Многих в Грузии удивило то, как выступавшая против закона об «иноагентах» молодежь 6 мая отметила пасхальную ночь на проспекте Руставели – со свечами, крашеными яйцами, куличами и традиционным церковным грузинским песнопением. «В протестующей части верующих меньше идеологического православия и больше церковной культуры, проще говоря – больше радости», – говорит Леван Сутидзе, бывший алтарник кафедрального собора Самеба в Тбилиси, главный редактор журнала «Табула» и аналитик по вопросам религии
– Что происходит в ГПЦ? Мы видели заявление пресс-службы патриархии, поддерживающее власть и принимаемый ею закон об «иноагентах», видели заявление члена синода ГПЦ архиепископа Дманисского и Агарак-Таширского Зенона Иараджули, осуждающего законопроект «о прозрачности иностранного влияния», а Илья Второй в пасхальной эпистоле лишь один раз упоминает политику и в этом ключе говорит о том, что «нас должна объединять любовь к родине, и мы должны суметь мирно сожительствовать, несмотря на различные мнения». Как вы оцениваете ситуацию в ГПЦ сегодня?
– Нейтральный тон пасхального послания патриарха был продиктован тем внушительным количеством людей, тем протестным зарядом, который мы наблюдаем. Мы видим, что у этого процесса практически нет лидера. Но нейтральность патриарха мы не должны переоценивать. Существующий режим власти и ГПЦ абсолютно слились друг с другом. Вот у нас ведь стали часто говорить о нетрадиционных свадьбах, так вот это и есть настоящая нетрадиционная свадьба между церковью и государством. Новая администрация патриархии [после назначения Шио местоблюстителем Ильи Второго] до конца стала союзником режима и даже на уровне лексики, знаков препинания повторяет пропаганду режима Иванишвили.
Стержень патриархии находится в абсолютном союзничестве с Иванишвили
Я подчеркнуто говорю о новой администрации, потому что очень трудно извне судить, насколько патриарх Илья Второй участвует в ее работе с учетом возраста и состояния здоровья. Тем не менее все это не освобождает его от ответственности, это его администрация, это он назначил их на должности. Несмотря на то, что владыка Григол [митрополит епархии Поти и Хоби] просит Службу по связям с общественностью патриархии не отождествлять с самим католикосом – патриархом, это далеко не так.
Те священнослужители, которые выступают против закона об «иноагентах», и в прошлом отделялись от официальной линии патриархии. Они выделялись четко антироссийской позицией, поэтому это не удивительно. Удивляет молчание тех, кто раньше делал такие заявления, например митрополит Мелкиседек [Хачидзе], который сейчас молчит. Это указывает на то, что координация, союзничество между государством и церковью в Грузии, я бы сказал, достигло неслыханных масштабов со времен президентства Шеварднадзе. Сейчас задействовано гораздо больше материальных ресурсов, [сильнее] родственность понятий. Такого не было ни при одной бывшей власти в Грузии.
Можно предположить, что все это из-за пожилого возраста патриарха, но факт остается фактом. Стержень патриархии находится в абсолютном союзничестве с Иванишвили. Но в отличие от Иванишвили, в эпистоле Ильи Второго был выбран более мягкий тон на данном этапе. Но никто не может знать, каким этот тон окажется на следующем этапе.
– В пасхальную ночь общество увидело тысячи молодых людей на проспекте Руставели, которые протестуют против принятия закона об «иноагентах». В то же время они отмечали Воскресение Христово, это празднество они назвали народным праздником Пасхи, но смотрелись они не как традиционная паства ГПЦ...
