Знаменитый режиссер прожил яркую, но сложную жизнь, полную взлетов и падений. Друзья, биографы и искусствоведы делятся своими мыслями о природе оригинального режиссера. Рассказывает Георгий Кобаладзе для Радио Свобода.
Георгий Кобаладзе: В старом Тбилиси есть истинно "тбилисские дворики", которые часто называют "итальянскими". Один старый тбилисец, любящий кино, как-то сказал мне, что название, скорее всего, восходит к классическому итальянскому кино. Например, неувядающей комедии Дино Ризи "Операция "Святой Януарий", в котором ярко показана жизнь соседей, разделенных в едином пространстве лишь условно, но сохраняющих душевные человеческие отношения.
"Тбилисский двор" был даже богаче, потому что в нем уживались люди разных национальностей, различных культур и религиозных конфессий: армяне, грузины, азербайджанцы, курды, греки, евреи… В типичном старотбилисском дворе 9 января 1924 года и родился один из самых интересных, самобытных и ярких кинорежиссеров прошлого века Сергей Параджанов. Автор фильмов "Тени забытых предков", "Легенда о Сурамской крепости", "Цвет граната", "Ашик-Кериб".
Биограф Параджанова, фотограф Юрий Мечитов убежден, что Сергей Параджанов как кинематографический и художественный феномен – дитя особой тбилисской субкультуры. Юрий, каким он был?
Каким он был – таких людей больше не будет
Юрий Мечитов: Каким он был – таких людей больше не будет, потому что природа, Бог или как хотим его называть, очень скупа на появление таких людей. Это зависит от эпох, от генетических кодов, но это такие случайности. И вот этот человек появился неожиданно на свет, но самое главное, в чем я убеждаюсь, что человек с таким сумасшествием мог появиться только в Тбилиси. Где-то могли родиться Бах, Гете, Мечников и Менделеев, но Параджанов мог родиться только в Тбилиси, потому что здесь такая почва, с такими мультикультурными, мультиконфессиональными делами. Этот тбилисский двор представлял такую замкнутую среду, это такая театральная площадка, где все наружу. В Тбилиси проживало огромное количество национальностей в каждом дворе, и люди знали по три-четыре языка.
Георгий Кобаладзе: Символично, что Сергей Параджанов родился и вырос на улице известного в Грузии актера Котэ Месхи. Его отец, Иосиф, был владельцем антикварного магазина, что по тем временам означало принадлежность к более или менее обеспеченному слою населения.
Но счастливое детство маленького Серго, по мнению его биографа, определялось не столько материальным достатком, сколько именно дружелюбной, умиротворяющей атмосферой тбилисского двора, где дети разных национальностей и культур росли вместе, в общем пространстве, привыкая к разноязычной речи и воспринимая многоцветье культур.
В этом пространстве, по важному замечанию Юрия Мечитова, "табу не было приоритетом", и именно благодаря этому Сергей Параджанов вырос столь свободным человеком, что позднее проявилось и в его творчестве.
У Сергея были две старшие сестры. Он чаще всего играл в "домик" и "куклы" вместе с ними, а вот маскулинная культура, культура мачо, воздействовала на будущего художника гораздо реже.
Самого Серго с детства окружали красивые старинные предметы, заполняющие магазин его отца
Самого Серго с детства окружали красивые старинные предметы, заполняющие магазин его отца. Среди них было немало произведений искусства, а также грузинских, армянских и персидских артефактов со свойственной им орнаментальностью.
По мнению автора книги "Параджанов" профессора Тбилисского государственного университета Ильи, Тео Хатиашвили, ориенталистическая среда, в которой вырос маленький Серго, стала инспиратором его творческого языка и выбранных им художественных форм.
Тео Хатиашвили: Вообще грузинскую, старотбилисскую культуру невозможно представить без особого восточного влияния. В первую очередь персидского. Мы часто говорим о корнях, о христианстве, которые Грузию связывают с Европой, западным миром, но иранское, персидское влияние, особенно в восточной Грузии, было мощнейшим. В том числе в поэзии, песнях, танцах и изобразительном искусстве. Это особенно заметно в урбанистической культуре старого Тбилиси. Искусство Параджанова – органическая часть этой реальности.
Орнаментальность, декоративность, стилизованность, столь свойственная фильмам Параджанова, – проявление художественных смыслов восточной, преимущественно персидской культуры.
Вспомним также: отец Параджанова владел антикварным магазином, и его с детства окружали изысканные восточные изделия. В том числе миниатюры. Они позднее перекочевали в фильмы, становясь цитатами, казалось бы, без всякой видимой связи с конкретным нарративом. Например, кувшины, образцы Каджарского рисунка и прочее, и прочее.
