Нынешние протесты в Грузии – это не только улицы, заполненные требующими перемен людьми. Это еще и мир, который существует за кулисами протестных акций, – и залы суда, и следственные изоляторы, куда попадают многие их участники. Двое задержанных рассказывают свои истории, рисуя картины этого мира. И этот мир – не только условия содержания, но и люди, которые их обеспечивают.
IT-специалисту Роману Акопову 41 год. Он был участником акции против полицейского режима в стране, организованной не в центре Тбилиси, а в спальном районе столицы. Одна из них прошла 18 января 2025 года в районе Темка, перед зданием полиции.
Роман в беседе с «Эхо Кавказа» рассказывает, что рядом с ним на акции находился Гурам, режиссер по профессии, с которым он еще не был знаком. Лицо Гурама было обмотано шарфом. «Как известно, на акциях запрещается закрывать лицо, и Гурам протестовал против этого ограничения», – говорит Акопов. К нему подошла полиция и потребовала снять шарф. Он отказался, после чего полиция стала задерживать всех вокруг. По словам Романа, он попытался защитить нескольких активисток от полиции, и в этот момент его задержали.
Каждый отдельный сотрудник проявлял дружелюбие, но сама система ужасна. Это скорее способ оказания не психологического давления, а нанесение психологической травмы
«Меня затолкали в микроавтобус. Я знаю, что многие стали жертвами физического насилия, но со мной обращались достаточно корректно. Меня перевели в здание МВД, где оформили все документы, а затем отправили в третий изолятор. Что касается обращения, здесь существует парадокс: каждый отдельный сотрудник проявлял дружелюбие, но сама система ужасна. Это скорее способ оказания не психологического давления, а нанесение психологической травмы. Каждая мелочь по отдельности не ужасна, но в совокупности все это (несмотря на то, что меня не избили) делает пребывание там невыносимым. Постоянно включенный свет сбивает биологические часы: не знаешь, когда день, а когда ночь. Постоянно хочется спать, но заснуть невозможно. Ручку с бумагой не дают, чтобы что-то написать. Не разрешают взять книгу, чтобы почитать. Заниматься совершенно нечем. Уже на второй день начинаешь сходить с ума. У меня, например, были даже незначительные визуальные галлюцинации», – говорит Роман.
Он добавляет, что это настоящая пытка, которая превращает задержание в источник страданий и террора. У Романа отняли очки, поскольку они были с металлической оправой, а металлические предметы в камеру заносить нельзя. Соответственно, все вокруг он видел все время размытым.
Специалист по информационным технологиям отмечает, что определенные формальности все же соблюдались. Например, его осмотрел врач, навещал Народный защитник, еда была нормальной. Однако находиться в камере одному при постоянно включенном свете было, по его словам, невыносимо.
«Я начинал сходить с ума. Чтобы вы понимали, находиться там настолько невыносимо, что в соседней камере женщина орала и билась головой об стену, чтобы ее перевели в госпиталь. Если бы со мной кто-то сидел, это было бы настоящим благословением. Я мог хотя бы с кем-то поговорить. Как мне сказали, в изоляторе был душ, и поскольку меня задержали больше, чем на 24 часа, у меня было право им воспользоваться. Но в камере было очень холодно, и я боялся простудиться. Я попросил дополнительный плед, потому что ночью просто замерзал», – рассказывает Акопов.
В камере постоянно велось видеонаблюдение. Сотрудники всегда знали, что делают заключенные. Была небольшая стенка, отделяющая унитаз, чтобы соблюдались хоть какие-то приличия. Однако в целом все заключенные находились под 24-часовым видеонаблюдением. По словам Романа, сотрудники изолятора над ним не издевались. Более того, в какой-то момент они даже проявляли сочувствие.
Мне его стало жалко больше, чем себя, потому что я был узником физически, а он – морально
«У меня завязался диалог с одним охранником. Он спросил: «На акции задержали?» Я ответил утвердительно. В этот момент я увидел, как у него в горле застряли слова – он хотел сказать что-то хорошее, но не мог. Мне его стало жалко больше, чем себя, потому что я был узником физически, а он – морально. Вскоре состоялся суд (хотя «суд» – это громко сказано). Меня перевели в камеру в здании суда. Условия там были просто ужасные: влажные бетонные стены с плесенью и ржавые решетки. Вы, вероятно, смотрели фильмы ужасов и помните, как выглядят камеры; в нашем городском суде можно увидеть что-то подобное».
