Граждане, вовлеченные политический кризис, внимательно следят за заявлениями Грузинской православной церкви и ее отдельных представителей. Это неудивительно: ГПЦ, согласно опросам, остается самым влиятельным институтом в стране и оказывает значительное влияние на общественное мнение. Она всегда подчеркивала, что не вмешивается в политику и лишь призывает стороны к благоразумию. Анализ заявлений Патриархии, сделанных в период после парламентских выборов, позволит определить, так ли это на самом деле, и понять, какие цели ставит перед собой руководство ГПЦ в период обострения политической борьбы.
Необходимо сделать две важные оговорки. Сторонников правящей партии и их оппонентов, как правило, раздражает само упоминание «сторон», которое будто бы уравнивает противоборствующие силы, поскольку грузинские политики почти всегда отказывают своим противникам в субъектности, называют их «марионетками», «агентами», «рабами» и описывают любой конфликт как выступление против народа малочисленной группы узурпаторов или кучки продажных предателей, которые используют обманутых ими «зомби». ГПЦ и другие организации, не вовлеченные в борьбу непосредственно, отстраняются от такого подхода не только потому, что раскол в обществе действительно существует. Упоминание сторон делает возможной и востребованной саму роль беспристрастного наблюдателя, арбитра, миротворца, который увещевает ожесточившихся.
Также не стоит смешивать заявления, сделанные ГПЦ до выборов, с нынешними. Избирательный кодекс (ст. 45, п. 4, пп. «з») запрещает религиозным организациям участвовать в предвыборной агитации, которая определена (ст. 2 п. 31) как «обращение к избирателям с призывом в поддержку или против избирательного субъекта / кандидата… а также любое публичное действие, способствующее или препятствующее его избранию, или (и) содержащее признаки предвыборной кампании, в том числе участие в организации/проведении предвыборных мероприятий…» и т. д. Закон, разумеется, не лишает священнослужителей права высказывать свое мнение по злободневным вопросам, и они нередко делают это – в том числе и с амвона, – но практически никогда не упоминают конкретные партии, а лишь указывают на ключевые пункты их программ, например, на «борьбу с ЛГБТ-пропагандой», проевропейскую ориентацию, либерализм, традиционализм и т. д. Совокупность их высказываний позволяет делать выводы о том, кому симпатизирует бóльшая часть руководителей ГПЦ. Тем не менее в предвыборный период они подчеркивают свой нейтралитет и иногда одергивают увлекающихся. Так, 19 сентября 2018-го Илия II призвал священнослужителей воздержаться от политических комментариев и «некорректного упоминания» лидеров. Вероятно, это произошло не только из-за стремления строго соблюдать Избирательный кодекс. В церковь ходят избиратели разных партий, и чрезмерная поддержка или критика одной из них оттолкнет часть верующих от ГПЦ. К тому же, сделав бесповоротный выбор, можно очутиться и на стороне проигравшего, тогда как осторожная, немного отстраненная позиция вынуждает большинство партий заискивать перед Патриархией, конкурируя за ее поддержку или хотя бы намек на нее.
У нынешнего кризиса другая специфика. В нем намного меньше предсказуемого и конвенционального, чем в предвыборном периоде, что делает востребованной адекватную реакцию на него. Верующие, напуганные перспективой гражданского противостояния, вспоминают о миротворческом потенциале Церкви – их могут разочаровать не только неудачные заявления, но и молчание. Новейшая история Грузии содержит разнообразные примеры: осенью 1991-го при посредничестве ГПЦ прошли переговоры, в результате которых удалось развести сторонников и противников президента Звиада Гамсахурдия в центре Тбилиси – их отряды готовились к противостоянию в нескольких сотнях, а иногда и десятках метров друг от друга. Тогда ГПЦ хвалили многие, но в декабре братоубийственная война все же началась. «Звиадисты» часто обвиняли патриарха Илию II в том, что он поддержал путчистов; они по сей день публикуют его фото с Шеварднадзе, Иоселиани и т. д. Были и другие критики, которые, не являясь поклонниками свергнутого президента, тем не менее упрекали ГПЦ за недостаточные, по их мнению, миротворческие усилия в период гражданской войны.
