– Господин генеральный секретарь, в своей речи на встрече лидеров НАТО Дональд Трамп был довольно прямолинеен. Шокировала ли такая прямолинейность вас и других лидеров?
– Мы были этому свидетелями и раньше. У президента Трампа очень откровенный и прямой стиль общения. Мы уже слышали такую прямоту. И в этот раз он четко сказал, что европейские члены альянса и Канада должны увеличить свои расходы на оборону.
Может быть, слова были выбраны несколько иные, но основной посыл остается неизменным, мы слышали его и от предыдущей американской администрации. Нам необходимо более справедливое распределение финансовых расходов между странами-участницами альянса. Именно поэтому мы достигли соглашения в 2014 году по плану о справедливом распределении расходов, то есть о прекращении сокращения бюджетов, постепенном увеличении расходов на оборону, и в перспективе выделении 2% ВВП на оборону.
Я думаю, что можно сочетать и амбициозный посыл о распределении расходов и позитивный посыл, так как мы уже начали продвигаться в нужном направлении.
– Но не задело поведение президента других лидеров стран блока?
– Что ж, это его стиль. У него свой определенный стиль поведения и откровенный, прямой способ выражения своих мыслей.
Опять же, главное – суть его высказываний. А суть в том, что все мы согласны, что нам необходимо более справедливое распределение расходов и те участники альянса, которые тратят меньше, чем 2% ВВП на оборону, должны увеличить расходы.
Хорошо то, что этот процесс уже начался. Первые существенные увеличения расходов в европейских странах-участницах НАТО и Канаде имели место уже в 2016-м году, после многих лет сокращений бюджетов. То есть мы уже совершили поворот в нужном направлении.
– Беспокоит ли вас то, что председатель Европейского совета Дональд Туск сказал, что у него и у Дональда Трампа, возможно, не совпадают позиции в отношении России?
– Я не присутствовал на совещании лидеров Евросоюза с участием Дональда Туска, но мне известно, что позиция стран-участниц НАТО в отношении России едина. Это позиция надежного сдерживания и обороны в совокупности с политическим диалогом, и мы придерживаемся этой линии.
Мы осуществили самое значительное укрепление коллективных мер безопасности с конца холодной войны. В то же время НАТО проводит политический диалог с Россией, так как Россия – наш крупнейший сосед, и она таковым и останется. Поэтому отношениям с Россией надо уделять внимание.
Нам нельзя допустить новой холодной войны. Мы не ищем конфронтации с Россией, и размещение наших сил в восточной части альянса имеет оборонительный характер. Оно пропорционально и проводится так, чтобы послать четкий сигнал о солидарности всех стран НАТО. Без того, чтобы спровоцировать конфликт, а наоборот, для того, чтобы конфликт предотвратить.
– Обсуждали ли конкретно Россию на встрече 25 мая в Брюсселе?
– Да, Россию на встрече обсуждали, отчасти потому что этот вопрос связан с нашей дискуссией о распределении расходов и трансатлантическом взаимодействии.
Нам нужен прочный, единый подход к России. И, конечно, мы обсуждали Украину. Мы видим, что Россия продолжает дестабилизировать Украину, продолжает предоставлять поддержку сепаратистам на востоке Украины, и продолжает незаконную аннексию Крыма. Поэтому Россия всегда остается в нашей повестке дня.
Но НАТО - это не только ответ России. НАТО отвечает на многие другие вызовы в области безопасности. Это угроза терроризма, нестабильность на юге, ИГИЛ, Ирак, Сирия, Афганистан, и, конечно, угроза кибератак, которые исходят как от государственных, так и от негосударственных субъектов.
– Было проведено уже несколько встреч Совета России-НАТО. Не время ли вывести эти встречи с уровня послов на уровень министров или глав государств?
– Совет России-НАТО – это структура, созданная для организации встреч разного уровня: послов, министров, глав государств и правительств. Еще в должности премьер-министра Норвегии я присутствовал на нескольких встречах Совета России-НАТО с участием президента Путина и Дмитрия Медведева. В настоящее время у нас нет планов проводить такого рода встречи, но они возможны в будущем. Хотя делать предположения, когда они могут состояться, я не буду.
– Вы упомянули, что НАТО заинтересован в более близком партнерстве с Украиной. Что конкретно имеется в виду?
– Имеется в виду практическая и политическая поддержка. Имеется в виду продолжение выражения сильной политической воли. Важно то, что 28 стран-участниц альянса – а скоро их будет 29 – выражают мощную политическую поддержку суверенитета и территориальной целостности Украины, а также политическую поддержку усилий по мирному урегулированию конфликта в Донбассе и выполнению минских соглашений, режима прекращения огня и вывода тяжелых вооружений.
Более того, мы также предоставляем Украине практическую помощь в развитии современных институтов безопасности, воплощению в жизнь антикоррупционных реформ, развитии командных систем, укреплении кибербезопасности, логистики, и в других областях. То есть мы работаем с ними. Мы направляем наших консультантов, страны-участники НАТО предоставляют инструкторов, и так далее.
Таким образом, мы сотрудничаем с украинцами во многих областях с тем, чтобы помочь им укрепить безопасность и оборонные структуры.
– У вас есть, например, пять индивидуальных целевых фондов. Будут ли создаваться еще подобные фонды? Или еще что-то более конкретное?
– Таких решений еще не было принято, но мы постоянно работаем с украинской стороной с тем, чтобы усовершенствовать и укрепить существующие фонды, а также изучаем возможность создания новых фондов. Дело в том, что в прошлом году мы договорились о всестороннем пакете действий, а сейчас находимся в процессе выполнения тех мер по практической поддержке Украине.
– На министерском совещании НАТО в июне вы, как ожидается, собираетесь обсудить Афганистан. Будет ли на этой встрече принято решение об изменении количества войск НАТО в этой стране?
– Сейчас идет процесс, который мы называем "формированием сил". В июне, еще до министерского совещания, мы проведем конференцию по формированию контингента. Ясно то, что НАТО будет по меньшей мере сохранять численность своей миссии в Афганистане. Сейчас это 13 тысяч военнослужащих.
Мы также договорились о многоуровневом подходе в поддержке дорожной карты, предложенной президентом Афганистана Ашрафом Гани. В тому же мы сейчас рассматриваем просьбу наших командиров увеличить численность войск на нескольких тысяч человек. Но решения такого пока принято не было. Ясно то, что обсуждение продолжается. Точная численность будет определена в ближайшие недели.
КОММЕНТАРИИ