О необходимости ограничить полномочия президента у нас говорят чуть ли не со времен создания современного абхазского государства. Первым эту мысль озвучил один из создателей нашей Конституции Зураб Ачба. Через несколько лет после ее принятия он признал, что она несет угрозу существованию нашего государства. Но не потому, что был провидцем, а потому что осознал, что полномочия президента должны находиться под контролем общественности.
Чтобы не быть голословной, в сотый раз процитирую правозащитника Зураба Ачба в интервью газете «Нужная» в 1999 году:
«Если к власти удастся прорваться властолюбивому и корыстолюбивому уроду, он сможет, ни на волос не выходя за рамки очерченных полномочий, сколь угодно злоупотреблять властью, эксплуатируя и грабя народ. Никакой законной управы на него при этом не найдется».
И вот все как по писанному случилось и с нами, потому что за четверть века, после того, как Зураб Ачба высказал свое отношение к царским полномочиям президента, общественность, кандидаты в президенты только говорили о необходимости сделать власть прозрачной и подотчетной обществу, взять под контроль действия главы государства, перераспределить полномочия между парламентом и главой исполнительной власти, придать истинную независимость всем трем ветвям власти. Но дальше разговоров и имитации готовности к переменам дело не пошло – создавались и распускались комиссии по конституционной реформе, клялись в готовности реформировать систему кандидаты в депутаты и в президенты. Но либо лгали, либо «хотели, но не смогли». В сухом остатке – авторитарный режим, единоличные решения, высокие заборы, гонения на инакомыслящих, коррупция и «социально ориентированный бюджет», которого с трудом хватает на содержание власти и ее охранников.
Чтобы продемонстрировать нежелание отобрать у президента хотя бы часть полномочий, я вернусь к последней сессии парламента от 28 февраля, которая как нельзя лучше демонстрирует, что не только президент, но и парламент не готов лишить главу государства возможности злоупотреблять властью.
В повестке дня парламента значился вопрос о внесении изменений в закон о судебной власти. Закон конституционный, для принятия поправок к нему требовалось квалифицированное большинство. Речь шла о крохотных изменениях, не то чтобы ограничивающих влияние президента на судебную власть, а скорее вносящих какую-то обоснованность в его действия, потому как закон предоставляет президенту право отклонить кандидатуру судьи, представленную Квалификационной коллегией судей, и никому, в том числе и судьям, непонятно (или наоборот, прекрасно понятно), из чего исходит глава государства, отвергая представленную специалистами кандидатуру. То ли судья не подошел политической ориентацией, то ли недостаточно «гибок» для президента, то ли не состоит в родстве и кумовстве. Вот поэтому автор проекта депутат Гицба предложил своим коллегам чуть-чуть откорректировать закон и внести некоторую ясность в вопрос, связанный с предоставлением кандидатов на должность судей в суды общей юрисдикции и арбитражный суд, прописать норму, согласно которой президент должен представить судейскому сообществу мотивированный отказ от представления парламенту кандидатуры судьи, одобренной Квалификационной коллегией судей.
На самом деле никакой опасности безраздельному влиянию президента на судей данная поправка не несла, так как гарантии заложены в саму систему формирования ККС (шесть представителей власти и один от университета). Поправки предлагалось принять в производство (в первом чтении), и авторы не настаивали «на первом, втором и окончательном» разе, как это любит делать исполнительная власть, представляя законопроекты. Но «похороны» этой инициативы начались задолго до того, как проект попал на рассмотрение депутатов. После того, как законопроект поступил для ознакомления в администрацию президента, правовой и аналитический отдел парламента заявил, что он «не соответствовал правилам юридико-технического оформления».
На таком фоне обсуждение прошло быстро: защитники президентских интересов, как депутаты, так и представители президента в парламенте (к ним я отношу и генпрокурора) быстренько высказали свое весьма расплывчатое несогласие с поправками, которое в переводе на человеческий язык звучит так: никто не имеет права покушаться на безраздельную власть нашего монарха. Председателя ВС на этом заседании не было, и это понятно, протестовать против решения президента его протеже Саида Бутба не могла, а высказаться «за» не позволяло чувство благодарности. Поэтому место представителя Верховного суда на этом заседании пустовало.
В итоге парламент, который не оглядывался на законы и регламент, дружно посреди ночи голосуя за отчуждение части территории страны в пользу другого государства, узрел в анамнезе поправок в закон о судебной власти какое-то их несоответствие законодательству и также дружно проголосовал против принятия поправок, то есть против небольшой толики весьма условной независимости судебной власти от президента.
Еще одна поправка к закону о судьях была направлена на то, чтобы хоть кто-то в ККС не представлял власть. В ККС шесть представителей власти и один представитель научного сообщества. Чтобы этот единственный член ККС был независимым, авторы проекта поправок предложили дополнить норму, запрещающую ему совмещать свою деятельность в ККС с должностью в структуре органов власти. Аргумент парламентского комитета просто выбивает из колеи своей «аргументацией». Оказывается, все наши ученые занимают должности во власти. Надо ли объяснять, что эта поправка тоже не прошла. Всего семь депутатов проголосовали за данные изменения в закон.
И этого надо было ожидать, потому как одна из отличительных черт авторитарного синдрома – страх быть отлученным от власти и готовность выставить напоказ свое подобострастие. А эта болезнь лечится только кардинальными мерами, на которые, очевидно, не способен нынешний совсем не «золотой» состав парламента.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
