«Грузинская мечта» призывает сторонников сплотиться и проголосовать за нее на выборах 26 октября, чтобы она получила конституционное большинство в новом парламенте. Эта тема была ключевой в последнем заявлении ее политсовета, двух выступлениях фактического правителя страны Бидзины Иванишвили, десятках комментариев других лидеров. Почему они так много говорят о конституционном большинстве?
21 августа на встрече с избирателями Иванишвили перечислил решения, для принятия которых его партии необходимо доминировать в парламенте. Но прежде чем присмотреться к ним, стоит упомянуть о важном психологическом подтексте. Разговоры о конституционном большинстве исподволь меняют критерий оценки успеха на выборах. По сути, политическим комментаторам и всему обществу предлагают рассуждать не о том, сумеет ли «Грузинская мечта» выиграть, а о вероятных масштабах ее победы. Если боксер перед матчем скажет, что непременно нокаутирует соперника, болельщики наверняка примутся обсуждать его заявление, спорить друг с другом, и многие придут к выводу: «По очкам он, возможно, победит, но нокаут — это как-то слишком». И мало кто заметит, что подобный трюк сделает его «фаворитом по умолчанию», а успех оппонента, особенно если тот не преуспеет во вступительной перепалке, начнут считать менее вероятным. Если такой амбициозный боксер одержит победу с небольшим преимуществом, ее не сочтут полноценной (ведь не нокаутом же!), но флуктуации восприятия публики мало что значат по сравнению с чемпионским титулом, выигранном в том числе и потому, что спортсмен замкнул внимание аудитории на себя.
В политике тоже случается что-то похожее. Если б речь шла о партиях, идущих ноздря в ноздрю, и постоянной борьбе за преимущество в несколько процентов (как, например, в США), то к репликам Иванишвили не прислушивались бы так внимательно. На него работают четыре фактора: а) «Грузинская мечта» уже обладала конституционным большинством, и контраргумент о том, что в нынешних условиях подобное исключено, блокируется указанием на прецедент; б) несмотря на все проблемы, правящая партия лидирует в рейтингах, и даже непримиримые противники не оспаривают ее первого места в общем зачете, доказывая, что оппозиционные объединения наберут больше в совокупности — это также укрепляет статус «фаворита по умолчанию»; в) часть оппонентов «Мечты» продолжает твердить, что она сфальсифицирует результаты голосования и «напишет себе сколько захочет» вплоть до конституционного большинства; г) раньше, когда Иванишвили рассуждал о вероятном/желательном исходе выборов, то в целом предугадывал (или знал заранее — это уж кому как нравится), что вынуждает прислушаться даже враждебную аудиторию.
1 сентября 2016-го Иванишвили заявил в эфире GDS: «Если когда-то я говорил, что у «Грузинской мечты» будет 95 депутатов [из 150], то добавлю и скажу, что в среднем будет 100 человек. Не могу представить, чтобы в парламент от ГМ вошло бы меньше 90. Я в меньшей степени представляю 90, чем 115». По итогам выборов «Мечта» получила ровно 115 мест. Интересно, что в той же передаче Иванишвили сказал: «Георгий Квирикашвили — единственный лидер, который способен мыслить государственно». Два года спустя он обвинил бывшего премьер-министра в злом умысле, чуть ли не в заговоре, со страстью гражданина Папишвили из фильма «Мимино», возопившего в зале суда: «Да это не мой ребенок!», и комментаторы-лоялисты старательно вытравили из памяти ту похвалу. Но главное, что это был аналогичный трюк: «Победим нокаутом, а если нет, то нокдауны вы точно увидите». Просмотрев последующие публикации в СМИ и соцсетях, мы заметим, что все бросились высчитывать, сколько депутатов большинства будет контролировать «Мечта»; сценарии, связанные с ее (тогда маловероятным) поражением, практически перестали обсуждать. Несмотря на изменение политического контекста, то же самое произошло на минувшей неделе. Многие начали выяснять, зачем «Мечте» конституционное большинство, заговорили о последствиях принятия ее законодательных предложений и сгоряча отодвинули перспективу поражения партии Иванишвили на задний план, помогая ей стать «фаворитом по умолчанию». Проще говоря, в этот момент они находились уже внутри психологической ловушки.
Еще один нюанс: если партия победит «по очкам», она сможет отказаться от ключевых предвыборных лозунгов, переложив ответственность на избирателей. Ее позиция в кратком изложении, вероятно, будет такой: «Мы стремились к конституционному большинству, но не все пришли на участки, поэтому выполнить обещания сразу не удастся, но что поделать, мы будем бороться за достижение намеченных целей и в условиях простого большинства». Это позволит не только отстраниться от предвыборных обещаний, но и обозначить русло политической повестки на месяцы и даже годы вперед.