Георгий Кобаладзе: После завершения средней русской школы в Тбилиси Параджанов пытался поступить в местную консерваторию, но не прошел экзамены, после чего он поступил в Государственный институт кинематографии (ВГИК) СССР в Москве. Там он учился вместе с Александром Аловым и Владимиром Наумовым в группе Игоря Савченко.
Юрий Мечитов: Сергей долго-долго пытался стать гением. Внутри что-то было, какой-то драйв существует, природа дает человеку какой-то драйв. И у Сергея, наверное, это понятие, что он должен тоже что-то создать, как-то в нем сидело. Он много пробовал – он на хореографию пошел, он пытался петь, и даже попевал какие-то арии. Но потом его увлек кинематограф, видимо, своей синтетичностью, потому что в кинематографе есть всё: там можно и кинематографировать, и музицировать, и петь, и соединять прошлое с настоящим, с будущим – можно делать всё. Это время акме. Как говорили древние греки, акме начинается с 40 лет, и как раз в 40-летнем возрасте он делает свой шедевр.
Георгий Кобаладзе: Будучи студентом ВГИКа, Сергей Параджанов был впервые арестован в Тбилиси по обвинению в гомосексуальной связи. Но талантливого молодого человека вскоре освободили по настоянию Александра Довженко.
Именно Довженко предложил молодому кинорежиссеру продолжить творческий путь в Киевской студии.
"Тени забытых предков" Сергея Параджанова прогремели на всю кинематографическую Европу, став этапным не только в его творчестве, но и в украинском кинематографе, и сыграли немалую роль в пробуждении украинского национального самосознания.
Тео Хатиашвили: Очень симптоматично и показательно, что, работая в Украине, Параджанов избрал для экранизации рассказ классика украинской литературы Михаила Коцюбинского "Тени забытых предков", который посвящен специфической группе украинцев – гуцулам. Они считаются носителями культурно-генетического кода украинцев. Но в то же время они существуют в кросс-культурной среде, и именно поэтому интересны для Параджанова.
Обратим внимание на важнейшую деталь: Параджанов настаивал, чтобы этот фильм ни в коем случае не переводился на русский язык. Хотя даже представить себе такое в советские времена было сложно: в советском прокате все фильмы должны были идти по-русски. А на международном экране – тем более.
Такая принципиальность в вопросе языка проистекала от значения гуцульского диалекта для Параджанова. Он вообще использовал голос, язык, речь не в качестве носителя информации, а инструментализации художественной формы. Гуцульский ему особенно нравился своей звучностью. Потому он и настаивал на сохранении оригинала.
В какой-то степени перипетии борьбы за сохранение в фильме гуцульского языка коррелировали и с борьбой за возрождение национального языка в Украине. То есть вопрос сам по себе стал политическим, а Параджанов – политически неблагонадежным для "органов". От их внимания вряд ли ускользнул данный сюжет.
Георгий Кобаладзе: Сергей Параджанов очень любил свой родной город, но он полюбил и Киев, где провел 15 лет. Этапный фильм того периода, "Тени забытых предков", кинорежисер снял именно на студии имени Довженко. Тогда в кинокругах СССР говорили, что есть три категории киностудий: первая, вторая, третья и киностудия имени Довженко. Но по мнению специалистов, после Довженко первый примечательный фильм снял как раз Сергей Параджанов.
Параджанов и Ильенко иногда ссорились, а однажды дело чуть не дошло до классической дуэли
Оператором фильма "Тени забытых предков" был Юрий Ильенко. В последующем кинорежиссер, сценарист и политик. Ильенко по праву считался гением операторского искусства. После выхода на экраны "Теней" многие недоумевали, как он умудрился снять такой фильм на некачественной советской пленке. Юрий Мечитов рассказывает, что, как часто бывает с творческими людьми, работающими вместе, Параджанов и Ильенко иногда ссорились, а однажды дело чуть не дошло до классической дуэли.
