У Ленина в этом году – последний относительно спокойный день рождения. В 2017-м уже начнут бушевать страсти по поводу векового юбилея Октябрьской революции, и вождю ее наверняка придется туго, а вот в 2016-м ничего особенного с ним не происходит – разве что при желании можно отметить сто лет со времени создания его знаменитой работы “Империализм как высшая стадия капитализма”. Да и то она была только написана в 1916-м, а опубликована уже в Петрограде в 1917-м, когда Ленин вернулся из эмиграции и азартно включился в политическую борьбу. В 1916-м же Ленин мирно сидел в Цюрихе и рассказывал соратникам, что до следующей революции в России не доживет, ибо ждать ее еще очень долго.

В Цюрихе в то время нашли убежище от мировой войны самые разные люди. Здесь устроил свой модернистский двор Джеймс Джойс, сочинявший “Улисса”, здесь на Шпигельгассе веселые молодые люди, прячущиеся от мобилизации, открыли знаменитое “Кабаре Вольтер” и учредили самое интересное из авангардистских течений в искусстве – дадаизм. Забавно представить себе, как сорокашестилетний Владимир Ленин прогуливается по Шпигельгассе мимо корчащих рожи Ганса Арпа и Тристана Тцары, после чего обменивается неторопливыми поклонами с остроносым ирландцем, который в компании прекрасной черноволосой жены Норы направляется в локаль выпить местного красного.

Искушение увидеть главных политических, арт- и литературных революционеров XX века в одной компании, хлопающих друг друга по плечу, заказывающих пиво по кругу, было столь велико, что британский драматург Том Стоппард сочинил пьесу “Травести, или Комедия с переодеваниями в двух действиях”, где собрал их всех на одной сцене. Впрочем, действие ее происходит в самом начале 1917 года, в России случилась революция, а русский эмигрант Ленин сидит в цюрихской библиотеке с ирландским эмигрантом Джойсом. Входит Крупская, которую в пьесе зовут просто “Надя”:

Внимательный читатель, хорошо знакомый с романом, который Джойс сочинял в Цюрихе во время Первой мировой, узнает в реплике “Нади” пародию на последнее слово в “Улиссе”, на знаменитое “да”, сказанное Молли Блум нашему миру.

Не знаю, верна ли легенда о Ленине, играющем с Тцарой в шахматы в “Кабаре Вольтер”, но можно быть совершенно уверенным в том, что русский революционер времени не терял и много работал. “Империализм как высшая стадия капитализма” – труд довольно серьезный, несмотря на подзаголовок “Популярный очерк”; Ленину пришлось провести немало времени в цюрихской библиотеке, куда его поместил в “Травести” Том Стоппард.

Те, чье детство, отрочество и юность пришлись на советское время, наверняка вздрогнут, услышав название этой книги – ведь “Империализм” был инструментом особо жестокой идеологической пытки в школах и вузах СССР. Его заставляли читать, изучать и даже учить наизусть, однако если попытаться свежим глазом посмотреть на эту ленинскую работу сегодня, то она покажется довольно любопытной, хотя и сильно устаревшей. Но вот следующая его вещь, “Государство и революция”, сочиненная уже в революционном 1917-м – несомненная классика, причем актуальная. Делают ее таковой не только собственные достоинства – но и некоторые события последних месяцев и лет.

Нашумевшая статья председателя Следственного Комитета РФ Александра Бастрыкина в журнале “Коммерсант–Власть” о том, как следует обустроить Россию, хоть и представляет собой осторожно высказанную версию столь популярного в стране полуфашистского бреда, тем не менее содержит в себе одну достойную внимания деталь. Речь не о каком-то отдельном высказывании, скорее – о невысказанной идее, за которой полусознательно следует мысль бывшего главного комсомольца ЛГУ. Крайние меры, на которые столь щедр язык Бастрыкина, вроде ограничения прав и свобод граждан, а также китайских экзекуций в отношении интернета, – все это оправдывается интересами “государства”. Не отдельные люди, и даже не общество, а государство – вот главная ценность русского мира, вокруг которой следует строить абсолютно все, включая и какую-то особенную идеологию.

Любопытно, что здесь Бастрыкин явно переворачивает обычную марксистко-ленинскую логику; согласно Марксу (и не только ему) не идеология дополняет величественное здание государства, а наоборот, она представляет собой одновременно идеальный фундамент, идеальный материал и идеальную цель госстроительства. В бастрыкинских речах – которые в данном пункте почти не отличаются от выступлений прочих путинских чиновников, да и самого президента – идеология лишь одна из функций государства. Государство же не определяется ни классово, ни идеологически, ни каким иным образом. Примет у государства нет, кроме того, конечно, что оно должно быть безграничным и самодостаточным одновременно. Не государство для общества и даже не общество для государства – просто одно только государство, тело которого включает всю страну до последнего человека. “Русский мир” – и есть государство, а государство и есть “русский мир”.