«В первую очередь, «Грузинская мечта» нуждается в конституционном большинстве для того, чтобы «Национальное движение» было осуждено. Нам необходимо конституционное большинство, чтобы раз и навсегда избавить страну от тяжкого заболевания, которое не дает ей покоя уже два десятилетия. Мы начнем правовой процесс, в результате которого как «Нацдвижение», так и все его сателлиты и партии-наследницы будут запрещены, для чего существуют все правовые основания», — заявил Бидзина Иванишвили на встрече с избирателями. «Грузинская мечта» эксплуатирует тему наказания бывших руководителей страны с 2011 года, рассчитывая на поддержку граждан, которые оценивают их деятельность негативно. Судя по социологическим опросам, таких немало. Исследования IRI 2022–2023 годов показали, что больше половины респондентов относятся к Михаилу Саакашвили отрицательно. Стоит обратить внимание и на следующие цифры: в сентябре 2022-го 33% респондентов IRI заявили, что ни в коем случае не проголосуют за «Нацдвижение», а «Мечту» отвергли 30%. В марте 2023-го эти показатели составили 39% и 34%, а осенью прошлого года — 40% и 29%. Лидеры «Мечты», безусловно, могли увидеть (и увидели) на данном направлении электоральную перспективу, однако раньше они обычно говорили об уголовной ответственности отдельных лиц, а не об осуждении и запрете всего политического объединения.
Премьер-министр Ираклий Кобахидзе подтвердил, что одним «Нацдвижением» замыслы не ограничиваются: «Вы знаете, что к «коллективному Нацдвижению» относятся «Ахали», «Гирчи», «Дроа». Прошлое всех этих лидеров, как и их настоящее, связано с «Нацдвижением». Вы также знаете, что есть такое объединение «Лело», лидеры которого участвовали вместе с «Нацдвижением» в рэкете бизнеса. Прямо ночью производилось переоформление бизнеса, искусственная выдача банковских кредитов. Гахария, который создал коалицию с «Национальным движением» в четырех муниципалитетах, находится в прямом альянсе с криминальной политической силой. Это все одна криминальная политическая сила, которая обязательно должна быть судима». Премьер также сказал, что «запрет преступных партий — принятая практика», сославшись на опыт Украины и Молдовы.
После таких выступлений комментаторы часто начинают писать с гневом, что запрет ключевых оппозиционных объединений абсолютно несовместим с демократией, что это приведет к уничтожению политической системы в ее нынешнем виде, что судить кого-то за альянс с вполне легальной на момент его создания партией — немыслимо и упускают один нюанс. Когда Кобахидзе спросили о сущности «правового процесса» и механизмах запрета партий, он сказал, что расследование может начать прокуратура, или может быть создана парламентская комиссия, или подготовлен конституционный иск. Но вся соль в том, что конституционное большинство в парламенте для этого не требуется. Грубо говоря, где прокуратура, где суд и где конституционное большинство? Что же касается комиссии, парламент, согласно 63-й статье регламента, «принимает решение по вопросу о создании временной следственной комиссии при поддержке одной трети полного состава. При принятии решения голоса выступивших против во внимание не принимаются». Таким образом, чтобы установить связь вожделенного конституционного большинства с запретом партий, необходимо копнуть глубже.
Его предпосылки оговариваются в 23-й статье Конституции (пункты 3 и 4): «3. Не допускается создание и деятельность политической партии, ставящей целью свержение или насильственное изменение конституционного строя Грузии, посягательство на независимость страны, нарушение ее территориальной целостности или занимающейся пропагандой войны или насилия, разжиганием национальной, этнической, местечковой, религиозной или социальной розни. Не допускается создание политической партии по территориальному признаку. 4. Запрещение политической партии допускается только по решению Конституционного Суда, в случаях, определенных органическим законом, и установленном порядке». Комментируя эти положения, юристы часто ссылаются на 2-й пункт 21-й статьи Основного закона ФРГ: «Партии, которые стремятся, судя по их целям или действиям их сторонников, причинить ущерб основам свободного демократического строя или устранить его, или угрожают целостности Федеративной Республики Германии, являются антиконституционными. Вопрос об антиконституционности партий решает Федеральный конституционный суд». Данный пример считается самым поучительным и, скажем так, рельефным из-за исторического прошлого страны и проблемы интеграции бывших нацистов в ее политическую жизнь. Но при рассмотрении этого и похожих случаев обычно подчеркивают, что в условиях демократии (даже несовершенной) практически невозможно помешать лидерам и сторонникам запрещенной партии зарегистрировать новую — пусть с другим названием и более обтекаемыми лозунгами, но все же узнаваемую. Для этого потребовались бы какие-то формы поражения в правах.