Юрий Мечитов: Параджанов с ним ссорился, они даже собирались стреляться. Им дали по пистолету, уже было назначено место дуэли, но потом, на счастье, привезли проявленную пленку и они сели в зале ее смотреть. И когда он посмотрел первый блок снятого материала, он обнял Ильенко. Дуэль не состоялась, но ссора продолжалась, потому что Ильенко стал утверждать, что он создал Параджанова, а Параджанов утверждал, что это он – гений. Кстати, когда у него не было возможности работать, он потерял много энергии в этой тюрьме, в лагере, и когда он начинал сьемку и видел, что не может ее начать, он всей группе говорил: "Вы все бездари, бездельники, вы ни хера не делаете, ничего у вас не готово, а я – гений!" Один раз гениальная вещь случилась в Баку. Сергей не хотел снимать, и уже не помогало обзывать их идиотами, бездельниками и тупицами. Он говорит: "Все для сьемки есть?" – "Да, все в порядке". – "Ослы есть?" – "Ослы есть, кони, верблюды, лошади. Актеры пришли. Все готово, Сергей". – "Ах, все готово?! Тогда снимайте сами". И уходит.
Георгий Кобаладзе: Жизнь Сергея Параджанова была полна не только рядом блестящих творческих побед, но и огромной несправедливостью и болью. В 1973 году Сергея Параджанова арестовали в Киеве вновь по обвинению в гомосексуализме.
Эта позорная статья в уголовном кодексе в те времена (вплоть до 1960-х годов прошлого века) существовала даже в кодексе Англии – родине либерализма. Но разница в том, что при коммунистическом режиме она использовалась в качестве инструмента подавления и наказания художника за творческую свободу, гражданскую дерзость и человеческую отвагу.
О киевском периоде Параджанова Радио Свобода рассказал его ближайший друг, кибернетик Тамаз Абесадзе.
Тамаз Абесадзе: Двери никогда не закрывались. В любой день его квартира была заполнена друзьями. Он один никогда не бывал.
Георгий Кобаладзе: По словам Тамаза Абесадзе, после выхода на экраны "Теней" Параджанову долго не давали снимать. Но ему удалось встретиться с тогдашним коммунистическим лидером Украинской ССР Петром Шелестом.
Тамаз Абесадзе: Он сблизился с дочерью Шелеста. Сближение его происходило, конечно, не без подарков, он ее одаривал всякими браслетами, кольцами, серьгами, шубой. В общем, она устроила аудиенцию Сергея Параджанова со своим отцом. Сергей, который в опале, и вдруг встречается с Шелестом. И после разговора Шелест сказал, обращаясь к своему помощнику: "У нас гений в Украине живет, а я этого не знал". И спросил Сергея, что он хочет. Он сказал, что хочет снять по Коцюбинскому, вещь относилась к 1910-м годам. Но потом Шелест ему сказал: "Ты снимай что хочешь, но ты сними фильм про украинскую землю под условным названием "Земля".
Георгий Кобаладзе: Вскоре после встречи с Шелестом недоброжелатели устроили провокацию, чтобы создать повод для ареста кинорежиссера.
Тамаз Абесадзе: Это было следствием того, что у них не было никакого материала для его ареста. Это был такой неподготовленный арест, что хуже некуда. Это был повод, а причина была совсем другой. Они организовали выступление Сергея на слете комсомола в Белоруссии. При чем здесь Сергей? Это было организовано специально. Сергей начал выступать экспромтом, и он там такое понес! Его выступление записали, смонтировали, как им хотелось, и отдали запись Шелесту. И все, что мог человек отрицательное про коммунистов услышать, он услышал. Шелест очень обиделся и приказал Параджанова изолировать.
Параджанова освободили через пять лет по личному распоряжению Брежнева
Георгий Кобаладзе: Параджанова освободили через пять лет по личному распоряжению Брежнева по просьбе французского поэта и прозаика Луи Арагона, а также многих европейских деятелей искусства.
Творческая энергия Сергея Параджанова ярко проявлялась в том числе в те периоды, когда у него не было возможности снимать кино. Будучи в тюрьме в среде уголовников и рецидивистов, он мастерил, все время что-то собирал, коллажировал, рисовал. Девять десятых экспонатов ереванского музея Серго Параджанова – рукоделье тюремного периода жизни творца. Медальон, созданный Параджановым в тюрьме, стал одной из эмблем Римского кинофестиваля.
По словам Тамаза Абесадзе, Параджанов заболел в тюрьме венерической болезнью и еле избежал смерти.
Тамаз Абесадзе: Он рассказывал такие ужасы, что творилось в этой зоне. Но там оказался один врач, который обожал Параджанова, зная, кто он такой и что из себя представляет. И он давал Сергею лекарство. Он его вылечил, а то бы он там скончался.
Георгий Кобаладзе: Серго был свободным человеком! Дружелюбным, общительным и веселым. Из тюрем он выходил не сломленным, а, наоборот, полным идей и сил для новых свершений в киноискусстве. Часто приглашал гостей в свою тбилисскую квартиру, шутил и спорил. Конечно, был душой компании и бессменным тамадой.