– Это в зависимости от того, что мы называем традиционной паствой. Большинство молодых людей, за которыми я там наблюдал, разговаривал с ними, были обычными молодыми грузинами, которых с малых лет бабушки водили в церковь. В то время я был алтарником и поголовно наблюдал, как эти дети бегали в церковь, им разрешали все, они даже просили просфору перед причащением, потому что хотели есть. Поэтому этим молодым людям, вопреки расхожему мнению, церковь не чужда, не чужды ни церковные традиции, ни внутренний быт и порядок, им знакома внутренняя церковная кухня. Возможно, они меньше посещают еженедельные воскресные службы, но мы в пасхальную ночь на проспекте Руставели ничего атипичного не видели. Это так преподносится пропагандой власти, хотя сам режим Иванишвили стал чужеродным телом в православной церкви. Если обратить внимание на разговорную речь представителей власти, православие для них – иностранный язык. Ни один из нынешних лидеров «Грузинской мечты» не имеет образа верующего, которого прихожане какой-нибудь церкви могли видеть во время вечерней службы или литургии. А эта молодежь, которая не хочет жить в России и по ее правилам, с ранних лет росла при церквях. Как потом на них повлияли тысячи скандалов, в которых была замешана ГПЦ – это другое дело. Но эти молодые, я могу сказать, вышли именно из недр церковной культуры.
Я пришел в публичную жизнь по другой траектории, я служил алтарником [в тбилисском кафедральном соборе Самеба]. И я видел, как детей этого поколения там в церкви бабушки, родители учили религиозности. Вот этих уже выросших детей я видел в пасхальную ночь у церкви Кашвети [на проспекте Руставели вблизи здания парламента]. Я видел парня с серьгами и с флагом ЕС на плечах, который очень усердно очищал стены церкви от потоков растаявших свечей, и видно было по его движениям, что эти действия прихожан ему хорошо знакомы. Или как они зажигали свечи. Вот по таким маленьким деталям заметно, носителем какого культурного кода является тот или иной человек.
Среди протестующей молодежи, конечно, много разных, но по моему впечатлению большинство из них обычные, секулярные православные, верующие, но не ведущие активную церковную жизнь.
– Предполагается что власти законопроект «О прозрачности иностранного влияния» в третьем чтении примут 17 мая. Это день борьбы против гомофобии, а в Грузии – День святости семьи. Вы сказали, что противникам закона, молодым людям, не чужда церковь. Кто же тогда те мускулистые парни с папахами на головах, молодые люди, которые в последние годы 17 мая устраивают погромы в офисах и преследуют представителей и активистов ЛГБТ-сообщества?
– Вот те мускулистые ребята, которые 17 мая по улицам бегают, они выросли на тренажерах, а не в церкви. Поэтому те, с папахами и с шапками на головах с вышитыми крестами, которые разговаривают на чужом для меня языке, представляются мне последователями секулярной идеологии в стиле «российского православия».
Тех же, кто протестует, особенно молодежь, я считаю последователями настоящей грузинской церковной культуры. Это касается больше поколения Gen Z. Чуть постарше поколение миллениалов – они не были до конца церковными. Миллениалы с раннего детства не ходили в церковь. А при Gen Z сильнее была практика воцерковления. Вот те дети, которых мы встречали в церквях плачущими, шумевшими и не дававшими нам покоя, выросли.
Я не хочу никого обижать, но эти дети отличаются от тех, которые росли на периферии, занимаясь грузинским боевым искусством Хридоли, и сформировались как какой-то радикальный, православный актив.
Поверьте мне, сами священнослужители видят эту разницу. И сама церковь не способствовала тому, чтобы эта молодежь осталась у них на окормлении. Но эта культура в них уже сидит на уровне кода, с учетом поголовного «воцерковления», которое у нас было.
– Получается, что паства ГПЦ сейчас разделена на две части – проевропейскую и пророссийскую?
– Да, как общество разделено, так и паства разделена на две части, не смогу сказать сейчас, какая меньше, какая больше, время покажет. В протестующей части верующих меньше идеологического православия и больше церковной культуры, проще говоря – больше радости. Но приравнивать этих молодых людей к каким-то мелким группам, активистам-либералам в то время, когда их десятки тысяч и они все разные, это просто глупо. Если бы у нас было столько активных игроков-либералов, совсем другим бы был и наш «бабл». Они просто обычные грузинские люди, а грузины – народ разнообразный.