Отстранить субъекта от политической и общественной деятельности намного сложнее, чем запретить ему занимать те или иные должности, как это делает принятая в 2011-м «Хартия свободы» по отношению к части функционеров Компартии Грузии. И еще никто не обсуждал в контексте политики пункт «б» 40-й статьи Уголовного кодекса, который предусматривает запрет на определенную деятельность как вид наказания, вероятно, потому что этот путь почти наверняка приведет к запрету на выражение мнения. Возможно, «Грузинская мечта» — если она действительно стремится к цели, а не просто ведет популистскую игру с избирателями — хочет каким-то образом персонифицировать запрет, законодательно очертить круг пораженных в правах лиц. В 2-м пункте 33-й статьи Конституции сказано: «Государство правомочно законом устанавливать ограничение политической деятельности иностранных граждан и лиц без гражданства». Чтобы создать аналогичную статью для граждан Грузии, упомянув (скорее не в ней, а в последующих законах, хотя в целом сложно представить, как это можно оформить юридически) «лиц, занимавших партийные должности в «Национальном движении» в 2003–2012 годах» и их «сателлитов», «Мечте» действительно понадобится конституционное большинство. Ни для каких других целей, упомянутых Иванишвили, Кобахидзе и их присными, оно не требуется. Неужели они намереваются зайти так далеко?
У проблемы есть еще один аспект — позиционирование. «Грузинская мечта» давно стремится сгрести противников в одну кучу и назвать ее «коллективным Нацдвижением», прежде всего потому, что в формате «один на один» она всегда побеждала партию Саакашвили, привлекая больше колеблющихся избирателей. Ее оппоненты сопротивляются и доказывают, что они разные. Обозначенное намерение запрета не только «Нацдвижения», но и других партий заставляет их реагировать примерно одинаково, используя схожую риторику, и таким образом сближает их в восприятии избирателей. Травматический политический опыт внедрил в сознание масс своеобразное «биполярное расстройство» — оно стремится отбросить нюансы и полутона, чтобы рассмотреть мир сквозь призму двухполюсной модели. Озвученное намерение запрета партий укрепляет ее, допуская лишь две реакции — положительную и отрицательную. Этот политтехнологический аспект второстепенен по сравнению с политическим, но также важен.
Если власти убеждены, что тот или иной субъект преступен и создает Грузии ужасную угрозу, почему они не останавливают его, опираясь на существующий мандат, правительство и парламент? Это ведь их прямая обязанность. Почему они до сих пор не обратились в суд, не создали парламентскую комиссию, не разбудили главного прокурора? Конституционное большинство для этого не нужно.
«Второй причиной», по которой оно требуется «Грузинской мечте», по словам Иванишвили, является принятие «конституционного закона «О защите семейных ценностей и несовершеннолетних», который будет противодействовать ЛГБТ-пропаганде и другим проявлениям псевдолиберальной идеологии. В Грузии на уровне Конституции будет запрещено так называемое гражданское партнерство однополых, усыновление ребенка ЛГБТ-парами, проведение операций по смене пола, ЛГБТ-пропаганда в СМИ и школах и т. д.». Эти предложения также нельзя назвать бесперспективными с электоральной точки зрения, поскольку многим консерваторам нравятся подобные идеи. Для таких законодательных изменений конституционное большинство действительно необходимо. Однако пакет из 18 поправок той же направленности, которые «Мечта» вынесла на обсуждение в июне, демонстрирует, что перечисленные цели могут быть достигнуты и другими путями, без изменения Конституции, имеющего скорее символическое значение. Отсутствие конституционного большинства вряд ли является критичным и в данном случае, и не исключено, что для «Мечты» более важен иной аспект.
