"Свобода в огне: борьба Украины за свободу" – сиквел показанного семь лет назад в Венеции и номинированного на "Оскар" документального фильма Евгения Афинеевского "Зима в огне". Если первая часть дилогии была посвящена событиям на Майдане в 2014 году, то вторая охватывает события последних восьми лет. Фильм собран из большого количества частных свидетельств, интервью, телефонных разговоров, нарезок из новостей, анимации, a также кадров обстрелянных городов, снятых беспилотниками. Стендап в бомбоубежище сменяется шокирующими кадрами оторванных рук, свидетельствами детей, застрявших под завалами разрушенных домов, интервью с врачами, солдатами, священниками и новостными сводками.
Афинеевский возвращается к Майдану как к отправной точке текущей войны, параллельно рассказывая про механизмы работы российской пропагандистской машины. Оставляя в стороне геополитические процессы, режиссер строит повествование через личные истории людей, чья жизнь кардинально изменилась с 2014 года.
Евгений Афинеевский – израильский продюсер, актер и сценарист. Родился в России, но долгое время живет и работает в США. Мы поговорили с автором о том, как проходила работа над картиной.
– Когда вы поняли, что вы хотите снимать этот фильм, и сколько длился съемочный процесс?
– В 2014 году, когда закончился Майдан, мы еще продолжали снимать. Фильм "Зима в огне" я выпустил уже в 2015 году. И для меня уже тогда стало ясно, что началась война. Для всех украинцев это стало понятно после аннексии Крыма. Потом были другие моменты важные – Дебальцево, Донецкий аэропорт, Авдеевка, катастрофа МH17.
Тогда я не думал, что буду делать следующий проект. Но увидев то, что произошло в этом году, эту эскалацию, я понял, что кадры, которые мы тогда сняли, которые лежали у меня на жестком диске, восемь лет войны, они просто были потеряны для общества. Я понял, что поскольку мир не обратил на это внимание, я должен рассказать про эти восемь лет войны. И это стало движущей точкой.
В первые же дни я поднял всю свою команду и в Украине, и в Голливуде. Мы все ринулись в бой с камерами и стали снимать. Если в "Зиме в огне" было 28 операторов, то для этого фильма работало в два раза больше.
– Действия вашего фильма заканчиваются месяц назад. Как удалось так быстро все собрать, смонтировать?
– На производство этого фильма потребовалось меньше шести месяцев. На монтаж меньше трех месяцев. Последний кадр был снят 9 августа. Последний звуковой штрих был записан с Хелен Миррен 26 августа. Фильм был закончен в ночь с 30 на 31 августа.
– Вы второй раз возвращаетесь на Венецианский кинофестиваль с "огнем".
– C борьбой. С более обширной темой в этот раз. Если "Зима" строилась вокруг 93 дней и площади в Киеве, то сейчас война захлестнула не одну страну и, в принципе, может перекинуться на весь мир. Для меня это начало третьей мировой.
– По вашему мнению, искусство кино вообще может что-то изменить?
– Камера – это не только предмет, который может обогащать искусство, создавать что-то новое, она с 2010-2011 года стала оружием. Это я показывал в своем сирийском фильме "Слезы из Сирии". Каждое столетие несет нам какого-то своеобразного диктатора. В 1812 году это был Наполеон, который хотел захватить всю Европу, и это ни к чему хорошему не привело.
Потом был другой диктатор, который имел такие же империалистические планы в 1939-1945 годах. Это столетие нам несет нового диктатора. Наглядным пособием диктаторов нашего столетия является книга Геббельса, учебник по дезинформации. Его фраза "чем больше ложь, тем скорее в нее поверят" стала девизом многих диктаторов. Другое важное для них высказывание Геббельса: "Правда – враг государства". Странно, что человечество каждые сто лет совершает одну и ту же ошибку. Цена за эту ошибку становится с каждым столетием все больше и больше. Оружие становится все более сильным, и количество жертв, невинных жизней увеличивается. А камера тоже стала оружием массового поражения.
– На дискуссии, которую организовал Венецианский фестиваль в день Украины (8 сентября), спикеры из Украины благодарили руководство за отмену российского кино и российского павильона на рынке. Но при этом вне конкурса наравне с вами участвует новый фильм Стоуна Nuclear. Его художественные высказывания (фильм про Путина или фильм "Украина в огне") вредят гораздо больше Украине, чем фильмы таких российских режиссеров, как Звягинцев, Сокуров, которые участвовали на этом фестивале. Что вы думаете по этому поводу? У вас титры на трех языках (английском, украинском и русском), вы берете интервью у Ройзмана, Новикова...
– Более того, для этого фильма я брал интервью и у Чулпан Хаматовой, и у многих других с той стороны, потому что мне было важно услышать вторую сторону. Мне было важно показать все аспекты этой войны. Я брал интервью у дипломата Бориса Бондарева, которого до сих пор никто не снял. Я благодарен, что люди откликнулись. Я попытался создать фильм со множеством сторон.
Я благодарен фестивалю за второе приглашение, за возможность, за то, что они открыли передо мной двери. Я благодарен фестивалю, что они сейчас дают большую поддержку Украине. Очень важно показать сейчас, что украинцы стоят на ногах в культурном смысле. Потому что, несмотря на то, что многие сейчас на войне, искусство есть, оно никуда не ушло. Я разговаривал, например, с Олегом Сенцовым, он воюет. Ребята пытаются донести до всего мира историю с Украиной. Я очень благодарен, что здесь об этом говорят. А то, что на фестивале есть другие режиссеры, которые рассказывают другие истории, – не мне судить.
– Оливер Стоун – это тяжелая артиллерия в смысле кинопропаганды. Для многих его высказывания могут нивелировать значение вашей картины.
– Никто никак никому не может ничего запретить. Здесь на фестивале свобода слова.