Обвинение Рамиза Мехтиева в попытке свержения власти в Азербайджане можно было бы сравнить с арестом Михаилом Горбачевым Михаила Суслова, идеолога сталинизма в эпоху развитого брежневского социализма, если бы последний не умер за три года до перестройки. Но скептики усмехнулись бы такой метафоре не только поэтому, и были бы правы. Но с одной схожестью пришлось бы согласиться и им: Мехтиев, как Суслов, и вообще любой человек, всю жизнь работающий кардиналом Ришелье, был всегда.
Рамиз Мехтиев, как положено настоящему партийному деятелю, почти ни дня не работал по специальности (а в его случае это бакинская мореходка), переходя с одной командной высоты на другую, пережил эпоху Гейдара Алиева, эпоху без Гейдара Алиева, эпоху возвращения Гейдара Алиева, органично став частью эпохи его сына. Он – символ всего, но прежде всего воплощение казавшегося вечным воспроизведения азербайджанской элиты. Есть своя логика в том, что прожив жизнь, посвященную служению Гейдару Алиеву, он сохранил столько жизненных сил, чтобы в 87 лет быть обвиненным в подготовке свержения Ильхама Алиева.
Человек Большого стиля
В политическом смысле окончательное разоблачение Рамиза Мехтиева вносит некоторые смысловые нюансы в древнюю полемику о причинно-следственных связях. «После» не должно быть «вследствие». «После» - может быть «как будто вследствие». Именно в этом жанре, возможно развивалась заключительная фаза этого заговора длиной в жизнь.
С одной стороны, история отношений Москвы и Баку во все эпохи, ни одну их которых невозможно представить без Мехтиева, основывались на теплых неформальных связях, сколь дружеских, столь и взаимовыгодных. Это был круг людей, понимавших друг друга с полувзгляда, вне зависимости от профессиональной принадлежности - партийной, или по части соцреализма, спортивных побед, или руководства колхозом-миллионером. В атмосфере тостов за такое жизнелюбие протекала дружба народов, конечно, по всей большой стране, но отношения Кремля именно с Азербайджаном стали вершиной этого стиля. И здесь надо быть точным: именно стилю хранил верность Рамиз Мехтиев, который немало сделал для его сохранения и в новые времена.
Он не просто, подобно знаменитому персонажу Французской революции, оставался жив на смене эпох – он оставался кардиналом. Династическая передача власти в Азербайджане проходила с некоторыми сомнениями. Поговаривали даже, что Гейдар Алиев видел своим преемником не сына, а старшую дочь, Севиль, поскольку в те времена Ильхам Алиев никак, мягко говоря, не выдавал в себе человека, который проявит столь недюжинную волю к власти. Но наследником все-таки стал он, и в качестве одного из главных «дядек» к нему и был приставлен Рамиз Мехтиев.
Регентов молодые наследники не любят, но терпят. В этой двойственности Ильхам Алиев и самоутверждался. С одной стороны, унаследованная элита была нужна для постепенного обретения уверенности. Кроме того, поскольку отношения с Россией всегда были материей деликатной и исполненной рисков, опытные люди, сделавшие жизнь на умении с ней взаимовыгодно договариваться, были очень полезны. С другой стороны, наставники пытались сохранять свою власть и влияние, а их связи с Москвой, неконтролируемы властью, ее тревожили. Алиев начал элитную эволюцию, едва освоился, сопровождая спорадические чистки среди ветеранов постепенным приближением молодых и технократичных (которые, впрочем тоже иногда попадали под чистки).
Заговорщики в строю
В 2019 году вышло время и Рамиза Мехтиева. Без скандалов и обвинений, он даже был удостоен высшей награды – ордена Гейдара Алиева. Для заслуженного отдыха ему было предоставлено в кресло президента Академии наук, которое, впрочем, пришлось освободить через три года. А в феврале 2025 поползли странные слухи про группу заговорщиков, планировавших государственный переворот. В группу, как утверждалось, входили экс-министры, значимые, как возглавлявший еще совсем недавно МИД Эльмар Мамедьяров, и к тому времени покойные. Слухи как-то утихли, но то, что возглавлял в соответствии с ними путчистов Рамиз Мехтиев, осталось. А спустя полгода и подтвердилось. Причем, в отношении его одного.
