Если же серьезно, то примеров подобного рода дублирования государственных функций множество – Наполеон с его несколькими полициями, Николай Первый, вообще опиравшийся на параллельный существовавшему аппарат исполнительной и распорядительной власти, Его Императорского Величества Канцелярию с ее печальной знаменитым Третьим Отделением. Но изобретателем параллельного госаппарата в России был не он. Иван Грозный, недовольный реформированной им самим системой управления, разделил царство на две части – обычную (земщина) и необычную (опричнина). Второй он правил сам, прямиком, с помощью своего нового изуверского войска, в то время как первой он же распоряжался посредством более привычных и менее кровожадных институций.
Подобная политическая шизофрения – иначе подобный подход не назовешь – досталась в наследство многим правителям России, включая большевиков. Советская власть, по сути, была одним из самых ярких примеров такого болезненного раздвоения коллективной личности: в стране существовало два источника и института власти – Советы и Партия. Конечно, роль первых с самого начала была декоративной, а под конец и вовсе жалкой, и на деле было единовластие партийной верхушки, но, тем не менее, шизофрения во всем этом присутствовала. Лозунг Горбачева о возвращении власти Советам не был столь уж бессмысленен, как это казалось в конце 1980-х; другое дело, что он не понимал коренного отличия "Советов" от обычной западной представительной демократии. Последняя есть продукт (и источник одновременно) разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную, в то время как Советы мыслились создателем Советского государства Лениным как орган, совмещающий в себе все эти три функции. Ленин, отчасти вслед за Марксом, видел прообраз новой системы власти в таких исторических феноменах, как Конвент революционной Франции первой половины 1790-х годов и, конечно же, Парижская Коммуна. Ничего подобного Горбачев, конечно, не хотел – речь он вел о том, чтобы восстановить в СССР "народовластие". Ему в голову не приходило, что он использует неверный глагол – не "восстановить", а "установить". Совсем иная задача, требующая совсем иных усилий и риторики. Горбачев этого не понял и потерял страну.
Владимир Путин с самого начала своего правления вернулся к старым-добрым принципам конструирования российской власти. Дело не только в чехарде самых различных спецслужб, которые периодически перетасовывают на предмет полномочий, влияния и так далее – совершенно очевидно, что кроме поддержания порядка в стране и ловли террористов и шпионов, эти службы основательно – пусть и незаметно для непосвященных – друг с другом враждуют. Уже на заре путинизма был придуман институт "полпредов президента", сегодня основательно подзабытый. Назначенные президентом полпреды во многом дублировали еще тогда избиравшихся губернаторов и должны были удерживать тех от опасного вольномыслия и, главное, резких шагов в отношении Кремля. Параллельные властные вертикали со временем дополнились горизонтальными. Путин создал-таки свою опричнину, но только не поделив государство на две крупные части, которые формально управлялись по-разному, нет. Здесь задумка хитрее — опричнину устроили на окраине, на Кавказе, поручив ее Кадырову-младшему. Там, в Чечне, работают уже другие законы, нежели в России, говорятся другие слова – да, собственно, и повседневная практика власти иная. Отличие Владимира Путина от Иоанна Васильевича в том, что второй сам управлял опричниной, а руководить остальной частью поставил потешного человечка. Путин же сам руководит главной частью страны, а окраинную опричнину возглавляет новейший Симеон Бекбулатович, увы, совсем не потешный. Ну и, конечно, в отличие от XVI века новейшая российская опричнина является религиозно- и этнически-консолидированной, имеет относительно небольшую территорию и – при первом же ослаблении московской власти – вполне готова к тому, чтобы отколоться, прихватив с собой близлежащие куски. И здесь – помимо бесконечной игры с собственными силовыми структурами – одна из самых слабых точек российской власти.
Так что когда одни турецкие военные по загадочным для наблюдателей причинам повернули оружие против президента Эрдогана, а другие турецкие военные по столь же непонятным причинам защитили правящий режим, российская власть стала испытывать сильное беспокойство. Это беспокойство проявилось и в речах официальных лиц по поводу турецких неприятностей. В них почти не всплывали события, связанные с конкретными российско-турецкими отношениями, сегодняшний контекст был решительно отставлен в сторону. Зато на первый план вышли Вечные Темы. Их у российской власти две. Первая тема: гадкая Америка, которая норовить проникнуть в любое стабильное государство и – чисто почти ради собственного удовольствия – превратить порядок в хаос. Вторая тема более отвлеченная и теоретическая. Это тема, собственно, Стабильности, которая является воплощением народных чаяний и проявлением Вековечного Порядка, Традиции, в частности, Российской Традиции. Эта Стабильность не несет, на самом деле, в себе никакой идеологической окраски, для нее все равно, что именно стабильно, какой строй – коммунистический, капиталистический, любой иной. Главное, чтобы все оставалось по-прежнему. Никаких переворотов и – особенно – революций. Тут вот что любопытно – представляя Стабильность, Порядок вечным исконным качеством русского народа и общества, кремлевские идеологи и официозные политики забывают, что никакой стабильности в России, на самом деле, никогда и не было. Или почти не было. Так что алтаря, на котором так хочется принести клятву до конца дней своих сражаться с «проплаченными американскими деньгами кознями», не существует. А это ставит под сомнение все остальное. Стоит бросить беглый взгляд на прошлое России, как морок рассеивается и вместо утеса стабильности и мощи мы видим очень сложную страну, весьма слабое, некомпетентное и коррумпированное государство, управляемое людьми, у которых периодически случаются вышеописанные приступы политической шизофрении.
