30 января 2020 года Всемирная организация здравоохранения признала вспышку неизвестного заболевания, пару месяцев назад обнаруженного в китайской Ухани, "чрезвычайной ситуацией в области общественного здравоохранения, имеющей международное значение". Так началась пандемия COVID-19, которая на три года стала главной заботой человечества.
Сегодня пандемия закончена, но коронавирус продолжает ходить по миру наряду с другими сезонными инфекциями. Благодаря массовой вакцинации и коллективному иммунитету, SARS-CoV-2, унесший в 2020–21 годах миллионы жизней, теперь не представляет большой опасности. Но последствия ковида проявляются до сих пор. И некоторые нам даже нравятся: в экономике компании и сотрудники оценили возможность удаленной работы и не стали возвращаться в офисы, расцвели сервисы доставки и всевозможные мессенджеры, цифровизация вышла на новый уровень.
Однако пандемия, а точнее борьба с ней, открыла и зловещий ящик Пандоры. Есть ли связь между COVID-19 и войной в Украине, геноцидальной атакой на Израиль и "правым" поворотом в мировой политике, Север.Реалии разбирался вместе с экспертами.
"Новая нормальность"
Запрет выходить на улицу, принудительно закрытые офисы и магазины, маска на лице. Изоляция заболевших, когда семьи лишились возможности попрощаться с умирающими родственниками. Закрытие границ. Принуждение к вакцинации. Криминализация любой публичной активности под предлогом карантина. Это далеко не полный перечень "антиковидных мер".
Пандемия вынужденно отменила многие базовые гражданские права – во всем мире как минимум на время, но в России, похоже, что с концами.
– Пандемия оказалась экспериментом исторического масштаба, который позволил показать, как люди реагируют на ограничение их свободы и появление новых типов опасности, – говорит социолог Виктор Вахштайн. – Пандемия действительно пошатнула очень многие представления о возможном и невозможном, о границах допустимого вмешательства. В каком-то смысле, это пересборка в результате карантинных мер социального агрегата, который принято называть "обществом". Прежде всего, это была иллюстрация того, как люди реагируют на чрезвычайные обстоятельства в своей жизни. Если посмотреть сейчас, что у нас осталось после пандемии – это привычка к онлайновой коммуникации и война, потому что пандемия – это репетиция войны.
Пандемия кардинально изменила российское общество. Социологи выделяют три типа социальных связей: "сильные" – дружеские, "слабые" – приятельские, и "мосты" – тип приятельских связей, которые связывают друг с другом разные сообщества. И есть четыре сценария трансформации социальных связей в критических обстоятельствах, объясняет Вахштайн:
– Сценарий номер один: солидаризация. Растёт количество сильных связей – те, кто вам вчера были приятелями, сейчас оказываются ближайшими друзьями. Растёт количество слабых связей – вокруг вас вдруг появляются люди, которых вы раньше не знали, моментально завязываются новые знакомства. И растёт количество мостов. Классический пример солидаризации – это Израиль после 7 октября. Чудовищное потрясение, государство недееспособно, но за счёт большого количества социальных связей люди начинают собираться и моментально создают альтернативные, параллельные государству формы коллективного действия – взаимопомощь, сбор средств, мобилизация на фронт. И ультраправые с ультралевыми вместе убирают цветную капусту, потому что в кибуце поблизости призвали всех, кто мог её убирать.
Другой тип реакции – поляризация: растёт количество друзей и знакомых, но мосты обрушиваются. Так было во время эпидемии черной оспы в Монреале, 1885 год, когда франкофоны и англофоны стали обвинять в эпидемии друг друга, и дошло до стрельбы, пока канадское федеральное правительство не ввело в город войска. Третий тип реакции – трайбализация, когда исчезают не только мосты, но и слабые связи, остаются только сильные – самые доверительные, дружеские отношения. И четвертый тип – атомизация, когда распадаются все три типа связей, и каждый остается сам по себе.