По этим срокам можно изучать историю.
Азербайджан готовился к большому перепозиционированию. Его венцом стала успешная карабахская кампания, имевшая куда более широкие, чем Карабах, даже со всеми прилегающими районами, масштабы. С Москвой отношения стали выстраиваться в соответствии с новым форматом, о котором она пока не догадывалась. И тот факт, что места в этом формате людям вроде Мехтиева не предусмотрено, она явно недооценила. А то, что без него сюжет развивается уже совсем по-другому, она поймет только ближе к нынешней осени и встрече в Душанбе.
Азербайджан больше не одна из республик Южного Кавказа, прежде всего потому, что и Южный Кавказ теперь всего лишь топонимическая условность, обозначающая северную периферию очень большого и очень сложного региона. В нем теперь и протекает серьезная игра, в которой Азербайджану принадлежит не последняя роль. Москва для него теперь не эксклюзивный партнер, преданность которому по старой традиции надо изображать, а сосед, важный, но далеко не главным, риски в отношениях которым надо учитывать, но не исходить из них как из экзистенциального фактора.
А Мехтиев продолжал ностальгически настаивать на подходах своей неиссякаемой молодости.
Как бы казнь за как бы измену
Нет ничего удобнее для расследователя, чем подконтрольная пресса, которая сегодня сообщает ужасающие подробности о многолетней подрывной деятельности Мехтиева. То, как хотела бы ее представить власть, не опасаясь улыбок даже самых лояльных, намного интереснее того, что было и есть на самом деле, тем более, что ничего особенного не было да и быть не могло. Да, Мехтиев демонстративно фрондировал, особенно во время пандемии, сайт Академии наук он превратил в блог своих представлений об устройстве мира. Но все это было скорее, борьбой за право доживать жизнь в соответствии с заслуженными капризами, с памятью о своей принадлежности к знати, которая молодым так неинтересна, – обычные обиды пожилых людей, особенно тех, кто уже привык к мысли, что был всегда.
В соответствии с версией, которую в азербайджанских реалиях можно считать официальной, после свержения Алиева власть должна была перейти к специальному Временному государственному совету, состав которого Мехтиев даже согласовал с Москвой, и здесь венец всей логики разоблачения.
Если бы окончательное низвержение Мехтиева случилось до Душанбе, этим пассажем все бы и ограничилось, и все было ясно: рука Москвы, пятая колонна, зря у нас людей из «Спутника» и прочих релокантов не сажают… Словом, очередной виток десятимесячной полемики. Только Мехтиев в такой интерпретации – слищком мощный калибр, его бы приберечь к особому случаю, и в Баку явно знали, к какому. Потому что после Душанбе история звучит совсем по-другому: Москва сама сдала своего резидента, поделилась с Алиевым полученным списком, и информацией о его зловещих планах. Да, она была в курсе, но одумалась, потому что сама давно устала и от старого мифа, и от таких людей как Мехтиев, который не нужен теперь не только Баку, но и ей самой.
В общем, она готова к новым отношениям с Баку, который снова победил, причем, не ссорясь.
Символы иногда важнее осязаемой материи, особенно в таких политических устройствах, как Азербайджан. Мехтиев всю жизнь, как теперь, выясняется, что-то воплощал – стиль, преданность, преемственность, стариковское упрямство. Его последняя роль – поучаствовать в закрытии последней страницы зачитанной до дыр книжки про одну очень долгую историю. Как будто «вследствие». Как будто мятеж и государственная измена. И домашний арест – как будто гражданская казнь.
Форум