Сложно сказать, к каким выводам привел ее руководителей опыт тех страшных лет, но следует обратить внимание на фразу в заявлении Патриарха от 13 декабря, посвященном нынешнему кризису: «Во избежание неуправляемых процессов, крайне важно достичь диалога посредством конструктивности». Диалог действительно не начинается сам по себе, только потому что его жаждут граждане или духовные лидеры. К нему должны стремиться и стороны конфликта из добрых побуждений либо под давлением обстоятельств. Осенний – пусть частичный и временный – компромисс 1991-го был основан на осознании сторонами пределов своих возможностей, и оно пришло к ним не сразу, но после длительного противостояния разделенных баррикадами групп (это не метафора, баррикады были реальными). В декабре и в последующие месяцы вооруженной борьбы этот ограничитель был сорван, и ГПЦ, несмотря на ее авторитет, не обладала ресурсами, позволяющими усадить стороны за стол переговоров. Другой вопрос, насколько последовательно она стремилась к «достижению диалога посредством конструктивности» тогда и что предпринимает сегодня.
Обострение обстановки после парламентских выборов можно разделить на два этапа. С 26 октября до 25 ноября (т. е. до первого заседания парламента) главной темой были результаты выборов: оппозиция, оспаривая победу «Мечты», заявляла о подтасовках и нелегитимности высшего законодательного органа. Второй этап начался после 28 ноября, когда премьер-министр Ираклий Кобахидзе сказал, что власти до 2028 года не будут ставить по своей инициативе вопрос о начале переговоров о вступлении Грузии в ЕС, дабы западные недоброжелатели не использовали тему для «шантажа». Это вызвало бурный протест, который продолжается по сей день – оппозиционные партии подключились к нему с требованием проведения новых выборов, но на авансцене их потеснили участники ежедневных акций и общественные организации. Позиция ГПЦ на каждом этапе кризиса требует отдельного рассмотрения.
После голосования она взяла паузу, но 16 ноября было опубликовано заявление Патриарха, в котором говорилось: «Завершился процесс подведения итогов выборов Центризбиркомом, что еще раз подтвердило победу «Грузинской мечты» значительным большинством голосов. От всего сердца поздравляем ее с этой победой. Правда, оппозиция протестует против результатов выборов и намеревается продолжать сопротивление, но выражаем надежду, что и власти, и оппозиция смогут максимально использовать последующие годы для продвижения страны вперед и ее благосостояния. На все на этом свете воля Божья. Главное, чтобы между нами и Господом произошла бы синергия». Сторонники оппозиции восприняли этот текст, как однозначную поддержку правящей партии. Были ли у Патриархии альтернативные варианты, и почему она выбрала этот?
Некоторым комментаторам кажется, что с учетом поляризации в обществе ГПЦ могла и промолчать (вариант с отрицанием результатов голосования ими даже не рассматривается). Но зафиксировать позицию все равно пришлось бы чуть позже, 25 ноября, присутствуя или отсутствуя на первом заседании Парламента, что было бы расшифровано как поддержка властей или отказ от нее. Есть прецедент – 22 ноября 2003 года Патриарх не пришел на первое заседание Парламента, который в итоге так и не приступил к работе из-за «Революции роз». В нынешнем случае было заранее известно, что Патриарх, которому 4 января исполняется 92 года, едва ли сможет прийти в Парламент из-за состояния здоровья. Не исключено, что среди представителей Патриархии, присутствовавших на заседании, правящая партия хотела видеть и других высокопоставленных священнослужителей, но в целом она могла быть довольна. А 22 ноября Патриархия распространила заявление в связи с 20-летием освящения собора св. Троицы; в нем говорилось и о вкладе Бидзины Иванишвили в его строительство. Оно действительно был весьма значительным, однако в накаленной обстановке и это восприняли как однозначную политическую поддержку. Почему ГПЦ повела себя именно так?
Стоит вспомнить, как 26 мая 2009 года после многолюдного митинга на стадионе лидеры оппозиции повели сторонников к тому же собору, чтобы выслушать напутствие Патриарха. Многим участникам шествия казалось, что он присоединится к требованию об отставке Михаила Саакашвили или по крайней мере выразит им поддержку и осудит власти. Не услышав желаемого, они были разочарованы (эмоциональные перепады тех дней отражены в прессе и архивах старых форумов), и лидерам пришлось объяснять, то ГПЦ испытывает сильное давление властей, что Патриарх чуть ли не пленен ими и т. д. После полутора месяцев митингов их рядовые участники требовали перехода к более решительным, а посему чреватым всплеском насилия действиям для смещения правительства. Возможно, некоторые лидеры решили попросту переложить на Патриарха ответственность за дальнейшее развитие событий по любому сценарию.