– В России накануне эпидемии был накоплен невероятный социальный капитал за счёт низовой солидаризации. Из-за локдауна он начал стремительно истончаться. Именно из-за того, что не было возможности поддерживать лицом к лицу свои социальные связи. А когда эпидемия закончилась, случилась война, а это уже выход в другое агрегатное состояние общества. Это может быть поляризация, это может быть трайбализация, это может быть новая атомизация. Чего точно не произошло, так это солидаризации, всё-таки 24 февраля – не 7 октября, – говорит Вахштайн. – Последние три года мы наблюдаем переход от поляризации (когда россияне поделились на тех, кто поддерживает агрессию против Украины, и тех, кто против. – СР) к трайбализации (внутри антивоенных и провоенных групп начались свои расколы. – СР). Закончится ли это атомизацией, то есть ситуацией, при которой никто ни с кем не разговаривает, мы не знаем. Вполне возможно. Например, поражение Германии во Второй мировой войне привело к такой чудовищной атомизации в отношениях между людьми, что уровень самоубийств достиг невиданных до этого пределов. Мы всегда узнаём о наступлении атомизации по росту самоубийств и, в меньшей степени, разводов. В России число разводов уже подскочило. Посмотрим, что будет с самоубийствами.
– Как локдаун помог Путину начать войну в Украине?
– Сломалось представление о норме, когда люди перестали понимать, что возможно, а что нет. Это ситуация, когда случилось беспрецедентное вмешательство государства в повседневную жизнь, и это стало новой нормальностью. А когда появляется одна новая нормальность, то очень скоро появляется и вторая новая нормальность. Когда происходит разрушение некоторых базовых представлений о норме, когда невозможное становится возможным, то можно ждать, что возможным станет и куда более невозможное. Например, развязывание агрессивной войны в Европе. Или новые геноцидальные атаки на Ближнем Востоке – Израиль уж точно не мог взять себе в голову, что такое возможно. Но условия возможности – это переменная, а не константа.
"Все мы превратились в операторов дронов"
В 2022 году в интервью СNN президент Франции Эммануэль Макрон предположил, что одна из причин войны в Украине – тотальная изоляция Путина во время ковида. Дескать, отрезанный от потоков информации и широкого круга общения авторитарный лидер "додумал до конца" свои экзотические историко-политические теории. Это довольно популярная точка зрения, которую, впрочем, ни подтвердить, ни опровергнуть невозможно. В любом случае, России в наследство от пандемии досталось трехдневное голосование "на пеньках", которое кардинально облегчило любые фальсификации выборов и завершило формирование авторитарного режима, которое продолжалось весь период нахождения Путина у власти.
За принципиально новый тип войны, который мы видим в Украине – беспилотники против беспилотников, – тоже можно "поблагодарить" пандемию.
– Ковид облегчил людям представление о том, что такое действие на расстоянии. На самом деле, это же одна из фундаментальных констант человеческого общества: представление о том, что действующие и результаты действия должны быть сопряжены в пространстве и времени, – рассказывает Виктор Вахштайн. – Есть исследование Мэттью Пауэрса 2013 года об операторах дронов, почему у них было такое количество ПТСР. Потому что сама идея того, что ты в безопасности в Неваде, в бункере, утром поднимаешь дрон в Афганистане и расстреливаешь людей, потом идёшь пить кофе с сослуживцами, возвращаешься в бункер, поднимаешь дрон в Ираке и расстреливаешь людей, а потом возвращаешься к семье – она создавала чудовищные посттравматические стрессовые расстройства, что, в общем, странно, ты же не подвергаешься риску. Этих расстройств не наблюдалось у пилотов, которые находились в зоне боевых действий. Потому что действие на расстоянии было испытанием для человеческого разума. После пандемии действие на расстоянии уже не воспринимается как что-то ненормальное, запредельное. Всё переварили.
– Теперь дроны стали основным оружием, а операторы дронов – самые востребованные специалисты на фронте, и не слышно разговоров про их ПТСР.
– Да, в 2017 году я писал статью про социологию дронов. Тогда это ещё была экзотика, такое испытание социологической теории в полевых условиях. А потом случился COVID, и все мы превратились в операторов дронов, людей, которые совершают действия на расстоянии. Которые заперты в своей квартире и не всегда вспоминают, что надо выбросить мусор, но не забывают писать пост в Фейсбуке, который произведёт эффект где-то в совершенно непонятных местах. И следят за событиями в Ухани, как если бы они происходили буквально перед подъездом. То есть идея дистанции действительно сильно изменилась и ощущение расстояния сильно изменилось.
