Фестиваль Kharkiv MeetDocs позиционирует себя как "культурный голос украинского востока" и с момента основания проводился в Харькове. Однако в этом году из-за постоянных обстрелов города его перенесли в столицу. Притом что крупнейшие украинские кинофорумы или отменены, или дислоцированы за рубеж, Kharkiv MeetDocs станет первым кинофестивалем, который пройдет в Украине с начала войны.
Основной конкурс составят украинские полнометражные документальные фильмы. Вне конкурса – также преимущественно неигровое кино. Откроет фестиваль датский фильм "Побег", выполненный в технике документальной анимации и номинированный на "Оскар" в трех номинациях, также он был отобран на Каннский фестиваль и получил призы на "Сандэнсе" и в Анси.
Сюжет картины основывается на воспоминаниях молодого ученого, гея Амина Наваби о детстве в Афганистане и дальнейшем побеге сначала оттуда, а затем из России. В наши дни 36-летний Амин сделал успешную карьеру и планирует съехаться со своим партнером. Однако он не может прийти к согласию с нелегким прошлым и поэтому решает исповедаться перед камерой.
Мы поговорили с Йонасом Поэром Расмуссеном о фильме.
– Йонас, конечно, первый вопрос – как вы нашли Амина?
– Я познакомился с ним лично, когда мне было 15. Я рос тогда в маленькой датской деревеньке. Однажды появился он, недавно переехав из Афганистана. Жил по соседству, за углом. Мы стали видеться каждое утро, ходили в школу, подружились. Конечно, меня интересовал его опыт. Впервые я рассказал об Амине по радио. Кстати, я совсем не собирался быть режиссером – любил радио, даже имел свою радиостанцию в школе. В любом случае тогда Амин не хотел говорить о прошлом.
– И что подвигло его изменить мнение?
– Десять лет назад я спросил его вновь, готов ли он говорить, на сей раз для фильма – и он согласился. Амин сказал, что должен поделиться этой историей, потому что много лет был оторван от своего прошлого, носил в себе этот разрыв и не мог быть откровенным касательно того, кем он является. Вы слышите в фильме его настоящий голос, рассказывающий о реальных событиях. В остальном его анонимность сохранена, и это тоже важный фактор.
– Почему? Ведь, казалось бы, он и его родные давно в безопасности.
– Амин хотел сохранить свою приватность, чтобы избежать ненужных расспросов от посторонних.
– По какой причине вы выбрали именно этот прием — анимационная документалистика?
– Большая часть истории происходит в прошлом. В таких случаях всегда встает проблема – как оживить это прошлое? Я решил, что анимация сможет вернуть дом детства Амина, вернуть Кабул 1980-х и Москву 1990-х и также, как я уже сказал выше, поможет рассказчику остаться анонимным.
И еще в анимации ты можешь говорить о вещах, которые трудно показывать. Ты можешь передать самые сильные эмоции, всмотреться во внутреннюю жизнь героя и быть более поэтичным в анимации, нежели с камерой. Когда он говорит о вещах, которые ему трудно вспоминать, мы можем вступить и показать наиболее стрессовые ситуации, поддержать его чувства.
– Как был сделан фильм? Не могли бы вы немного рассказать о технике?
– Технология довольно традиционная: студийная цифровая анимация. Но тут иная особенность: вы имеете закадровое свидетельство героя, так что важно, как вы построите визуальный ряд, чтобы поддержать его голос. Мы очень старались быть настолько близкими и реалистичными, насколько возможно.
– Однако все-таки можно ли такие фильмы считать документальными в строгом смысле этого слова?
– Для меня документалистикой может быть что угодно. Когда вы делаете неигровой фильм, вам нужно найти способ повествования. Это наибольший вызов: как сделать, чтобы ваш сюжет ощущался как происходящий здесь и сейчас – пусть даже он о прошлом. Мы использовали анимацию, но это мог быть и театр, и актерские реконструкции или просто исповедь перед камерой. Но нужны инструменты, чтобы донести послание героя. И мы использовали анимацию, поскольку так могли углубиться в травму максимально безвредно для Амина.
– Вы вспомнили о театре. Театральное представление – это часть вашего предыдущего фильма "Что он сделал". Совсем другая история, но кажется, что в обоих случаях съемочный процесс становится чем-то вроде сеанса психотерапии для протагонистов.
– Когда вы работаете с настолько интимным материалом, то одно дело – съемка, а другое – рассказывание истории субъектами, снимающими с себя бремя, которое они обычно несут в одиночку. Так что да, в некотором роде терапия. Это не входило в мои намерения, я не терапевт, но когда вы работаете с героями, пережившими травматический опыт, процесс высказывания сам по себе может приносить им некоторое облегчение.
– В анимации вы можете передать также и самые ужасные вещи – это очень гибкий жанр.
– Совершенно согласен. Вы можете показывать не только ужасы, но и то, как они переживаются внутри персонажа. Это один из величайших даров анимации.
– Что сейчас с Амином и его партнером?
– У Амина дела идут хорошо. Конечно, он все еще носит травмы в себе, но заговорить о них было для него огромным шагом. Теперь он достиг целостности со своим прошлым и своей сексуальностью, он может быть честен со своим партнером. Так что они вполне уютно живут в своем доме, с двумя котами, мы вчера обедали вместе.
– Они видели фильм?
– Мы впервые смотрели "Побег" у Амина дома. После просмотра он некоторое время молчал. Потом сказал: "Не знаю, тронут ли я, потому что это моя история или потому что фильм хороший". После премьеры на "Сандэнсе" он видел позитивные реакции и был счастлив. Думаю, Амин опасался, смогут ли люди понять, через что он прошел, потому что это двойная степень сложности – быть и геем, и беженцем. Но зрители были вовлечены, и это очень многое значило для него.
– Какие у вас сейчас планы? Над чем вы работаете?
– У меня есть пара проектов на ранней стадии. В Дании я планирую еще одну анимацию, на сей раз по финскому графическому роману, который опирается на реальные события. Это история о насилии, о том, как оно дегуманизирует нас. Другой проект – в США, игровой фильм, сценарий которого я сейчас пишу, также по реальным мотивам. Я пока что в самом начале. Это долгая дорога.