Когда Романа Акопова завели в зал заседаний, суд, по его словам, прошел очень быстро. Он не помнил фамилии судьи, и только после освобождения узнал, что тот находится под западными санкциями. На заседании был показан видеоматериал, на котором было видно, что Роман пытался отгородить женщин от полиции, не применяя физической силы в отношении правоохранителей.
В итоге его оштрафовали на 2200 лари. Роман Акопов говорит, что, несмотря на эту историю, он не испугался и продолжает участвовать в акциях.
«На самом деле, у меня даже больше надежды. Я увидел, что даже среди полиции есть недовольные. Среди них есть люди, которые сами являются жертвами ежедневного психологического насилия, вероятно, со стороны своих начальников. Возможно, они не могут сейчас высказаться, но они явно не против нас», – подытожил Акопов.
То, что не все сотрудники поддерживают действия системы, также подтверждает рассказ Звиада Робакидзе. 34-летнего участника акции задержали в Тбилиси 12 января у ресторана «Бабило», где на корпоративной вечеринке собрались судьи, а оппозиционно настроенные граждане устроили акцию протеста.
Недовольство собравшихся было связано с решениями Тбилисского городского суда, согласно которым под стражей оставили задержанных по уголовным статьям участников проевропейских акций. Полиция тогда оттеснила демонстрантов от входа в ресторан, задержав несколько из них. Позже МВД подтвердило задержание девяти человек в административном порядке за мелкое хулиганство и неповиновение полиции.
Полицейские, которые нас задержали, понимали, что мы не агрессивные и не опасные люди. Было заметно их сочувствие
Сам Звиад Робакидзе считает, что закон он не нарушал. «Полицейские, которые нас задержали, понимали, что мы не агрессивные и не опасные люди. Было заметно их сочувствие. После оформления документов нас перевели в изолятор в ЗаГЭСе. Полицейские сказали, что для нас хорошо, что мы оказались именно в этом изоляторе, так как условия здесь были гораздо лучше, чем в других местах», – вспоминает Робакидзе.
По его словам, в камере он сидел с тремя другими задержанными. С ними обращались нормально. В камере было тепло. Хотя свет, конечно, горел постоянно, у него имелся регулятор – яркость уменьшали, когда заключенные собирались спать. Продукты им в основном приносили родные и близкие. В изоляторе же были только супы быстрого приготовления и тушенка. Душ им выделяли раз в три дня на 10 минут, а прогулка длилась ровно час.
«Дискомфортом были кровати. Матрасы были очень тонкими, всем нам было трудно спать. Трудно было находиться и в информационном вакууме. Мы проводили время, разговаривая друг с другом или играя в какие-то вербальные игры. Нам очень помогали книги. Хотя чтение было непростой задачей. Нервы у нас были не в порядке, и сосредоточиться удавалось с трудом, но мы поддерживали друг друга. Если бы я был один, мне было бы очень тяжело».
Как сказал «Эхо Кавказа» Робакидзе, огромным стимулом было действие его друга Давида Симония, который на протяжении всего срока задержания Звиада сидел недалеко от изолятора с табличкой «Друг в тюрьме, я – у тюрьмы».
Что касается судебных камер, то история нашего героя ничем не отличается от сказанного Романом Акоповым. За исключением того, что находиться там Звиаду пришлось гораздо дольше. Он аналогично описывает и заседание суда. «Несмотря на то, что все обстоятельства подтверждали нашу невиновность, как видно, у судьи была задача применить против нас максимально строгое наказание», – рассказывает Робакидзе.
В камере, несмотря на все испытания, по словам 34-летнего узника, они не сломились. Более того, еще в изоляторе договорились, что обязательно продолжат участвовать в акциях протеста и добьются своих целей – возвращения Грузии к прозападному курсу.
Форум