– И внедрить новый тип оружия оказалось проще?
– Оно внедрялось, совершенствовалось и до этого. Но это была часть профессиональной повседневности людей, которые в этом тренировались. Но теперь возможность действия на расстоянии стала частью повседневности людей, которые никакого отношения к дронам не имеют. Возможность удалённой работы в разных странах была и до пандемии, но после пандемии она стала нормой. Она не была нормой до пандемии.
"Глобальное недоверие людей к властям"
Не исключено, что именно пандемия усилила позиции правых, консервативных сил в Европе. Точнее, критически ослабила поддержку левых, прогрессивных.
"Я не берусь сейчас обсуждать необходимость и целесообразность антиковидных ограничений и вакцинации. Факт в том, что они доставили дискомфорт (если не сказать, глубокую и длящуюся травму) огромной массе людей, которые сначала колебались по поводу того, нужно ли было всё это, но как раз сейчас приходят к мысли, что антиковидная повестка была чрезмерной и, возможно, недобросовестной. А главными сторонниками и идеологами этой повестки были как раз социал-либералы и зеленые, с их ориентированными на хипстера ценностями", – написал после выборов в Европарламент политолог Григорий Голосов в июне 2024 г.
– Ковид выявил глобальное отсутствие доверия у людей по отношению к власти, – говорит биолог, медицинский обозреватель Дмитрий Петров (имя изменено из-за закона о нежелательных организациях). – Выяснилось, что люди совершенно не в состоянии жить в ситуации неопределенности, когда у нас новые знания появляются прямо на кончиках пальцев, и нужно очень быстро изменять свою реакцию. И оказалось, что у людей слишком мало доверия к правительствам для того, чтобы они были согласны быстро перестраиваться.
Пока о новом вирусе было мало что известно, не было и понимания, как с ним эффективно бороться. Думали, например, что SARS-CoV-2 может передаваться не только воздушно-капельным путем, но и через поверхности, поэтому людей заставили носить перчатки и мыть покупки из магазинов. Потом оказалось, что этот путь незначим, но объяснить, почему перчатки больше не нужны, а маски по-прежнему необходимы, власть не сумела.
– Факт, что мы столкнулись с ситуацией кризиса экспертизы, – говорит Петров. – И дерганые реакции политиков (которые сначала не хотели принимать жесткие меры, например объявить карантин, потому что это вызовет недовольство, а потом, когда вирус успел распространиться очень широко, стали, наоборот, вводить ограничения, которые явно были чрезмерными), конечно, только усилили это глобальное недоверие людей к властям. И, к сожалению, после ковида люди доверяют властям еще меньше, чем до ковида.
Зато очко в свою пользу получили конспирологи. В ситуации, когда все непонятно, а официальные лица говорят сегодня одно, завтра другое, сторонники теорий заговора предлагали простые, четкие ответы: вирус был создан в лаборатории, через вакцины нас чипируют, чтобы потом управлять, это все заговор Биг Фармы (Big Pharma – условное обозначение крупнейших фармацевтических компаний мира). И вот уже в Конгрессе США звучит доклад с тезисом, что SARS-CoV-2 – не естественного происхождения, а, скорее всего, сбежал из лаборатории в Ухани, а на пост министра здравоохранения Дональд Трамп предлагает антиваксера Роберта Ф. Кеннеди – младшего.
– Да, их позиции сильно укрепились, – подтверждает биолог. – Людям очень сложно жить в ситуации того, что мир глобально несправедливый: просто так случилось, много событий сложились в цепочку, и началась пандемия, из-за которой умер ваш любимый дедушка. Это очень сложно признать. Гораздо проще психологически обвинить в происходящем конкретного злодея, и конспирологи, конечно, это все эксплуатировали.
Важнейший вывод, который нужно сделать по итогам пандемии, по его мнению, состоит в том, что человечество не готово к глобальным вызовам.