Подобный вздор мог бы вызвать у Ленина даже не приступ его патентованного бешенства, а всего лишь ядовитую усмешку. Кто-кто, но он-то знал, зачем устроено государство, чему оно служит и какова его природа! Это не значит, конечно, что взгляды Ленина были верными – наоборот, в построениях “Государства и революции” множество передержек, а то и просто логических ошибок и подтасовок. Но следует признать – по сравнению с замшелой бастрыкинской мистерией вечного государства, ленинская концепция выглядит очень современно и остро.

Концепция эта проста, даже слишком проста. Государство представляет собой орудие и воплощение господства одного класса над другим. Цитируя Энгельса, Ленин утверждает, что государство вообще возникло как результат некоторого компромисса господствующих классов – с целью остановить войну всех против всех. С тех пор государство превратилось в институцию, обросло разными функциями, главная из которых – принуждение, насилие.

Ленин не считает, что само по себе государство обладает собственными интересами, отличными от интересов тех классов, которые стоят за ним (хотя, заметим, конечно, это не совсем так). Если верить Ленину – “самого по себе” в чистом виде государства быть не может. Это иллюзия, причем иллюзия вредная, опасная, преступная. Природа государства как инструмента организованного классового насилия может быть радикально изменена только посредством пролетарской революции. Пролетариат – самый эксплуатируемый класс, оттого его интересы не являются эгоистическими, меркантильными; он, будучи наиболее обездоленным, как бы ратует за интересы всего общества – точнее той его части, которая достойна быть представленной на политической арене пролетариатом. Как только пролетарская революция покончит со старым режимом, основанном на эксплуатации, будет создано государство нового типа.

Здесь Ленин расправляется с другим революционным крылом, с анархистами, утверждавшими, что в будущем справедливом обществе никакое государство не нужно. Кстати говоря, об отмирании государства в будущем говорил и Энгельс. Однако Ленин – этот мастер именно политической практики, а не теории – с помощью нехитрых построений доказывает, что победившему пролетариату без государства нельзя. Иначе новой жизни не построить – ведь в светлое будущее придется сгонять несознательные элементы, и делать это не иначе, как железной рукой. Государство и есть эта железная рука. Как только необходимость в нем отпадет – отвалится и рука.

Я довольно примитивно пересказываю содержание хрестоматийной ленинской работы вовсе не потому, что хочу напомнить аудитории помоложе о тоскливых ужасах позднесоветских семинаров по научному коммунизму. Просто важно указать на одну важнейшую черту состояния постсоветских умов. Общим местом стало утверждение, что путинская Россия реставрирует СССР с его идеологией. Это заблуждение получило столь широкое распространение, что главной жертвой в справедливой борьбе Украины с российской агрессией стали памятники Ленину. Мол, Ленин – это Путин вчера. Или наоборот, Путин – это Ленин сегодня. На самом деле, с исторической, идеологической точки зрения нет более далеких персонажей. Путин и все его Бастрыкины – это как раз тот тип политики и политиков, с которыми не покладая рук и языка сражался Ленин.

Концепция “диктатуры пролетариата”, выдвинутая Лениным в “Государстве и революции”, исходит из того, что новое устройство власти будет решительно отличаться от старого. Ленин отвергает систему разделения властей, считая ее уловкой, призванной замаскировать алчный, эксплуататорский характер буржуазного государства.

В своей критике разделения властей и парламентаризма вообще Ленин убедителен – точно так же, как в той же критике убедительны Муссолини и Гитлер. Государство, основанное на разделении властей, уязвимо – прежде всего, с точки зрения эффективности, как ее понимают представители тоталитарных идеологий. Для них вся эта возня с парламентами, утверждением состава правительства, с независимым судом – лишняя маета при достижении очевидной и простой цели.

Цель эта носит чисто идеологический характер – либо расовый, либо классовый. Оттого и государство должно быть либо первым, либо вторым. В случае Ленина речь идет о замене классового буржуазного государства, основанного на разделении властей, на классовое пролетарское государство, основанное на отсутствии разделения властей. То есть речь идет о диктатуре пролетариата и ее оформлении как института власти.

Путинско-бастрыкинская модель государства как высшей ценности – совсем о другом. Если у Ленина (Гитлера, Муссолини) государство – всего лишь инструмент, то у выпускников юридического факультета ЛГУ второй половины 1970-х оно заменяет все: классовые интересы, идеологию, что угодно. На самом деле эти люди исповедуют интерес не государственный, а корпоративный, связанный с банальной неспособностью действовать в любом ином социально-экономическом и политическом окружении.

