Москвичей Петра и Елену Хомских прокуратура потребовала лишить родительских прав за то, что на протестном митинге в центре столицы 3 августа они были с детьми.
Кадры, на которых мужчина и женщина толкают коляски перед оцеплением силовиков, попали на государственные телеканалы. Журналист Олег Лурье в своем блоге назвал мужчину на видео "охранником Навального" и "профессиональным провокатором", после чего про него в аналогичном тоне написали РЕН-ТВ и другая госпресса.
Дело семьи 2 сентября рассмотрит Никулинский суд Москвы.
Петр и Елена Хомские рассказали Настоящему Времени, как узнали о прокурорском иске, что собираются предпринимать и что вообще думают о происходящем.
— Когда это все началось?
Петр: Вдруг пришли милиционеры домой к нашим родителям, и мы поняли, что есть какие-то телодвижения. Мы связались с адвокатом. Адвокат нас успокоил: будет сначала исковое заявление, тогда и обращайтесь. Но потом прокурорское заявление, иск, было опубликовано, так мы и узнали.
— Когда к родителям пришла полиция?
Петр: Точно не помню, числа 8 августа. Довольно быстро после этих событий к нам уже заявились. Они хотели выяснить, где мы живем – мы с родителями не живем, и пришли по адресу прописки. Их не пускали, но они спрашивать не стали – прошли, посмотрели и ушли, потому что нас не было, разумеется.
— Когда вы об этом узнали, какой была ваша реакция?
Петр: Мы были готовы. Мы в какой стране живем?
Елена: Они прозвонили уже места работы, обращались в детский садик. Даже на предыдущие места работы звонили, спрашивали, есть ли такая Хомская. Нам просто говорили, что нами интересовались.
Петр: Я – ИП, поэтому некому звонить.
Как только появился ролик в соцсетях, тот самый, еще до выхода РенТВ, я уже понял, к чему идет дело. Там был вопль пригожинских троллей, что таких родителей надо лишать родительских прав. Поскольку мнение пригожинских троллей и мнение властей очень часто переплетаются, то я понял, что этот вариант не исключен, что такое развитие событий может быть. И уже тогда я предупредил жену, что у нас могут быть неприятности, и мы должны действовать.
Елена: А я вообще не понимаю, по какому поводу у нас могут быть неприятности, потому что мы с семьей вышли в центр города и, казалось бы, моя полиция меня бережет. Казалось бы, нам нечего бояться, мы ничего не кричали, никаких лозунгов не произносили, без всяких атрибутов. Мы семьей с колясками вышли на прогулку.
Все государство говорит, что это наш город, что Москва – это город для жизни. Так если это город для жизни, нас, что, лишают за то, что мы гуляли в центре города, знакомили детей с достопримечательностями родного города?
Петр: Мы посмели прийти туда, где Росгвардия метелит протестующих.
— Это был ваш первый выход с детьми?
Петр: Нет. Я – гражданский активист со стажем, не сказать, что я на бульварах оказался случайно, нельзя, и врать не буду, я не случайно туда пошел. Но это была именно прогулка – без лозунгов, плакатов, без всего. Именно прогулка: мы не стояли нигде, кроме как на детских площадках. Формат был именно такой.
Елена: Мы на двух или на трех детских площадках успели поиграть и потом подошли к площади. Как все это произошло, даже не знаю.
Петр: И мы случайно вышли из перехода – и тут они [полицейские]. И мы пошли, пошли от них, запутались у нас колеса – мы их несколько секунд распутывали. А у полицейских эта шеренга немного прогнулась, чтобы дать нам пройти. И эта картинка для тех, кто управляет разгонами, неприятная: мало ли, теперь все захотят с колясками выходить, что, теперь разгонять нельзя будет?
Елена: А я мужа своего поддерживаю в первую очередь. Я его жена, я его люблю и я, в первую очередь, его поддерживаю. И мы вместе, мы – семья.
Петр: У тебя никто никого не отберет, мы не допустим этого. Это иродова политика. Отыгрываются на детях, потому что если отберут малышку грудную у кормящей мамы, это на всю жизнь травма для ребенка.
Они, конечно, постараются представить, что это мы виноваты. Ну давайте тогда все пары, или все мамаши, которые переходят на красный свет с детьми, – такое ведь случается – давайте всех их лишим родительских прав. Они ведь подвергают детей опасности? Подвергают. А в быту сколько случаев, когда дети подвергаются опасности: оставили, допустим, включенный газ или утюг, а тут ребенок бегает. Сколько таких случаев? Тоже опасность большая. Давайте лишать прав их всех.
Это демонстративная акция устрашения вас – не нас: что с нами двумя бороться. Борются с обществом и посылают месседж такой: "Детей не берите. Ходите сами, мы вас будем разгонять, а детей, пожалуйста, не берите, а то вы нам картинку испортите". Это такой месседж обществу.
Поэтому мой прогноз по суду отрицательный.
