Место действия: деревня Перелоги, 36 км от Твери. Почти половина населения деревни – этнические таджики.

«Петя, открывай!» - Галина Хренова, староста деревни Перелоги, прекрасно знает, что настоящее имя Пети – Пирумшо́. Но он сам хочет, чтобы односельчане звали его Петей. Или Петровичем. И ему приятно, и людям удобно.

«Эй, давай выходи, кино снимать будут, Катя!»

Пети дома нет, уехал на велосипеде в соседнее село. Во двор выходит его жена - Катя. На самом деле она, конечно, Курбангул.

«А почему вы решили Катей назваться? – Перевести на русский - Катя будет», - отвечает Курбангул.

До гражданской войны в Таджикистане ни Катя не слышала о тверской деревне, ни Галя – о хатлонском кишлаке. Сегодня в кишлак из деревни можно попасть, постучавшись в дом напротив.

«Мы касаемся к ним, и они другой раз касаются.Так, не лезем… Не тронь нас – и мы такие будем. Правильно?» (обращается к проходящей мимо односельчанке староста деревни Перелоги Галина Хренова.

«Их тронешь – не оберешься потом», - отвечает односельчанка.

«Да. Так что вот», - улыбается Галина Хренова.

В 90-х крошечные Перелоги таяли на глазах: умирает старик – умирает дом. А домов-то тут всего и есть - три десятка. Как раз в те времена в потерявшейся среди полей и болот деревне появился первый чужестранец – дед Назар.

В 92-м Назар Хушаков спасался от войны в Афганистане. Потом ненадолго вернулся на родину, проверить, жив ли сад с домом. Но сыновья, которые к этому времени уже перебрались в Россию, решили, что жизнь отца с матерью дороже сада. Так Назар и его жена оказались сначала в Твери, а потом и в Перелогах. Первое, что сказали Назару местные жители – здесь жить нельзя, болото. Дед возмутился. И решил изменить вековое течение местного ручья.

«Я тридцать лет трактористом работал. Говорю: сам справлюсь как-нибудь. Тридцать прицепов опилок привез! Тут через 400 метров речка была. Я ее закрыл, категорически. Чтобы сюда не попала вода», - говорит старейшина таджикской общины Назар Хушаков.

Дальнейшим подвигам деда Назара в обустройстве личного пространства селяне уже не удивлялись. Сыновья помогли купить трактор, дед развил бурную сельскохозяйственную деятельность. И вот у него уже почти Ноев ковчег.

«Четыре коровы, тридцать козлов, пять баранов и еще один баранчик», - перечисляет Назар Хушаков.

Скотину в деревне сегодня держат только таджики. Их русские соседи относятся к этому как к само собой разумеющемуся. Те, кто постарше, сетуют на пошатнувшееся здоровье. Тех, кто помоложе, устраивает статус дачников, наезжающих в Перелоги из города. Более того – оказалось, что пришельцам с отрогов Памира нипочем русские морозы.

«Это мы мерзнем, а они, пожалуй, еще и в шлепанцах пойдут – ничего. Обжимку наденут – холодно? – нет, ничего, ничего!», - рассказывает Галина Хренова. ​

Деду Назару сейчас 82. Жену похоронил двенадцать лет назад – в Твери уже есть мусульманское кладбище. На четырех коров теперь и ему здоровья не хватает, оставил одну. Но на трактор летом опять обязательно сядет.

"Летом я сам буду косить – траву готовить для коз и коровы, и согребать, и возить – там у меня сарай есть, и соседям буду помогать, кому нужно будет", - говорит Назар.

Большинство выходцев из Таджикистана давно получили российское гражданство. Но с некоторых пор поселилась в Перелогах смутная тревога. Кризис, эхо войны на Украине и ужесточение политики в отношении мигрантов будят в когда-то бежавших от гражданской войны людях прежние страхи: вдруг снова придется сниматься с места. Не унывает только дед Назар. Тверскую землю он считает второй родиной, но дом с садом в далеком и по-прежнему милом сердцу Шаартузе он так и не продал. И не собирается.

«Вот завтра-послезавтра чего-нибудь будет, Путин приказ даст – гоните отсюда всех сразу. Поеду, у меня дом есть, буду жить нормально», - говорит дед Назар.

Александр Кулыгин, специально для «Настоящего времени»