В последние дни связанные с «Грузинской мечтой» каналы, настраивая верующих против оппозиции, активно распространяли в соцсетях фотографию митингующего с самодельным плакатом, который в оскорбительной форме призывал Патриарха явиться к месту проведения акции. Им удалось вызвать заметную волну возмущения, и она будто бы смыла несколько важных вопросов, причем самый простой из них «Если ты зовешь его, то зачем оскорбляешь?», вероятно, не главный. Есть и другие: «Почему ты зовешь его?», «Не пытаешься ли ты использовать его авторитет, как в 2009-м?», «Почему он должен прислушаться к тебе?».
Важно подчеркнуть различия между политическим и религиозным (если угодно – светским и духовным) взглядом на проблему. Первый выделяет политических акторов и, упрощая, формирует из них пресловутые «две стороны», а во всем остальном видит лишь ресурс, который может усилить или ослабить их – будь то внешнее влияние, материальные средства, общественные и религиозные организации, звезды шоу-бизнеса и спорта, отдельные граждане и т. д. В рамках второго Церковь можно сравнить с кораблем (эта древняя метафора касается духовной жизни, но подходит и к политической). Он является самодостаточным субъектом, который, безусловно, подвержен внешним влияниям, испытывает воздействие ветра и волн, но тем не менее движется своим курсом. Конечно, нельзя не учитывать существование рифов, ураганов, акул, пиратов, подводных течений и объективных причин их возникновения, но не они используют корабль, обычно дело обстоит наоборот. Не все комментаторы могут и хотят взглянуть на проблему с обеих точек, когда пишут, что Церковь сделала свой выбор в политической борьбе или что она должна изменить его, отрицая возможность наличия у нее как собственных целей, так и планов их достижения при помощи политиков и будоражащих общество идей, непостоянных как ветер и волны. По сути, это тот же самый – только в другой, мягкой обертке – характерный для грузинского политикума «отказ в субъектности» и праве на самостоятельную игру. В нем есть что-то тоталитарное.
Он проецируется не только на организацию в целом, но и на отдельных священнослужителей. Взгляд, сформированный манихейской в своей всеохватности поляризацией, всегда ищет обобщающий образ: с одной стороны – многогрешного попа, который едва помещается в дорогой джип, сотрудничает со спецслужбами и неустанно копит богатства, с другой – бескорыстного подвижника, думающего лишь о спасении духовных чад и изнемогающей страны. Промежуточное пространство между этими стереотипами обычно не воспринимается в принципе, хотя именно и в нем и пребывает большинство священнослужителей. У каждого из них, как и у любого гражданина, есть уникальные индивидуальные черты и мотивы, сомнения, страхи, идеалы, заблуждения. Но сформированное поляризацией мировосприятие избегает сложности и назойливо требует четкого ответа на вопрос «Так на чьей же они стороне?». Ему проще обмануться, чем углубиться в туман неоднозначного.
Возвращаясь к событиям 2009-го, следует отметить, что отношения руководства ГПЦ с тогдашними властями были непростыми. Некоторые соратники Михаила Саакашвили являлись апологетами радикальной секуляризации общественного сознания и уменьшения влияния Церкви, крайне обеспокоенной их риторикой. Правда, столкнувшись с растущим дефицитом легитимности, власти начали одергивать радикальных критиков ГПЦ, увеличили ее финансирование примерно в 5 раз и т. д. – своеобразным символом того процесса стала передача джипов членам св. Синода. Саакашвили и другие лидеры «Нацдвижения» все чаще присутствовали на церковных мероприятиях, но тем не менее перед выборами 2012-го значительная часть священнослужителей выразила поддержку «Грузинской мечте». Большинство комментаторов разделяет мнение, согласно которому Церковь тогда склонилась на сторону Бидзины Иванишвили. Возможно, проблема заключалась не только в страхе перед вмешательством во внутрицерковные дела или риторикой либералов-секуляристов, реакцией на которую стала тяга к клерикальным идеям в консервативной среде. Отношения со следующим правителем показали, что дело обстоит сложнее.