– Пандемия показала, насколько человечество не готово к скоординированным действиям, необходимым в случае встречи с глобальными вызовами. И это очень печально, потому что ковид, как мы теперь по факту понимаем, не самый страшный вирус. А перед нами стоят глобальные вызовы вроде антибиотикорезистентности, глобального потепления, которое уже проявляет себя, и дальше будет только хуже. То, как мы среагировали на пандемию ковида, рисует самые мрачные перспективы относительно того, как мы среагируем на эти глобальные вызовы, – считает Петров.
Провал стоимостью миллиард долларов
Еще один след пандемии: США выходит из Всемирной организации здравоохранения. Президент Дональд Трамп подписал указ сразу после инаугурации. Причем уже во второй раз – первый раз он попытался уйти из ВОЗ незадолго до конца своего первого срока. Но поскольку США – одна из стран – основательниц организации, выход по правилам занимает год, и президент Байден успел остановить процесс.
Политолог Александр Кынев напрямую назвал это "местью за ковидобесие".
– Пандемия, конечно, подтолкнула Трампа к этому решению, потому что сложно не признать, что ВОЗ в эту пандемию (впрочем, не только в эту, вспомним эпидемию Эболы в 2014 году) показала себя крайне неэффективно, – говорит Дмитрий Петров. – Чего только стоит программа COVAX – как раз прямая вотчина ВОЗ. Это программа, направленная на распределение вакцин в странах, которые не могут их самостоятельно закупать из-за тяжелого финансового положения. Африка, многие страны Юго-Восточной Азии, некоторые страны Латинской Америки. США, один из основных доноров ВОЗ, на программу COVAX выделили гигантские деньги. И эта программа была полностью провалена. Вакцины копились на складах, у них истекал срок годности, они не добирались до людей, которым они были предназначены. Это был полный провал, на который было потрачено больше миллиарда долларов. ВОЗ показала себя как крайне неэффективная организация ровно в случае глобального вызова, с которыми она как бы призвана помогать человечеству справляться. ВОЗ, конечно, нуждается в реформировании, но я не уверен, что это будет сделано, к сожалению. Именно в силу того, что это гигантская, инертная бюрократическая машина.
– А какие-то положительные последствия пандемии можно назвать? Может быть, хотя бы за мРНК-вакцины, которыми теперь смогут лечить онкологию, скажем ковиду спасибо?
– мРНК-вакцины изначально разрабатывались именно как вакцины от рака. Повезло, что незадолго до пандемии ученые как раз смогли разобраться с липидной оболочкой, она была препятствием. (Проблема была в том, что мРНК нестабильна и быстро разрушается в организме, а также может вызывать сильный иммунный ответ, не достигая цели. Учёные решили эту проблему, разработав липидные наночастицы (LNP), которые помогают мРНК проникнуть в клетки и минимизируют побочные эффекты. Успех в создании LNP как раз перед пандемией сделал возможным быстрое развитие мРНК-вакцин, таких как Pfizer и Moderna. – СР). Во время пандемии фармкомпании смогли массово протестировать эту технологию и убедились, что она безопасная, она не вызывает каких-то ужасных побочных эффектов. Да, конечно, массовое тестирование способствовало более быстрому внедрению технологии. Хотя, с другой стороны, не факт, что без пандемии все это не получилось бы, потому что люди, у которых рак, совершенно иначе оценивают соотношение пользы и риска. Когда у тебя вероятность 100% умереть от меланомы, и есть препарат, который может дать тебе пятилетнюю выживаемость, ты, наверное, будешь спокойно относиться к болевому симптому в месте укола. У нас нет другой планеты, чтобы открутить все назад и без пандемии проверить, как бы сложилась судьба мРНК-вакцин. Но совершенно точно, что компании наладили производство, отладили технологию, новые заводы были построены, то есть для производителя мРНК-вакцин, конечно, это плюс.
– А в плане развития науки сделаны полезные выводы?
– Может быть, история с ковидом все-таки поспособствует тому, что исследования, направленные на то, чтобы предотвратить развитие новых пандемий, будут финансироваться охотнее. Надеюсь, что будет реформирован подход к организации систем здравоохранения, и сокращение коек, сокращение персонала больниц будет остановлено. Да, в обычное время койки как бы простаивают, но случись чего – и оказывается, что "лишние койки" совершенно не лишние. А случаться есть чему. Это и новые вирусы, и распространение антибиотикорезистентных штаммов бактерий, и устойчивые к фунгицидам грибы – это еще одна проблема, гораздо менее известная, но тоже набирающая обороты.
