Недавно я оказался в городе Йорк на севере Англии. Это одна из старых церковных метрополий страны – йоркский архиепископ в Средние века даже соперничал с кентерберийским за пастырскую власть над большей частью острова Британия. Огромный собор в Йорке – и немалое количество других церквей – иллюстрируют этот период местной истории. Сам же собор стоит на месте древнеримского храма, в чем можно лично убедиться, спустившись в крипту, где располагается исключительно интересный музей истории храма и города. Эборак (так называли римляне это поселение) был одной из военных баз империи на севере римской Британии – не на самом севере, конечно, не совсем рядом со знаменитым Адриановым валом, но тем не менее. Здесь стояли легионы, которые сражались с местными племенами; они же обеспечивали безопасность строителям грандиозной фортификационной линии. Позже именно отсюда, из Эборака, посылали подкрепления для охраны Адрианова вала, который должен был защитить римские владения острова от набегов племен, населявших территорию нынешних Нортумберленда и Шотландии. И, прежде всего, вал должен был демонстрировать, кто в этих краях на самом деле обладает властью. Стоя в крипте и глядя на остатки римской стены, которую заботливые археологи закрыли стеклом, я внезапно сформулировал одну мысль, которую никак не мог додумать много лет. Меня – в силу профессиональных исторических занятий, а также из-за долгой работы политическим журналистом – давно интересовал такой вопрос: как определить то, что обычно называют "имперским сознанием"? Если не впадать в публицистику, не раздавать моральные и прочие оценки, а отстраненно и аналитически? Что такое имперское сознание? И вот, стоя недалеко от северной границы Римской империи, южная граница которой проходила в те годы по Сахаре, а восточная – где-то недалеко от современного Ирана, я понял следующее: это такой тип сознания, который, где бы ни находился его носитель, всегда имеет в виду всю империю в ее полном политическом, географическом и идеологическом комплекте. Если ты, к примеру, завербованный из местных бриттов легионер, строящий Адрианов вал, то ты все равно ходишь в легионерский митраистский храм, а потом – после Константина – в христианский, официальный язык всеобщей власти – латынь, а система дорог, бань, военных лагерей и амфитеатров в Эбораке такая же, как в Византии, как где-нибудь на Балеарских островах, и как в Риме, конечно. И ты всегда имеешь в виду это обстоятельство. Такое вот универсальное восприятие мира с "имперским расширением" и есть "имперское сознание".

Около йоркского собора стоит довольно смешной, относительно недавний памятник императору Константину. Тому самому, что официально отменил гонения на христиан, а потом фактически сделал христианство основной религией империи. Дело в том, что именно здесь, в Эбораке в 306 году нашей эры умер отец Константина, август (старший император) Констанций, и местные войска провозгласили его сына императором. Война между претендентами на Рим длилась 7 лет и закончилась его победой. Потомки назвали победителя Великим; отмечу также, что он – помимо всего прочего – возвел новую столицу империи, точнее еще одну столицу – Константинополь.

Так вот, вся эта история началась здесь, на промозглом, дождливом и довольно мрачном севере Англии. Захватила она половину тогдашнего мира, а завершилась в Малой Азии, в Никомедии (нынче турецкий город Измит), где Константин умер в 337 году. Родился он, кстати, на территории нынешней Сербии, в городе, который сейчас называется Ниш. Полюбоваться самым большим скульптурным портретом императора Константина можно, конечно же, в Риме, на Капитолии.

Все последующие европейские империи, а потом и Соединенные Штаты, брали Рим за образец. В Средние века в Европе была одна христианская империя, и называлась она Священной Римской империей германской нации. Символика, вокабуляр, набор и название институтов власти, все было почерпнуто из Рима – и в Германской империи, и в Австро-Венгерской и отчасти даже в Российской. Советский Союз, вступив в начале 1930-х в сталинский великодержавный период своей истории, из которого он не вышел до самого своего распада, копировал – пусть и трусливо, тайком – Рим. Так что в каком-то смысле, с поправками на исторические условия и так далее, западное имперское сознание универсально. Обсуждая, скажем, Меттерниха, мы каким-то образом бередим и память о Суслове или Андропове. А дискуссия о Наполеоне так или иначе имеет отношение к Фридриху Барбароссе.

Сегодня имперское сознание живо, хотя довольно часто маскируется под самые разнообразные разновидности и типы. О том, как оно функционирует в нынешних условиях, какие имеет отличительные черты и как его можно распознать в казалось бы весьма отдаленных от него речах и делах, я поговорил с Ярославом Шимовым, обозревателем Радио Свобода, историком, журналистом, автором двух книг об одной империи, Австро-Венгерской, и еще одной – недавно вышедшей – книги о мрачноватом средневековом монархе Карле Анжуйском. Сюжет, как мы понимаем, отлично вписывается в общую тему "истории времен Путина". Прдлагаем вашему вниманию первую из этих бесед.

Материалы этой рубрики публикуются сначала в мобильном приложении "Пульс Времени", редактор которого ежедневно составляет подборку для серьезного чтения. Устанавливайте приложение и знакомьтесь с Историей Времен Путина первыми.