Поначалу Иванишвили не стал ничего менять по существу. Патриархию по-прежнему задаривали и задабривали, но «Грузинская мечта» сотрудничала с записными либералами, в парламенте рассматривался законопроект «Об искоренении всех форм дискриминации», который не нравился руководителям ГПЦ, а позиция ее главы по вопросу экстракорпорального оплодотворения вызвала весьма радикальную по грузинским меркам реакцию Иванишвили: «Ошибиться может и Патриарх. Он может сказать, а мы не согласиться» (04.02.14). Позже, в период т. н. цианидового дела и других скандалов власти убедительно продемонстрировали борющимся за патриарший престол группам, что остаются ключевым игроком на церковном поле. В 2018-м Патриархия, по сути, контратаковала, осудив законопроект о культивации марихуаны, а отдельные иерархи обрушились с критикой на поддержанного «Мечтой» кандидата в президенты Саломе Зурабишвили, после чего и было опубликовано упомянутое выше «сдерживающее заявление» Патриарха от 19 сентября. Первый тур показал, что над «Грузинской мечтой» впервые нависла угроза поражения, и она отступила. Ее лидеры пришли в Патриархию, заявили об отзыве спорного законопроекта, чуть позже выделили ГПЦ новые земельные участки и т. д. Не исключено, что последующее сближение, плоды которого многие авторы описывают как «стратегический альянс», началось не только из-за перехода правящей партии на (условно) национал-консервативную платформу, поскольку события 2018-го могли подтолкнуть Иванишвили к логичному и в общем-то очевидному выводу.
Опытные бизнесмены знают, что в Грузии любые активы мало что значат, если их не подкрепляет авторитет и высокий статус в обществе. И было бы удивительным, если б Церковь, главным устремлением которой в течение столетий являлось усиление влияния на умы и институты, просто обменивала бы его на материальные блага и, принимая пресловутые «джипы», соглашалась с сокращением своего влияния, вмешательством светских властей в свою жизнь или не сумела бы расшифровать их «коррумпирующую тактику». Материальные активы важны, но порядок вещей, при котором их преумножению не сопутствует расширение зоны влияния (что уж говорить о ее сжатии), по определению не может удовлетворить руководство ГПЦ. Возможно, именно поэтому «Мечта» – сперва на уровне риторики, а затем и законотворчества – принялась выдвигать инициативы, которые в своем логическом развитии усилят влияние Церкви. Процесс начался с утверждения милой сердцу многих консерваторов повестки (определение статуса семьи, «борьба с ЛГБТ-пропагандой» и т. д.) и закончился таким предложением Иванишвили: «В Конституции будет отчетливо отражена миссия православия как опоры самобытности грузинского государства. Также будет подчеркнута особая роль Православной церкви как в истории Грузии, так в современной жизни нашей страны. Разумеется, Конституция Грузии полностью укрепит независимость Православной церкви и принципы свободы вероисповедания» (31.08.24).
Бидзина Иванишвили предложил условия, которые делают усиление влияния ГПЦ весьма вероятным. Нетрудно представить, что можно сконструировать на таком конституционном фундаменте как в сфере идеологии, так и законодательных регуляций. Перебить его ставку оппоненты не могли – для этого пришлось бы коснуться основополагающих принципов, на которых зиждется современное светское государство, да и клерикалов среди них не было. Конечно, правитель не говорил прямым текстом: «Если вам мало материальных активов, то вот вам влияние!», но в любом случае таких предложений Церковь не получала со времен разработки конкордата. Кому-то может показаться, что человек, который в 2005-м сказал в интервью «Ведомостям»: «Я материалист, не верю в жизнь после смерти», на склоне лет стал глубоко религиозен и озаботился укреплением позиций Церкви (такое, к слову, говорили и о Шеварднадзе перед подписанием конкордата, хотя в это мало кто верил). Но большинство наблюдателей, вероятно, придет к выводу, что он просто хотел получить однозначную поддержку ГПЦ в период связанного с выборами кризиса и радикальной трансформации режима, которому потребуется более твердая идеологическая опора, чем туманные рассуждения о «суверенной демократии». Возможно, взаимная легитимизация притязаний показалась Иванишвили оптимальным выходом.