Вне государства Бастрыкины ничто – в отличие от буржуев из марксистских книг. Всей свой деятельностью они опровергают слова Ленина о государстве как выразителе воли уже существующих классов общества, обычно эксплуататорских. Государство Путина-Бастрыкина ничьих интересов не представляет, кроме собственных, которые, в свою очередь, являются мелкогрупповыми и в классических политических понятиях не формулируются. Иными словами, государство под названием США можно обвинить в том, что оно выражает интересы крупных корпораций – и порой справедливо обвинить. Но государство под названием Российская Федерация невозможно упрекнуть в том, что она выражает интересы, скажем, “Газпрома” или “Роснефти”, ибо государство, “Газпром” и “Роснфть” в данном случае одно и то же. Правая рука не может выражать интересы левой руки и наоборот.

Из этого следуют два печальных для Владимира Ленина вывода. Первый заключается в том, что его попытки построить в России некое небывалое государство, которое потом приведет трудящихся в мир универсальной справедливости и счастья, закончились полным крахом. Причем дважды. Первый раз, когда Сталин под прикрытием ленинских идеологических конструкций создал совершенно иное государство, базирующееся на тотальном насилии и чудовищной социальной несправедливости. Второй крах наступил, когда к власти в России пришли люди с политическим мышлением захолустной латиноамериканской хунты и принялись воспроизводить риторику, которая уже в 1917 году выглядела архаичной. Стоило ли убивать десятки миллионов людей, чтобы придти к столь жалкому итогу?

Второй печальный для Ленина вывод состоит в том, что его идеи – страшные, параноидальные, но очень сильные и обладающие невероятной привлекательностью – никому на его собственной родине не нужны. Набальзамированное тело вождя лежит в центре столицы – и мертвому Ленину ходят поклоняться в столь ненавидимом им религиозном духе. Партия, которая сегодня носит имя, некогда данное Лениным его собственной партии, будто нарочно делает именно то, с чем он боролся.

Разве не о богомольных националистах из КПРФ это написано: “Накопленные десятилетиями сравнительно мирного развития элементы оппортунизма создали господствующее в официальных социалистических партиях всего мира течение социал-шовинизма. Это течение <…>, социализм на словах, шовинизм на деле, отличается подлым лакейским приспособлением "вождей социализма" к интересам не только "своей" национальной буржуазии, но именно "своего" государства, ибо большинство так называемых великих держав давно эксплуатирует и порабощает целый ряд мелких и слабых народностей”?

Одни националисты, русские, превозносят интернационалиста Ленина как национальную икону, а некоторые даже призывают “похоронить его по-божески” (как тут не воскликнуть по-фейсбучному: “По-божески, Карл! Ленина! По-божески!”). Другие националисты, украинские, сбрасывают его с пьедесталов как русского оккупанта – Ленина, автора работы о праве наций на самоопределение.

Можно сколько угодно считать Ленина маньяком и кровопийцей (и отчасти справедливо считать), но не стоит приписывать ему того, чем он никогда не был. Это примерно как упрекнуть Гитлера в том, что в Третьем рейхе мясоеды не давали прохода вегетарианцам.

Печальные вещи происходят с тем, что сделали люди, в 1916 году прятавшиеся от войны в нейтральном Цюрихе. Джойс написал великий модернистский роман, открыв новую эпоху в литературе, – а дело сегодня кончилось постыдным скопидомством держателей прав на его сочинения. Дадаисты, повеселившись, исчезли со сцены, уступив место сюрреалистам, которые превратили антибуржуазный бунт в объект респектабельного хобби миллионеров. Наконец, рядовой русский политэмигрант за один год стал самым знаменитым революционером своего века, чтобы потом возлечь фараоновой мумией посреди города, где слово “революция” можно обнаружить разве что на рекламе бутика женского белья.

Какой горькой насмешкой звучит сегодня постскриптум, дописанный Лениным после основного текста “Государства и революции”: “Настоящая брошюра написана в августе и сентябре 1917 года. Мною был уже составлен план следующей, седьмой, главы: "Опыт русских революций 1905 и 1917 годов". Но, кроме заглавия, я не успел написать из этой главы ни строчки: "помешал" политический кризис, канун октябрьской революции 1917 года. Такой "помехе" можно только радоваться. Но второй выпуск брошюры (посвященный "Опыту русских революций 1905 и 1917 годов"), пожалуй, придется отложить надолго; приятнее и полезнее "опыт революции" проделывать, чем о нем писать. Автор. Петроград. 30 ноября 1917 года”.

Ленин с приятностью “проделал” этот опыт, жертвами которого стали миллионы людей. Как мы видим, в конце концов он проиграл. Но проиграли и те, против кого он сражался. Проиграли все, кроме обладающих невероятной живучестью второразрядных циников, которые, привыкнув паразитировать на больших идеях и большой истории, теперь оказались у власти. Собственно, выиграл тот тип людей, который ни Ленин, ни Столыпин, ни Горький с Блоком не замечали в силу ничтожности его. Эти люди, в конце концов, и стали государством, ради которого Бастрыкин предлагает запретить все.