Сегодня в Санкт-Петербурге завершается международный экономический форум, на котором в этом году не было ни одного европейского лидера и ни одного серьезного западного инвестора. Зато мероприятие посетила делегация Афганистана. Ее представляли члены движения "Талибан", захватившее власть в стране в прошлом году. Официально в РФ "Талибан" считается террористическим, но это не помешало принять иностранных гостей на форуме.
Накануне на ПМЭФ выступил Путин. Он заявил, что в угрожающем миру продовольственном кризисе виноваты системные экономические ошибки Запада, а вовсе не так называемая специальная военная операция в Украине. Обещал идти на контакт со всеми готовыми на это странами, держать инфляцию на уровне 4% и призвал инвестировать в Россию крупный бизнес. В эфире Настоящего Времени доктор экономических наук Игорь Липсиц прокомментировал заявления Путина и дал свой прогноз на ближайшие месяцы.
– Путин заявил, я его цитирую: "Безумные санкции Запада против России не достигли своего результата". Как считаете?
– На самом деле, ситуация неоднозначная. Вроде как бы спада еще нет, но он произойдет ближе к концу года. А посмотрите, что произошло с рублем! Выступающий на этом Петербургском форуме Греф сказал, что в жизни такого не видал, что в России валюта никому не нужна, потому что на нее ничего нельзя покупать и возможности импорта практически исчезли. Возникла ситуация переизбытка валюты, что уронило курс валют по отношению к рублю. Рубль подорожал, валюты подешевели, в итоге это создало большую проблему для бюджета, так что сказать, что Россия совсем никак не пострадала и не пострадает, – все это утопия.
Если вы послушаете Силуанова, то у него совсем не такая радостная тональность выступлений. Крепкий рубль – это маленькие доходы в рублевый бюджет и большие проблемы для компаний-экспортеров. Для той же черной металлургии, которая уже находится на краю убыточности, потому что не окупает затраты, да и у нефтяников будет все не очень весело. Сейчас Россия еще живет некоторым образом на запасах, а ближе к концу года мы увидим более явную картину. Что касается спада в производственных отраслях, в обрабатывающих, мы это увидим ближе к концу года. Но я бы обратил внимание, что мои коллеги по ВШЭ только что опубликовали доклад, где они оценивают ситуацию в российских регионах. В двух третях регионов России уже явно виден эффект рецессии. Она будет нарастать, это не нижняя точка.
– Теперь об открытости. Путин говорит: "Наши западные друзья мечтают об этом, никогда не пойдем по пути самоизоляции". А кто-то заинтересован сейчас во взаимодействии с Россией? Я имею в виду вкладывать в экономику.
– В Россию вкладывать уже давно никто не хочет. Если мы берем последние 10 лет, то видно, как усыхал поток иностранных инвестиций. В Россию изначально очень хотели вкладывать. В начале 1990-х мы видели огромный интерес мирового бизнеса к России. Она казалась очень перспективным новым регионом для мировой экономики, сюда шли компании за компаниями, вкладывали, строили предприятия, производили какую-то продукцию. Но уже последние десять лет мы видим усыхающий поток инвестиций. При этом мы видим, что собственные российские бизнесмены, собственные российские владельцы капиталов выводили деньги из страны в огромных суммах. Поэтому Россия давно уже была мало кому интересна, к сожалению. Стало понятно, что никакой серьезной устойчивой и перспективной экономики не получится. Поэтому сказать, что нас кто-то очень хотел изолировать, нет, просто мы стали не очень миру интересны.
– А кто-то будет все-таки инвестировать, несмотря ни на что?
– Может быть, будет инвестировать Китай, только что это будут за инвестиции. Я не исключаю, что китайские компании будут перекупать какие-то российские производства, которые могут быть чем-то полезны, чем-то интересны, способны производить какую-то сырьевую продукцию для нужд Китая. Китай это довольно давно уже делал и продолжит эту политику. Все остальное вряд ли.
Мы ожидали в свое время очень большого развития китайского банковского бизнеса в России, но ничего похожего не увидели. Один или два банка как-то ненавязчиво в России участвовали, но никакого такого большого развития, инвестиционного банкинга или какого-то другого китайского банкинга мы в России не увидели. Китай не видит особых интересов для себя.
– А еще какие-то партнеры способны будут перекрыть те потери, которые Россия понесла?
– А какие могут быть еще партнеры? “Талибан”, который приехал к нам на ПМЭФ? У них нет больших ресурсов. Больше, в общем, в мире-то крупных инвесторов нет. Япония не хочет вкладывать в Россию, у нас с ними сложные отношения. Африка сама нуждается в инвестициях. Европа вряд ли будет в нас инвестировать. Ей теперь самой бы перестроиться, чтобы жить отдельно, без всякого участия России. Это большая беда и для них, и для нас, что мы попали в такую ситуацию. Поэтому я просто не вижу каких-то источников капитала. Представить, что богатые арабские страны Ближнего Востока будут вкладываться в Россию, тоже проблематично. Особого интереса нет.