Вообще, идея "давайте найдем во всем полезное" – это следствие когнитивных искажений. Нам очень сложно признать, что просто все было плохо, мы плохо справились, мы угробили минимум 16 миллионов человек, а этого можно было избежать. Нам очень трудно принять происходящее в такой формулировке. Хочется все это завернуть в красивую обертку и сказать: но зато эти жертвы были не напрасны вот потому-то и потому-то. К сожалению, довольно часто жертвы напрасны, – говорит биолог Дмитрий Петров.
Хроника потерь
О новом вирусе власти Китая сообщили ВОЗ 31 декабря 2019 года. Уже в новом году, 9 января китайские ученые идентифицировали его как коронавирус, который получил название SARS-CoV-2, а болезнь, которую он вызывает, стали называть COVID-19. В январе миссия ВОЗ отправилась в Ухань, изучать ситуацию на месте. Вирус уже активно передавался от человека к человеку, однако члены миссии заявили о необходимости "дальнейшего расследования". Первое совещание ВОЗ 22 января 2020 года по поводу SARS-CoV-2 также не пришло к однозначным выводам.
Однако события развивались стремительно. И уже на втором совещании 30 января организация признала распространение SARS-CoV-2 "чрезвычайной ситуацией в области общественного здравоохранения, имеющей международное значение".
Еще через месяц, 11 марта 2020 года Всемирная организация здравоохранения объявила вспышку COVID-19 пандемией. К этому моменту уже было зарегистрировано более 118 тыс. случаев заболевания в 114 странах, а 4291 человек скончались. Из всех случаев заболевания более 90% приходилось на долю четырех стран – Китая, Южной Кореи, Италии и Ирана. На их долю пришелся самый первый удар пандемии.
В Россию вирус пришел еще в декабре 2019-го – первыми заболевшими стали два гражданина Китая, один в Забайкальском крае, другой в Тюменской области. Роспотребнадзор сообщил, что больных изолировали и лечат, а риска дальнейшего распространения коронавируса нет. Однако риск был. 2 марта 2020 года был госпитализирован с COVID-19 россиянин, вернувшийся из турпоездки в Италию. Официально он стал первым из 24 миллионов россиян, переболевших коронавирусом (зарегистрированные случаи со 2 марта 2020 по 15 мая 2024: 24 184 485 человек).
Россия первой в мире зарегистрировала вакцину от коронавируса – "Спутник V" в августе 2020 года. Она была принята еще в 67 странах мира, но так и не прошла процедуру регистрации в США и Евросоюзе. В России массовая вакцинация началась 18 января 2021 года. В мире – несколько раньше, в декабре 2020 года. Самыми популярными вакцинами стали препараты от Pfizer, Moderna и AstraZeneca. С тех пор ограничения стали постепенно сниматься. 5 мая 2023 года ВОЗ объявила об окончании пандемии.
Вирус пережил несколько крупных мутаций и распространялся по миру шестью крупными волнами ("британский штамм", "дельта", "омикрон" и пр.). В России сегодня доминирует линия JN.1 – более заразный, но менее опасный вариант вируса. Статистика новых заражений больше не публикуется.
Жертвами пандемии, согласно расчетам ВОЗ, только за 2020–21 годы стали порядка 15 млн человек, включая косвенные потери из-за невозможности получить медицинскую помощь. В России связанную с COVID-19 избыточную смертность за этот период демографы оценивают примерно в миллион человек.
Потери мировой экономики из-за пандемии и антиковидных мер исчисляются в триллионах долларов. Организация экономического сотрудничества и развития подсчитала, что к концу 2021 года мировой ВВП потерял из-за пандемии около $7 трлн. Международный валютный фонд оценил потери мировой экономики в $3,7 трлн. Всемирный банк отмечает резкое углубление неравенства внутри стран и между ними вследствие экономического кризиса, спровоцированного пандемией.
