценарию, что и с "Мемориалом"?
– Пока, к счастью, не буквально по тому же, но тем не менее понятно, что организации подвергаются давлению одна за другой. Претензии просто предъявляются разные. К нам претензии носят сугубо формальный характер. Не то что мы что-то неправильно делаем по существу, а что мы участвовали в мероприятиях за пределами Москвы. Это та же история, что была у Московской Хельсинской группы и у организации "Человек и закон" в Йошкар-Оле.
– Объясните, что означает "принимали участие в мероприятиях за пределами Москвы". Вашим аналитикам запрещено законом выезжать из Москвы?
– Не всем, но некоторым. В законе об общественных объединениях написано, что региональные общественные организации, чем мы и являемся, действуют в своем регионе. Это всегда понималось так, что они в основном действуют в своем регионе. Не могут же они никуда не выезжать. Но вдруг в некоторых случаях это стало применяться в буквальном понимании. То есть нам предъявили 24 эпизода, когда мы участвовали в каких-то круглых столах в разных городах или семинарах или в конференциях ОБСЕ в Варшаве. И это все – вроде как очень тяжкое и неисправимое нарушение закона, поэтому надо ликвидировать. То же самое с двумя упомянутыми организациями было до этого. Там просто количество было поменьше. Да, это очень странно, это противоречит здравому смыслу.
– Можете рассказать поподробнее, чем ваш центр занимается?
– Мы существуем 20 лет. И основными темами изначально были проблемы радикальных проявлений ксенофобии – религиозной, этнической. То есть преступления на почве ненависти, деятельность радикальных группировок разного толка и то, как государство с ними борется. А также проблемы религиозной политики и свободы совести. Вся эта тематика покрывается сейчас в значительной степени антиэкстремистским законодательством. И мы довольно скоро стали замечать, что этим законодательством злоупотребляют все чаще и чаще. Поэтому появился отдельный третий раздел по злоупотреблениям в антиэкстремистской политике. Вот этими тремя темами мы так и продолжаем заниматься до сих пор. Делаем ежедневные новости, выпускаем доклады, выступаем там, где, как выяснилось, выступать нельзя, – за пределами МКАДа. Но тем не менее так мы и делали. Да, мы сотрудничали с разными организациями, в том числе государственными, которые были готовы с нами обсуждать все эти проблемы.
– Насколько то, что вы персонально входили в СПЧ, это вам давало какие-то гарантии безопасности? Выглядит так, что буквально через несколько месяцев после того, как вы вышли из СПЧ, Минюст занялся "Совой".
– Я бы это не назвал гарантиями, но, наверное, наличие какого-то, пусть довольно странного, титула поднимает тот бюрократический уровень, на котором должны приниматься решения как-то на меня повлиять. Не то чтобы меня вывел президент и после этого что-то началось. Это все-таки происходило все синхронно. Я не преувеличивал бы роль организации "Ветераны России", а то получится, что Путин их слушается. Но тем не менее началась эта маленькая кампания против нас в СМИ, а потом почти синхронно – с разрывом в сутки буквально – прокуратура направила в Минюст требование провести проверку, указав, что искать: выезды за пределы Москвы. И был подписан президентский указ о выводе меня. Просто меня вывели еще вместе с несколькими людьми. Это не то что я тут главная фигура.
– То есть ваш вывод из СПЧ, который подписал Фадеев, вы думаете, был последствием этой начавшейся информационной кампании?
– Нет. Я думаю, что попадание меня в список людей, которые подлежали выводу, наверное, как-то совместилось в головах принимающих решение людей – это точно не Фадеев – с этой начатой против нас агитацией. Я даже скажу иначе. Мое предположение заключается в том, что агитация была начата потому, что уже было принято решение выводить и как-то усилить давление на "Сову". Может быть, в тот момент они не знали, как именно, но постепенно планы у них кристаллизовались.
– Чем вы вообще объясняете все происходящее? Потому что когда ты смотришь на историю с "Мемориалом", вроде как понятно – Владимиру Путину, для которого тема Второй мировой войны и Великой Отечественной войны является священной, – приносят этот доклад, указывая, что там есть какие-то преступники, которые сотрудничали с оккупационными властями. Вроде как можно представить, что он мог дать разрешение бороться с "Мемориалом". А в вашем случае что происходит? Зачем вообще российским властям разбираться с "Совой"?
– Я думаю, что и в случае "Мемориала" эти три человека, которые обнаружились в огромной базе данных, – это все-таки не причина, а повод. А причина заключается в том, что "Мемориал" много и активно критиковал те или иные действия российских властей. Мы, конечно, организация поменьше, и критика наша менее громкая. Но тем не менее мы тоже критиковали. Критику никто не любит, как известно, а в ситуации, когда общая репрессивность увеличивается, то, что раньше было терпимым, становится все менее терпимым. Постепенно добираются до критиков: одного за другим. С какой скоростью этот процесс должен происходить, мы никогда не знаем.
– Если вы входите в СПЧ, то повлиять на это, поговорить с Фадеевым – невозможно уже в российской системе эту машину развернуть?
– Я уже не вхожу ведь. Но поговорить с Фадеевым я, конечно, мог, пока я был членом СПЧ. Но о чем? О том, что про нас показали какой-то сюжет на "России 24"? Не знаю, я, конечно, не хочу за него додумывать, но я думаю, что он сказал бы: "Не надо так выступать – не будут про вас такое рассказывать".
– Как вы думаете, может, российские власти просто хотят, чтобы вы сейчас, как это сделали уже тысячи журналистов и правозащитников, просто уехали из России?
– Может быть. Все может быть, конечно. В голову людям не заглянешь. В принципе центр "Сова" занимается ведь в основном не практической деятельностью. Это мониторинг и исследования. Если даже в какой-то момент хоть все сотрудники окажутся бог знает где, все равно же можно продолжать мониторинг и исследования. Какой смысл в этом – я не очень понимаю. Но мы считаем, что мы российская организация. И лучше бы находиться в России, как и мемориальцы так считают.
– А за пределами России у вас получится получать финансирование на ту же работу?
– Хороший вопрос. Не знаю.
– Вы этот вариант все-таки рассматриваете, что в какой-то момент придется уезжать?
– Знаете, я для себя в какой-то момент понял, что такие долгосрочные планы строить не надо, потому что политика наших властей непредсказуема. Она предсказуема по общему вектору, а по конкретной реализации и по темпам этой реализации – совершенно нет. Поэтому строить какие-то собственные планы, подстраиваясь под представление о том, что кто-то сделает, неправильно. Вот они что-то сделают – я буду как-то реагировать.