С Серго связаны множество веселых историй: одну из них рассказал его друг, кинорежиссер Ираклий Квирикадзе.
Ночью Квирикадзе вел Марчелло Мастроянни с переводчицей к дому Параджанова. Окна были абсолютно темными. С остановившимся сердцем Ираклий толкнул дверь – она со скрипом открылась. Троица шагнула в черный проем, во мрак неизвестности. И тут в комнате вспыхнул яркий свет!
Сергей ждал дорогих гостей, накрыв роскошный стол и созвав своих друзей – человек тридцать. Здесь были художник, терщик тбилисской бани, архитектор, суфлер оперы, парторг киностудии "Грузия-фильм", скупщик бриллиантов, врач, парикмахер...
В четыре часа утра Параджанов пошел провожать Мастроянни по улице Котэ Месхи
В четыре часа утра Параджанов пошел провожать Мастроянни по улице Котэ Месхи. Около старого тбилисского дома Сергей остановился под низеньким балконом. Шоу продолжалось. В очерке "Параджаниада" Ираклий Квирикадзе воспроизводит уморительный диалог, состоявшийся между двумя киногениями:
– Марчелло, здесь живет твоя любовь. Она всю жизнь ждет только тебя, Марчелло Мастроянни.
– Моя любовь? – переспросил Марчелло.
– Ее звать Шушанна. Она девственница… Ей семьдесят четыре года!
Марчелло с ужасом посмотрел на Параджанова:
– Семьдесят четыре?
– Она хранила себя для тебя! Всю жизнь! И ты приехал!
Параджанов подставил к балкону бамбуковую лестницу, найденную во дворе, и поднялся по ней. Марчелло как загипнотизированный последовал за новым другом. Они оказались в спальне.
Лунный свет освещал кровать, на которой спала пышнотелая Шушанна.
Мастроянни вспомнил огромную Сарагину из фильма Феллини "Восемь с половиной": за несколько монеток, которые ей дают мальчишки из католического колледжа, великанша танцует перед ними румбу на морском берегу, потрясает могучими бедрами, показывает необъятный зад.
Они подошли к кровати. Наклонившись, Сергей зашептал:
– Шушанна, ты всё спишь? Так и мечту проспишь! Открой глаза, детка!
Старая двухсоткилограммовая женщина открыла глаза, узнала Сергея и спросила:
– Что на этот раз тебе надо, осел?
– О чем, Шушанна, ты мечтаешь? Ты любишь Мастроянни?
– Мастроянни? Да...
– Вот он! Бери его!
С этими словами Сергей без всякого почтения наклонил Марчелло и утопил его в огромных Шушанниных грудях.
Шушанна усомнилась:
– Настоящий?
Марчелло улыбался ей. Игра ему нравилась, но он чувствовал себя немного неловко. Однако сумел сказать по-русски:
– Шушанна, я лублу тебе!
Вглядевшись в лицо мужчины, Шушанна вдруг поняла, что это настоящий Мастроянни. Она завопила и прижала его голову к пылающей груди. Параджанов закрыл дверь спальни и, оказавшись на балконе, закричал, как средневековый глашатай:
– Шушанна Казарян теряет свою девственность! Я вынесу ее простыню.
В общем смехе он не закончил фразу. Восторженные крики разбуженных соседей подняли весь Сололакский квартал. На узкую улочку стали стекаться люди с бутылками вина, сыром и зеленью. Соорудили длинный стол и снова затеяли пиршество.
Мастроянни кричал: "К черту все "Оскары"!"
Марчелло слушал грузинское многоголосье, обнимал двух дородных пожилых соседок – своих беззаветных фанаток, купался в волнах народной любви и чувствовал себя счастливым. Он кричал: "К черту все "Оскары"! Требую политического убежища! Остаюсь жить в Тбилиси!" – это был рассказ Ираклия Квирикадзе, возможно и миф, но очень характерный для Серго Параджанова.
Юрий Мечитов вспоминает, как за дружеским столом Параджанов шутил, обращаясь к Андрею Тарковскому, гостившему у него в Тбилиси: "Ты, конечно, талантлив, но не можешь быть гениальным, потому что, в отличие от меня, ты не гомосексуалист и даже не сидел в тюрьме".