Чем ответила Патриархия, помимо благоволения в предвыборный период и признания результатов голосования 26 октября? После решения правительства о пересмотре отношений с ЕС и начала митингов протеста она распространила несколько заявлений (ниже ключевые цитаты приводятся в хронологическом порядке). 29 ноября ГПЦ заявила: «Несмотря на то, что представители правительства пояснили, что Грузия не сворачивает с европейского курса и не отказывается от европейских ценностей, эти пояснения не оказались достаточными и убедительными для части общества. В итоге мирная демонстрация постепенно переросла в физическое противостояние между представителями силовых структур и участниками акций. Во многих кадрах, распространенных СМИ, видно, как участники акций вступили в противостояние с полицейскими, как они пытались проникнуть в здания и повреждали инфраструктуру. С другой стороны, мы увидели агрессивные действия со стороны правоохранителей. Они физически расправлялись с участниками протеста, людьми разного возраста, в том числе и журналистами». Выразив глубокую озабоченность, ГПЦ призвала стороны к «миру и благоразумию».
На следующий день она заявила, что «несмотря на призыв Церкви, демонстрация на проспекте Руставели и 30 ноября переросла в серьезное противостояние. В кадрах, распространенных в СМИ и соцсетях, отчетливо видны действия, которые вышли за рамки закона и морали… Для нас ценны стоящие по обе стороны, и мы молимся за них; молимся за здоровье пострадавших. Вместе с тем еще раз просим молодых и вообще всех демонстрантов проявлять благоразумие и не выходить за границы выражения протеста; также просим правоохранителей проявлять максимальное терпение и не выходить за пределы законных действий. Необходимо, чтобы государство быстро информировало общественность о нарушениях и ходе следствия».
В тот же день ГПЦ опровергла сведения, согласно которым Кашветский храм св. Георгия был заперт и участники акции не могли в него войти: «Распространяют дезинформацию, будто некоторые священнослужители хотели ввести в храм пострадавших людей, но неизвестные иерархи принуждали их закрыть двери и выгнать граждан их храма… 29 и 30 ноября в храме всю ночь, до 6 часов утра находились священнослужители, и граждане могли в него войти». 1 декабря ГПЦ вновь вернулась к этой теме и назвала лживыми сообщения о том, что «по указанию местоблюстителя патриаршего престола митрополита Сенакского и Чхороцкуйского Шио священнику Кашветского храма сделали замечание из-за того, что он открыл двери церкви».
3 декабря служба связей Патриархии с общественностью (заявления с 1-го по 13-е публиковались только на ее официальной странице в Facebook, а не на странице Патриархии) распространила видео, где митингующий и полицейские вместе пели известную народную песню, впрочем, внимание экспертов привлекла другая публикация того дня. В ней было раскритиковано «прискорбное и вызывающее озабоченность заявление президента Саломе Зурабишвили о том, что «после университетов настала очередь школ выразить солидарность акциям», осуждались попытки агитации в школах со стороны посторонних лиц, опровергалась информация о прекращении занятий в школе Патриархии им. святого Ильи Праведного и приводился комментарий ее директора Мамуки Тедиашвили: «Считаю преступлением со стороны политических акторов и родителей несовершеннолетних их подключение к текущим процессам». Также опровергалось утверждение Зурабишвили о том, что полицейские находятся под воздействием наркотических веществ – оно было названо «необоснованным», «вызывающим дискредитацию правоохранителей и поляризацию». «Священнослужители, представляющие службу Патриархии по связям с общественностью, каждую ночь дежурят в Кашветском храме и на прилегающей территории и никогда не фиксировали подобные факты», – говорилось в заявлении. 4 декабря была опубликована проповедь владыки Шио, который осудил тех, кто «стремится втянуть детей школьного возраста в такие напряженные процессы, в эти акции и придать событиям еще больше эскалации и напряженности».
В заявлении от 8 декабря говорилось: «Нападение неизвестных лиц на журналиста и оператора телекомпании «Пирвели» вызывает обоснованный страх, что процесс станет неуправляемым и подобные насильственные действия станут более частыми. Подчеркиваем, что Церковь не приемлет насилие и агрессию, те нездоровые процессы и действия, которые вызывают разделение общества на стороны и их противостояние. Призываем правительство Грузии и представителей государственных структур немедленно расследовать и пресечь подобные действия в стране. Очевидно, что мы стоим перед серьезным общественным противостоянием, поэтому необходимо срочно принять решительные меры, способствующие мирному процессу».