– И восприимчивость к другому, к новому у них развита больше? Потому в известном высказывании Ильи Чавчавадзе «отечество, язык, вера» последнее слово заменили словом «единство»? А после резких обвинений со стороны власти и церкви в пасхальную ночь свечами выложили все четыре слова «отечество, язык, вера, единство».
Разочарованное в своих представителях грузинское общество взяло процесс в свои руки
– Да, так и есть, грузинское общество не является фундаменталистским иранским обществом, как часто его рисуют. И тот случай со сменой слова я считаю ошибкой. Не считаю, что мы должны питать пропаганду режима ревизионизмом укоренившихся формул. Но так посчитали те дети, которые решили принести клятву в измененном виде. И за это зацепилась власть, которая вот так вот вытащит какую-то фразу, а потом начинает строить на ней всю пропагандистскую машину. Но все это ничего не значит, потому что сам процесс протеста фрагментирован. Проблемой для власти является то, что у этого протеста нет «головы». То есть десятки тысяч людей самоорганизовываются онлайн. Иди разбирайся с ними! Чтобы обуздать этот процесс, у него должен быть одно лицо. А у этого процесса столько лиц, столько в нем участников, что ими никто не может управлять. И это огромная проблема для власти. Мне как приверженцу республиканского, представительского правления, а не непосредственной демократии, это не представляется наилучшим вариантом. Но в сложившейся ситуации это мне кажется наилучшим выходом. Разочарованное в своих представителях грузинское общество взяло процесс в свои руки, чтобы показать власти, что у него есть сила.
– Как вы думаете, власть и церковь смогут повернуть эту молодежь лицом к себе? Ведь «Грузинской мечте» нужны избиратели, а ГПЦ – прихожане.
– Они упустили этот шанс. У «Грузинской мечты» и церкви ситуация была упорядочена, их пропаганда работала слажено. И пока они не решили снова инициировать закон об «иноагентах», ничто не указывало на то, что «Грузинская мечта» может не выиграть предстоящие парламентские выборы. Почему власти это сделали – непонятно, наверное, они не имели представления о том, что последует такая реакция. Честно сказать, и для меня это было неожиданно. Прогнозировать такого рода спонтанный протест очень сложно, поэтому нужно было быть осторожными. Власти, возможно, попытаются вернуть себе эту молодежь, но с большой долей вероятности они этот момент упустили.
Не знаю, что будет, если власти не попытаются нормализовать ситуацию. И церкви нравится сила. А власти все меньше выглядят сильными. Все эти глупости, создание каких-то черных списков, учет непослушных граждан, эта травля активистов – это ведь признак слабости, а не силы.
– Как вы думаете, что случится, когда примут этот закон? Те молодые люди, которые сейчас протестуют, не имеют опыта, их до этого мало интересовала политика...
Сейчас Иванишвили неприятно удивлен, а я удивлен приятно
– Честно говоря, не знаю. Логически у меня было такое же ожидание, как у Иванишвили, что они выиграют выборы. Возвращением этого закона он рассчитывал морально сломить общество, думал, что так на выборах было бы меньше препятствий. До того, как я увидел этот спонтанно организованный протест, я бы тоже согласился, что с принятием этого закона Иванишвили беспрепятственно выиграл бы выборы. Но сейчас Иванишвили неприятно удивлен, а я удивлен приятно.
Я не знаю, что будет. Решение ведь принимает не один человек, а тысяча людей самоорганизуются. Не знаю, чем власти будут этому противостоять, интернет перекроют, что они сделают? Их правда никто не может контролировать. Я вот хожу, общаюсь с ними, слушаю их и вижу в них то, чего раньше не было – гнев. Потому ничего нельзя прогнозировать и предсказывать, и это очень опасно – увеличивается риск, и за это полностью несет ответственность тот, кто на ровном месте, как гром среди ясного неба решил сделать глупость и снова вернуть этот закон. Все это указывает и на опасность режима Иванишвили для самого себя: наслаждаясь властью, он допустил ошибки.
Форум