Турция вряд ли будет вкладываться. Она будет нам продавать, будет работать таким хабом серого импорта в Россию. Но что они будут сильно вкладываться – а какой смысл? Чтобы вкладывать инвестиции, нужно же, кроме какого-то интереса, иметь выгоду. А российский рынок будет сейчас некоторым образом сжимающимся, народ-то будет беднеть. Поэтому величина спроса будет сокращаться. Поэтому окупаемость инвестиций будет ухудшаться. Зачем я буду вкладываться на падающем рынке, где все меньше людей будет покупать? Я думаю, что это было как раз одной из основных причин, почему Coca-Cola ушла. Не потому что у них такие высокие моральные принципы, а потому что понятно: Россия сейчас – это страна с беднеющим населением. Здесь труднее зарабатывать деньги. Можно найти куда более интересные места для инвестиций.
– И поэтому Путин призывает крупный бизнес инвестировать в страну, вкладывать в создание новых предприятий, рабочих мест?
– Это возможно, но для этого нужно, чтобы люди вернули деньги. Мы же вывезли из России огромное количество денег. Если вы смотрите статистику ЦБ о том, какой был чистый отток капитала, то там действительно огромная сумма – около триллиона долларов было из России вывезено. Но представить себе, что кто-то их будет сейчас возвращать, довольно трудно. Крупный бизнес и так вкладывался в какой-то степени. В черной металлургии проводили обновление производства, в телекоммуникациях мы что-то делали. Но представить, что какие-то сейчас будут гигантские всплески инвестиций в России, очень трудно.
– Путин заявил сегодня на форуме, что Россия не допустит раскручивания инфляционной спирали. Цель по этому показателю сохраняется в 4%. Это реально?
– На мой взгляд, сейчас произойдет довольно странное явление. У нас не будет единого темпа инфляции, и будет как бы два реальных сегмента экономики. Первый – это сегмент очень бедных людей. Здесь инфляция будет низкой, возможна даже дефляция. Цены на продукты питания стали падать. Это происходит, потому что цены прыгнули, а люди-то обеднели и не могут покупать. Приходится снижать цены.
На сегменте бедных покупателей будем фиксировать замедление инфляции, снижение инфляции, возможно, даже дефляцию. А вот в сегменте товаров более высокого качества для более состоятельных инфляция будет выше. Она будет выше по простой причине: будет труднее добывать товары. Где-то к осени будет налажена система серого импорта, обходной поставки товаров, которые иначе не получить. Но эти челночные оптовики все будут возить очень дорого за 3-4 цены. Поэтому в сегменте для более состоятельных людей будет очень высокий темп инфляции. Экономика перестанет быть единой, и в ней будут очень разные темпы инфляции в зависимости от того, ты попадаешь в категорию очень бедных или в категорию мало-мальски состоятельных.
– Снова хочу вернуться к словам Путина, который говорит, что Россия способна значительно увеличить экспорт продовольствия. Приоритет он здесь отдает странам с риском голода. А есть ли понимание, за счет чего Россия собирается увеличивать экспорт продовольствия?
– Теоретически потенциал роста существует. Но он связан с тем, сумеет ли Россия получить все нужное для роста производства. Откуда мы берем семенной материал? Средства защиты от болезней растений и вредителей? Какие мы ввозим компоненты для животноводства? Это все у нас было в значительной степени импортное. И вопрос состоит в том, будем ли мы это получать. Если будем получать, то, возможно, мы обеспечим рост в сельском хозяйстве, да. Но если будут какие-то сбои здесь, то будут большие проблемы и в росте производства в сельском хозяйстве.
Земля в России есть, но ведь в сельском хозяйстве сегодня земля важный, но не единственный фактор. Не менее важно то, какая у тебя семенная база, какая у тебя сельхозтехника, как тебе ее быстро ремонтировать, как поддерживать ее в работоспособном состоянии. Какая у тебя квалификация персонала, какие у тебя средства борьбы с вредителями растений и много чего другого. Так что в этом смысле потенциал, в принципе, есть, но будет ли он реализован в условиях враждебного отношения мира к России, сказать сложно.
– Путин говорит, что война не имеет никакого отношения к проблемам в мировой экономике. Это так или не так?
– Частично нет, а частично да. Нынешняя военная ситуация будет иметь огромные экономические последствия для всего мира. Снизятся темпы роста во многих странах, и это, конечно, очень болезненно для многих стран отзовется, особенно для не таких богатых, как Европа и США.