Первая и вторая «причины» выглядят по-разному, но активируют один и тот же соблазн подавления одних групп граждан другими и ограничения их прав — при этом не важно, идет ли речь о членах тех или иных партий или представителях меньшинств. В посттоталитарных обществах многие готовы дорого заплатить за сопутствующие ощущения и иллюзорную сопричастность к господствующему большинству. Но есть еще один объединяющий признак: продвигая эти темы одновременно, «Мечта», вероятно, предполагала, что оппоненты отреагируют одинаково в обоих случаях и сразу же обратятся к западным партнерам, указывая на антидемократические инициативы (что, собственно, и произошло). Неизбежная резкая критика Запада (по обоим вопросам одновременно — этот фактор важен) дает «Мечте» возможность активировать характерную для Грузии консервативно-националистическую реакцию на давление извне по старому шаблону «Они хотят превратить наших детей в геев», сливая в восприятии избирателей воедино десятки разных проблем, которые стали причиной кризиса в грузино-американских и грузино-европейских отношениях. Это одна из немногих тактик, позволяющих «Грузинской мечте» смягчить его электоральные последствия.
Расчет на реакцию визави Иванишвили мог заложить и в следующее послание: «Сегодня обстановка в мире и в нашем регионе динамично меняется. В любое время в повестку дня может встать вопрос о восстановлении территориальной целостности Грузии, и тогда станет необходимым внесение соответствующих поправок в Конституцию Грузии. В условиях восстановления территориальной целостности должна будет быть пересмотрена система управления страны и ее территориальное устройство, что невозможно без внесения поправок в Конституцию». Этот тезис коснулся сокровенного желания абсолютного большинства избирателей, и Иванишвили, скорее всего, предвидел, что противники сразу же бросятся опровергать, доказывать, что действующие власти ни в коем случае не сумеют объединить страну, что международная обстановка (они обычно описывают ее как неизменную, игнорируя динамику) исключает это и что-то похожее будут говорить комментаторы в Москве и самопровозглашенных республиках. Оппоненты действительно поступили так, допустив серьезную ошибку.
Идея восстановления целостности для большинства грузин не просто важна, а по сути священна. Все, что относится к ней, рассматривается не сквозь призму логики и расчета, но прежде всего веры. А она не приемлет прямого и резкого отрицания. Обратившись к опыту религиозных диспутов, мы увидим, что искушенные полемисты осторожно, постепенно расшатывают позиции условных безбожников и еретиков, предлагая им привлекательную альтернативу. Если сразу же сказать человеку: «Твоя вера бессмысленна, а надежды на спасение тщетны», он в 99% случаев ожесточится и с такой же вероятностью предпочтет слабую надежду (или мечту или даже иллюзию) ее отрицанию. Опровержение (если шире — деконструкция) в подобных случаях требует крайне аккуратного подхода, а оппозиционным политикам вдобавок придется сформулировать альтернативные стратегии достижения той же цели, потому что нельзя не предложить ничего, если конкурент предложил хоть что-то. Что же касается связи этих предвыборных комбинаций с реальной политикой, торопиться с оценками не стоит. Независимо от того, кто находится у власти, изменение баланса сил в регионе (а оно налицо) — это всегда шанс на улучшение положения и достижение целей, которые еще вчера казались недостижимыми. Десятки примеров из истории Грузии показывают, что его можно использовать с умом или наоборот упустить и даже навредить стране. К сожалению, нынешнее состояние политической элиты делает последний вариант наиболее вероятным, но, конечно же, не единственно возможным.
«Есть еще один, четвертый вопрос, упорядочение которого посредством Конституции может иметь огромное значение для защиты самобытности Грузии и национальных ценностей, — сказал Бидзина Иванишвили, — но консультации по данному вопросу продолжаются, и мы ознакомим вас со своей позицией по нему в ближайшем будущем». Прозвучало это как минимум странно — если сказать пока нечего, то зачем говорить? С учетом обозначенной сферы (самобытность, ценности, «экзистенциально важный для страны и веры вопрос») можно лишь предположить, что это сигнал «Мечты» Грузинской православной церкви: «В обмен на предвыборную поддержку мы готовы сделать то, о чем говорили ранее» с попутным «разогревом» целевой консервативной и клерикальной аудитории. Прежние красные линии давно затоптаны, так что предложить ей могут все что угодно — от восстановления монархии до объявления православия государственной религией, причем второе более вероятно, хотя сложно сказать, захочет ли Иванишвили зайти так далеко, даже если поддержка ГПЦ не замедлит.
