Когда-то через грузинское село Хурвалети пролегала шумная сельская улица, теперь здесь руины и заброшенные сады. Соседи Давида Ванишвили остались по другую сторону колючей проволоки – Хурвалети оказалось прямо на административной границе Грузии и самопровозглашенной Южной Осетией.

В Москве это называют "государственной границей", в Тбилиси – "линией оккупации". Заграждение возвели через несколько дней после войны 2008 года, разделив село на две части. Все, кто оказался на территории, подконтрольной российским военным, покинули свои дома. Все, кроме Давида.

"Куда мне идти? Нет у меня такой возможности. Я не смогу купить или построить новый дом. Да и не хочу уходить. Я тут родился, вырос. Тяжело мне. Спасибо соседям, что не оставляют, подбадривают. Общаемся через проволоку, они приносят мне продукты из магазина, который на их стороне. Здесь ничего нет", – рассказывает Давид Ванишвили.

О родном селе Кехви Нане Кахниашвили напоминает лишь банка, наполовину наполненная землей. Сразу после пятидневной войны его, как и почти все грузинские деревни в Южной Осетии, сравняли с землей. Сама Нана Кахниашвили прошла через плен и оказалась в поселке для беженцев Церовани в 20 км от Тбилиси.

"Мы, шесть-семь стариков, остались в Кехви. Думали присмотреть за домами. Надеялись, нас не тронут, – рассказывает Нана. – В село пришли вооруженные люди. Обчистили все дома, потом начали их поджигать. Я пыталась остановить их, но один из военных меня ударил. Нас отвезли в Цхинвали, в тюрьму. В камере сидели в основном старики. Вместо крыши, помню, была натянута сетка, по ней ходили военные, плевали в нас, бросали бычки от сигарет. Называли нас "фашистами". Грозились расстрелять. Когда выводили – били. Через десять дней нас вызволили сотрудники "Красного креста".

Марина Кахниашвили – тоже беженка из села Кехви, сейчас живет с Наной по соседству. В Церовани их дома разделяют три двора. Почти как когда-то в Кехви. По словам Марины, это считается везением, ведь на новом месте беженцев расселяли, как правило, беспорядочно. Муж Марины тоже был в числе тех людей, которые в дни войны отказались покидать Кехви. К семье он так и не вернулся.

"Он сказал, что не может оставить скот. Заставил нас с сыном уйти, а сам остался в селе. Мы ушли 8 августа, а уже на следующий день муж попал под снаряд. Его хоронили соседи – спешно, во дворе дома, завернутого в ковер", – рассказывает Марина.

Церовани – самый большой поселок для беженцев. Здесь живут семь тысяч человек, в том числе и Майя Гочашвили – беженка из поселка Ахалгори. Она занимается изготовлением "минанкари" – традиционных грузинских изделий из перегородчатой эмали. В цехе, который расположен тут же, в Церовани, она вместе с коллегами периодически устраивает мастер-классы для туристов. Встречаются и гости из России.

Майя рассказывает, что было время, когда Церовани считался чуть ли не символом трагедии страны.

"Я помню первые годы жизни здесь. Тут не было ничего, кроме спешно построенных домов. Летом я каждый день приносила домой букет полевых цветов. Этим я пыталась доказать себе и тем злодеям, которые сожгли мой дом, изгнали меня из родного села, лишили права посещать родину, что мы – сильны, что жизнь продолжается, и мы не собираемся сдаваться", – говорит Майя Гочашвили.

Всего в дни Августовской войны из Южной Осетии бежали около 27 тысяч человек. Для них власти Грузии практически на пустом месте возвели более десяти селений.

Тем временем российские пограничники продолжают возводить заграждения – колючие проволоки вдоль административной границы разрезают не только села, но и земельные участки, кладбища и даже дома.