11 декабря было опубликовано заявление в связи с одним из перформансов, проведенным в рамках протестной кампании: «Дело дошло и до оккультного ритуала, и имел место колдовской акт. Помимо этого, в ходе действа перед парламентом, на проспекте Руставели митингующие использовали гроб, на котором было высечено изображение Спасителя. В ходе этого представления участники акции сожгли гроб и изображение Спасителя на нем. Как прискорбно, что такие действия усугубляют противостояние в обществе. Все это – продуманное богохульство со стороны тех, кто организовал зрелища или осознанно участвовал в них, бóльшая ответственность ложится именно на организаторов».
13 декабря ГПЦ обнародовала упомянутое выше заявление Патриарха о необходимости достижения «диалога посредством конструктивности», в котором также содержались призывы к общей молитве, к отказу от насилия и подчеркивалось, что «в наше сложное время резкое обострение обстановки создает реальную угрозу главному достижению страны – государственности и суверенитету». Отдельный абзац был посвящен деструктивному характеру ненависти и взаимного ожесточения; он завершался фразой: «Наше христианство заканчивается там, где заканчивается любовь к ближнему». А тема, находящаяся в центре внимания политиков, была затронута таким образом: «Грузия – нераздельная часть европейской цивилизации, и наш долг содействовать укреплению и развитию нашего, основанного на многовековом христианском духовно-культурном наследии и традиционных ценностях национального государства европейского типа». 17 декабря на встрече в Патриархии с этим заявлением ознакомили координатора МИД Германии Робина Вагенера, который выразил надежду, что процесс сближения Грузии и ЕС продолжится. 18 декабря текст был еще раз опубликован на странице Патриархии на английском языке (единственный перевод за время кризиса).
Просматривая эти заявления и комментарии иерархов о событиях последних недель, можно прийти к выводу, что «Грузинская мечта» могла извлечь из позиции ГПЦ намного больше пользы, чем ее противники. Однако из сходства ключевых нарративов и формулировок нельзя делать вывод о полном совпадении подходов. Патриархия сохраняет возможность разорвать «альянс» не только потому, что некоторые священнослужители поддерживают оппозицию, а часть иерархов придерживается строгого нейтралитета. Участники политических конфликтов в условиях поляризации всегда испытывают острый дефицит легитимности, и кто бы из них не одержал верх, он почти наверняка будет вынужден сблизиться с ГПЦ как с ее важным источником; альтернативных примеров в новейшей истории Грузии попросту нет. По большому счету, свою партию на политическом поле Патриархия уже выиграла, и ей остается лишь составить список обещаний, чтобы напомнить о них светским властям (кто бы их не представлял) после завершения кризиса. Эскалация политической борьбы практически гарантирует, что в течение достаточно долгого времени никто не предложит ГПЦ обсудить неприглядное поведение отдельных иерархов и уж тем более «германскую модель» ее финансирования или возвращение к утвержденным Мцхетским собором 1917 года правилам управления Церковью, измененным в советский период (их нельзя считать совершенными, но они содержали больше демократических элементов). Столкновение политических сил позволяет Патриархии заниматься внутренними проблемами консолидации и транзита власти в условиях менее активного и агрессивного вмешательства политиков и спецслужб, чем, например, в 2017-2018 годах.
После каждой смены режима в Грузии ГПЦ в конечном счете получала намного больше, чем теряла, причем тактика ее взаимодействия со светскими властями всегда отличалась от предыдущей. Достижения впечатляют: не так давно Церковь испытывала давление коммунистов, а сегодня правитель предлагает ей конституционные поправки, разработанные специально для нее. И даже не предлагает, а, по сути, просит благословить их утверждение, поскольку первая публичная реакция ГПЦ на инициативу была (возможно демонстративно) настороженной, и «Грузинской мечте» пришлось что-то объяснять и убеждать. Местные лидеры обычно не понимают, что взаимоотношения с Церковью следует строить не на основе характерных для политической жизни стереотипов и паттернов, но внимательно изучив ее состояние и поведение иерархов с помощью научных методов, привлекая материал как минимум последних десятилетий. Но им некогда, они не любят учиться и, скорее всего, ничего не поймут.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Форум