По мнению Тео Хатиашвили, "сексуальная идентичность Сергея Параджанова безусловно присутствует в его фильмах", но не является центральной:
Тео Хатиашвили: Если вспомнить, например, образ Музы с Софико Чиаурели, то он в большей степени абстрактный, то есть вдохновение, чистота, невинность, искренность вместо женщины, как объекта вожделения.
Особенно примечателен в этом плане фильм "Сайатнова" ("Цвет граната"), в котором Софико исполняет сначала роль молодого поэта, затем его возлюбленной, наконец Музы, а гендер, пол, как условная конструкция, весьма абстрактны и претерпевают метаморфозу: женщина "превращается" в мужчину. Думаю, это можно считать метафорической манифестацией сексуальной идентичности художника.
В фильмах Параджанова его сексуальность проявляется в основном в асексуальных, в андрогинных образах
В фильмах Параджанова его сексуальность проявляется в основном в асексуальных (вспомним любовь Параджанова к стилизованным формам) или, точнее, в андрогинных образах.
Георгий Кобаладзе: Параджанов был дважды женат: первую жену по имени Нигяр, с которой кинорежиссер познакомился в Москве, родственники убили, толкнув под поезд – наказав таким зверским образом за любовь к "неверному". Со второй женой – Светланой Щербатюк Серго познакомился в Киеве. В 1958 году у них родился сын Сурен. Вскоре супруги развелись. По злой иронии судьбы Сурену пришлось провести годы в той же украинской тюрьме, что и его отцу. Светлана и Сурен ушли из жизни несколько лет назад.
Когда через год после трагической смерти Владимира Высоцкого Юрий Любимов поставил на "Таганке" спектакль "Высоцкий", Параджанов выступил со сцены театра с сатирической, аллегорической речью, тонко высмеял советскую элиту и рассказал небылицы о том, как папа римский посылает ему бриллианты в знак особого уважения, а его никто не арестовывает. Это произошло на закате эпохи Брежнева, когда страна готовилась к короткому всплеску сталинизма Юрия Андропова. Сергея Параджанова вновь арестовали в Тбилиси 11 января 1982 года по сфабрикованному КГБ обвинению "Дача взятки должностному лицу".
Кинорежиссер провел несколько месяцев в Ортачальской тюрьме – печально известной еще с царских времен.
Выйдя из тюрьмы, Параджанов снял в Тбилиси новый шедевр: "Легенда о Сурамской крепости". А позднее – "Ашик Кериб".
Итогом жизни и определенной исповедью Параджанова-художника должен был стать фильм "Исповедь". Но кинорежиссер успел снять лишь несколько эпизодов, в том числе похороны маленькой девочки. Эту реальную сцену в тбилисском дворе он помнил с детства, и очевидно, она потрясла его до глубины души.
Юрий Мечитов: Фильм начинался с того, как хоронят девочку-соседку. Видно, это отложило в душе молодого Сергея, которому было лет 5-6, неизгладимое впечатление. Вот это и успели снять. Потом у него пошла горлом кровь, его повезли в Москву, я его там навестил, сделали резекцию легкого, одно легкое вырезали, но метастазы уже пошли дальше, и он после этой операции прожил ровно год.
Георгий Кобаладзе: Не исключено, что сцена похорон невинной девочки – каминг-аут художника в предчувствии скорой смерти.
Юрий Мечитов, как и многие из тех, с кем я беседовал о Сергее Параджанове, говорили, что как это ни парадоксально, он был аполитичным человеком, считал политику мерзким занятием и в этом смысле вряд ли был "врагом режима", но дело в том, что высокое искусство, пронизанное духом свободы и уважения к человеку, само по себе в Советском Союзе становилось антирежимным феноменом.
Тео Хатиашвили говорит, что фильмы Сергея Параджанова – это эксплицитное выражение его свободной, жизнерадостной личности.
Абсолютно невозможно разделить Параджанова-художника и Параджанова – человека и личности
Тео Хатиашвили: Я утверждаю, что абсолютно невозможно разделить Параджанова-художника и Параджанова – человека и личности. А ведь в искусстве бывает явление, когда художник, творец высокого – это одно, а личность художника – как бы в другом измерении. Параджанов же был незаурядным, особенным. Столь же ярким и экспрессивным, как и его фильмы. Кино Параджанова – продолжение его блистательного, феерического жизненного перформанса.
Георгий Кобаладзе: В будущем году исполнится сто лет со дня рождения Сергея Параджанова. Ряд общественных деятелей страны готовят петицию на имя министра культуры Теи Цулукиани с просьбой по достоинству отметить столетие великого кинорежиссера, который, к чести Грузии, родился, вырос и творил на грузинской земле.
