"Любовь – не апельсин" – рассказ молодого молдавского режиссера Отилии Бабары о массовой миграции из страны женщин в начале 90-х. Чтобы обеспечить свои семьи, многие уезжали на заработки в Европу. В общей сложности страну покинули 37% населения. Во многих семьях мужья, бабушки и дедушки продолжали заботиться о детях, в то время как мамы зарабатывали деньги в Западной Европе. Женщины присылали коробки с подарками и едой. Семьи взамен присылали им видеокассеты с записями праздников. Этот обмен стал ритуалом для тысяч людей. Дети выросли, а многие мамы так и не вернулись.

Отилия Бабара в своем фильме использовала личные архивы таких семей. Режиссер восстановила портрет страны, в которой женщины невольно совершили переход от коммунизма к капитализму.

Мы встретились Отилией на кинофестивале в Триесте, где фильм получил премию CEI (Центральноевропейской инициативы), и поговорили о работе над фильмом и миграции.

– У вашей семьи есть история эмиграции?

– Да и нет. Моя мама никогда не уезжала. В 90-е все были очень бедны, и я помню, что нам нечего было есть. Так было не только в моей семье. Я помню, как все мамы моих друзей стали исчезать, это врезалось в мою память, но я не понимала, почему это происходит. А потом мои друзья стали получать посылки от мам. С едой, фруктами, одеждой, подарками – всем, чего нельзя было найти в Молдове.

В какой-то момент я даже спросила мою маму, когда она собирается уехать, потому что, как любому ребенку, мне тоже хотелось получать такие посылки. Потом, когда я выросла, я поняла, насколько глупым было просить маму о таком. Я пожалела о тех словах. Когда я подросла, мои подруги стали делиться со мной чувствами и рассказывать о том, как травматично было расти без мам рядом. Я могу сказать, что травма моих друзей всегда была со мной. Поэтому я решила снять этот фильм.

– Как пришла идея делать фильм на основе найденного материала?

– Я начала этот фильм семь лет назад, когда мама моей лучшей подруги вернулась домой после 12 лет работы за рубежом. Мне было очень странно наблюдать, как они стали снова жить вместе в одном доме. У них была потеряна связь. Они были незнакомцами друг для друга. Я начала снимать их. Фильм начался таким образом. Но мне все время казалось, что чего-то не хватает. Все, что я искала, было в прошлом, а не в настоящем. Еще я хотела рассказать не одну историю, а сделать коллективный портрет. Молдова – маленькая страна, нас было 4,5 миллиона, а сейчас осталось 2,5.

Параллельно я делала большое количество интервью с другими героями. В одном из них мне рассказали про видеокассеты. Что существовала такая практика, отсылать мамам видео с детьми. Я стала искать еще и еще. Их было очень много. Люди начали делиться ими со мной. Я получила в итоге больше 100 часов материала. Я с самого начала хотела рассказать о том, какие эмоции испытывали дети, которых оставили матери. Я видела это сама на примере моей подруги.

Сначала дети были взволнованы и рады, потому что они получали много подарков. Но потом с годами это волнение и радость превратились в боль, которую они не могли вынести. Каждый раз, когда они просили маму вернуться, они получали какие-то отговорки и отказ. В этих кассетах я искала эволюцию чувств и отчуждение, которое становилось все сильнее и сильнее между матерями и их детьми.

– Как появилось название "Любовь – не апельсин"?

– В Молдове не растут апельсины. В 90-е годы они были экзотикой, поэтому мамы очень часто посылали апельсины своим детям. Это название пришло ко мне, когда я снимала мою подругу с ее мамой, которая присылала ей в детстве много апельсинов, даже слишком много. Моя подруга рассказывала мне, что каждый раз, когда она чистила апельсин, она думала о том месте, где ее мама, в котором она никогда не была сама. И запах апельсина стал символизировать для моей подруги отсутствие матери дома. Даже несмотря на то, что самих апельсинов и этой фразы нет в фильме, я думаю, что название репрезентует идею, которую я хотела выразить.

–​ В фильме звучит много закадрового текста от лица матерей, которые уехали. Где вы брали эти тексты? Это чьи-то дневники?

– Я взяла большое количество интервью у матерей, аудиоинтервью. Также я прочитала много писем, которые они посылали домой. Я решила, что в фильме не должно быть изображений матерей, ведь для детей они были невидимыми фигурами в жизни. Еще, просматривая видеокассеты, я заметила, что в то время как отцы или бабушки снимали детей, матери снимали то, что они видели вокруг себя, они почти не появляются сами на этих кассетах. Это меня поразило. Я решили эту невидимость сохранить, но дать им голос. В течение всех этих лет у матерей не было возможности говорить о себе. Я написала тексты на основе всей информации, которую я получила во время интервью и подготовки. Таким образом получился коллективный голос всех матерей.

–​ Вы сами живете в Брюсселе, как сейчас обстоят дела с миграцией в Молдове? Вышла ли страна из кризиса?

– Люди все еще уезжают из страны, но сейчас они уезжают немного по другим причинам. Сейчас все стало проще, потому что у большинства молдован есть румынские паспорта, они могут легально приехать в Европу. В 90-е люди уезжали тайно, жили без документов, поэтому матери не могли вернуться домой. У них не было документов. Сейчас это поменялось. По-прежнему многие уезжают за лучшей жизнью. Но вообще можно найти работу и в стране. Некоторые матери забрали своих детей в страны, в которые они эмигрировали в 90-е. Сейчас же большинство уезжает сразу со всей семьей.

–​ Вы показываете хронику не только семьи, но и страны. Фильм начинается с кадров Дня независимости Молдовы. Сейчас, во время войны в Украине, многие политики говорят о том, что Молдова и ее независимость тоже могут попасть под прицел России. Какие настроения в связи с этими событиями вы наблюдаете?

– Я не живу больше в Молдове, поэтому не могу говорить о том, как происходящее воспринимается там. Во время последнего моего визита я почувствовала, что многие живут в напряжении, у многих есть страх. С началом войны в Украине многие уехали из Молдовы тоже.

Мое поколение не испытывает ностальгии по советскому прошлому. У старшего поколения оно сохранилось. Наверное, это какая-то ностальгия по дешевым ценам, и, конечно, этого не вернуть, мы живем в другом мире. Молодые люди понимают, что нельзя жить воспоминаниями, нужно смотреть в будущее.

Когда война только началась, все испугались, но потом все скооперировались. Я очень горжусь моими друзьями, людьми моего поколения, которые, несмотря на страх, остались в Молдове и помогали украинцам всем, чем могли. Дали им безопасное укрытие и поддержку.