«И что самое важное, есть еще один вопрос, который требует получения «Грузинской мечтой» конституционного большинства. Все пойдет прахом, если Грузия не сбережет мир. Достаточно одной маленькой ошибки, и мы можем вообще потерять страну, чего нельзя допустить ни в коем случае. Война в регионе непременно закончится в нынешнем году. Соответственно, необходимо продержаться и эти несколько месяцев и не допустить открытия второго фронта», — заявил Иванишвили. В данном случае упоминание конституционного большинства выглядит и вовсе бессмысленно — оно не нужно для того, чтобы утвердить правительство, которое денно и нощно будет бороться за дело мира; достаточно поддержки большинства полного состава парламента (Конституция; ст. 56 п. 2). И для принятия высшим законодательным органом постановлений, содействующих кабинету, и миролюбивых деклараций конституционное большинство также не требуется. И остановить агрессора оно тоже не может. Похоже, что Иванишвили предлагает проголосовать лишь за ощущение легитимности его власти, поскольку никакого практического применения в вопросах войны и мира найти конституционному большинству невозможно. Оно пригодится разве что для закрепления в Конституции нейтрального статуса страны, хотя лидеры «Мечты» пока не сказали об этом и слова, а Ираклий Кобахидзе заверил публику, что 78-й статье, посвященной интеграции в НАТО и ЕС, ничего не угрожает. Тему нейтралитета на данном этапе развивают сторонники правящей партии из движения «Единая нейтральная Грузия», и проправительственные каналы уделяют им много внимания.
«Мечтатели» вцепились в словосочетание «конституционное большинство», как большевики в название своей партии, призванное не только напоминать об истории раскола в РСДРП, но прежде всего символизировать право на неограниченное насилие большинства над меньшинством (действительно ли оно являлось большинством — отдельный вопрос). История тоталитаризма показывает, что приглашение к участию в подавлении содержит в себе огромный соблазн, позволяет потешить застарелые комплексы и подталкивает к штурму более высоких ступенек социальной пирамиды, которые будут очищены от «представителей эксплуататорских классов» и всевозможных «социал-предателей». В данном случае оно припудрено демократической риторикой и поэтому является более опасным.
В стране, где Ираклий Кобахидзе изучал юриспруденцию, в свое время тоже начали с запрета одной партии (Социал-демократической), обвиненной в государственной измене, а уже через три недели (14 июля 1933-го) приняли «Закон против создания новых партий». Он был предельно краток и конкретен: «Единственной политической партией в Германии является Национал-социалистическая немецкая рабочая партия. Лицо, которое берет на себя обязательство поддерживать организационную сплоченность другой политической партии или создавать новую политическую партию, если его деяние не наказывается более строгой мерой наказания согласно другим правилам, будет наказано каторжными работами на срок до трех лет или тюремным заключением на срок от шести месяцев до трех лет». Делая это, нацисты не обращались к народу за какой-то дополнительной поддержкой, вотумом доверия и т. д.
Представители грузинских властей призывают к суду над оппозиционными партиями, к их запрету, при том, что в данный момент их преступный характер не подтвержден решениями суда, как того требует Конституция. Они просят массы о поддержке и фактически превращают выборы в плебисцит. Если б на него вынесли один вопрос, это было бы по-своему честно; даже людоедские режимы иногда прямо заявляют о своих намерениях и конкретных целях. Но происходящее больше напоминает шулерский трюк, поскольку несколько вопросов перекрывают и прикрывают друг друга. Тем, кто стремится ограничить права ЛГБТ, предлагают проголосовать и за суд над партиями. Сторонников наказания бывших правителей призывают заодно поддержать какие-то не вполне очевидные законодательные изменения (подход шокирует — «Мы собираемся подправить Конституцию, но не скажем, как именно»). Людям, которые хотят сохранить мир, по сути говорят, что они должны согласиться и с произволом правящей группировки. Похоже, что она хочет получить карт-бланш, превратить большинство граждан в соучастников того, что совершит в будущем, и повязать их если не кровью, то ложью. В этом намерении, несомненно, есть что-то большевистское.
«Грузинская мечта» готовится к умерщвлению демократии — тяжелобольной, прикованной к больничной койке, но живой, несмотря на три десятилетия мучений. Страны «Авторитарной оси», надеясь привязать Грузию к себе, с радостью помогут Иванишвили. Большинство лидеров оппозиции вряд ли сумеет помешать ему, поскольку они ориентируются на тот же политический идеал — даже не авторитарный, а тоталитарный — и убедительно доказали это в прошлом. А остальные так и не научились расшифровывать даже двухходовые политтехнологические и трехгрошовые психологические комбинации, смотреть на проблемы с разных точек, глазами не только «своих», но и «чужих» избирателей, исходить из ценностей и принципов, а не сиюминутных интересов. Ситуация является критической, а слабоумный оптимизм и шапкозакидательство не помогут никому, кроме разве что продавцов шапок. Новый большевизм едва ли возмутит общество, которое не сумело избавиться от остатков старого, и не исключено, что оно вновь подчинится и отдастся ему.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Форум