— Что вы собираетесь делать, о чем можете рассказать сейчас?
Петр: У нас есть адвокат, она занимается такими делами, она опытная, в Чечне отбивала родителей, у которых отнимали детей, и оспаривала эти решения. Мы полностью ей доверяем. Это не один адвокат, это группа, которая относится к "Агоре". Нас защищают профессиональные адвокаты.
Потом защищаете вы своей оглаской, разумеется. Потому что если мы сломаем им картинку, если мы сработаем на упреждение, если не получится у них представить, что это родители-маньяки, оппозиционеры, защищаются детьми – отобрать у них детей, – если не получится это представить, то у них и интерес пропадет.
Это все входит в линию защиты. Да, мы защищаемся и будем защищаться.
— А что говорит семья: ваши родители, близкие родственники, друзья?
Петр: Они не верят, что у нас отберут детей. Никто не верит, даже адвокат не верит, что у нас отберут детей. Они говорят: у вас нормальная семья, у вас все показатели в норме – не могут отобрать, нет оснований.
Елена: Старшая дочь пойдет в 4 класс музыкальной школы, у нее две четверки – по русскому и по физкультуре, остальные все пятерки. Она ходит в Академию искусств, она рисует картины.
Петр: Кстати, важно: к ней претензий нет – отбирают маленьких. Ее у нас не отбирают. Адвокат объяснила за пять минут, почему. Это не потому, что они либеральные и хотят нам хотя бы одного ребенка оставить. Потому что они знают: если ребенок пойдет в интернат, он должен будет ходить в школу. Она девочка большая, она просто после школы приедет домой. Она не будет в интернат ходить. То есть смысла особого нет.
Елена: А у этих сразу психику сломают – и все. Они не могут на самом деле без мамы ни минуты. Я куда-то хожу, отлучаюсь, они любят маму обе. Они [власти] разрушат все.
Петр: Мы не дадим им это сделать. Они в своей злобе и своем беззаконии захлебнутся. Мы не дадим. Они не всесильные, как хотят себя изобразить: "Мы есть закон, что мы скажем, так и будет".
Елена: То, что произошло, это полный произвол, беспредел, это вообще за гранью добра и зла, каких-то элементарных этических норм и вообще всего того, что может быть.
Петр: За гранью здравого смысла. Это показательный беспредел.
Мы узнали, что есть прокурорский иск, два дня назад. Не просто какие-то телодвижения, а именно прокурорский иск и что одно заседание уже было, мы его пропустили.
Елена: 22 августа, мы посмотрели, Никулинский суд, и там уже было заседание.
— А это не нарушение ваших прав, что вас не уведомили?
Петр: Может быть, они хотели нас уведомить, но до нас это не дошло.
Елена: Мы живем по другому адресу. И вообще непонятно, как нас может это коснуться, если мы ничего не нарушали. Ведь мы же правовое государство.
Если мы добропорядочные граждане, которые рожают детей, которые платят налоги, которые ходят на работу, которые воспитывают детей в доброте, в любви, какие могут быть уведомления? Мы не воруем, ничего не нарушаем.
Петр: Мы заикаемся о своих правах. Это очень сильное нарушение. Нам же сказали, что мы – клопы. Это не оговорка, они действительно так думают.
Была еще оговорка насчет анчоусов, про анчоусы говорил Путин. Перхоть – это Медведев говорил. В личных разговорах обычных людей они сравнивают с такими субстанциями.
Отчасти они правы, потому что люди очень вяло защищают свои права – с ними делают что-то, а они терпят. Может быть, действительно, такое ощущение, что какие-то клопы, которые не могут за себя постоять. Некоторые защищают свои права, но таких мало. Люди обычно стараются сидеть тихо: моя хата с краю, я буду сидеть тихо, меня не коснется, не тронет. Тронет. Сначала съедят этих, которые более активные, а потом – им же надо чем-то кормиться – дойдут и до тех, кто просто сидел. Потом будут есть друг друга. Как это обычно бывает.
— А раньше вы ходили на акции?
Петр: 27 июля мы ходили без детей – няня была. Нас никуда не пустили – было оцепление, мы постояли и разошлись.
Шестого августа прокуратура потребовала отобрать сына еще у одной пары-участников протестов в Москве, супругов Проказовых. Следственный комитет завел на родителей уголовное дело по двум статьям: 125 УК (оставление в опасности) и 156 УК (неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего). Родителей ребенка вызвали на допрос в СК, у них дома прошел обыск.
По версии ведомства, 27 июля на акции протеста в Москве Проказовы передали годовалого мальчика обвиняемому по "делу о массовых беспорядках" Сергею Фомину, чтобы он смог выйти из оцепления и избежать задержания. Дмитрий Проказов на это заявил, что Фомин является братом его жены и крестным их сына, и он просто попросил его понести ребенка.
После того, как прокуратура пригрозила отобрать ребенка у Проказовых, Фомин лично сдался полиции. Сейчас он находится под арестом.
