ПРАГА---Керен Певзнер – израильская писательница и публицист, преподаватель языка иврит и компьютерных дисциплин, переводчик, автор ряда учебников, издатель и блогер. Она родилась в Баку, ее прадедами были европейские специалисты, которые по приглашению крупного азербайджанского промышленника Гаджи Зейналабдина Тагиева участвовали в разработке фирмой братьев Нобель каспийских нефтяных месторождений. В 1990 году она репатриировала в Израиль и с тех пор живет в Ашкелоне – городе, который принял и продолжает принимать сегодня, наряду со Сдеротом, основную тяжесть бомбардировок со стороны сектора Газа. Керен Певзнер – наш Гость недели, она рассказывает, как сегодня живется приграничным с Газой городам и что их жители думают о своем будущем.
– Керен, где вы сейчас находитесь? И опишите, пожалуйста, ваш день – как вы живете теперь, в каких условиях?
– Я живу в Ашкелоне. В Ашкелоне я живу уже 28 лет – на одной квартире, потом перешла на другую. Почему я на другой квартире? Потому что там есть мамад. Мамад – это комната-бомбоубежище, без этого ни одна новая квартира не строится. Вот такой у нас район, мы в нескольких километрах от Газы, и Ашкелон является городом, который берет на себя самую-самую большую тяжесть, потому что на Ашкелон сыпется больше всего ракет – где-то четверть от всех ракет, которые на весь Израиль.
Если одна стена, то ракета пробивает, две – еще есть вероятность, что мы можем спастись
Живу я здесь, как говорится, от сирены до сирены. Что это значит: если, допустим, во время сирены в Тель-Авиве или в центре еще где-то можно за полминуты, за 40 секунд добежать до убежища, то у нас это 10-15 секунд. У нас есть предупреждение нашей службы тыла быть постоянно рядом с защищенным местом. Что является защищенным местом? Это комната-бомбоубежище или общее бомбоубежище при доме или во дворе, а если этого нет (я там жила 25 лет в старом доме в Ашкелоне), тогда мы все выходили на лестницу. Все – матери с маленькими детьми, мы все выходили на лестницу, потому что нам нужно было, чтобы между нами и ракетой было две стены. Если одна стена, то ракета пробивает, две – еще есть вероятность, что мы можем спастись.
– Лестничная клетка считается безопасной?
– Она не считается стопроцентно безопасной, но она считается безопаснее квартиры, потому что на лестничной клетке есть входная стена и стена, где окно, т.е. две стены между мною и ракетой, которая летит снаружи. Бывали случаи, когда и мамад пробивался, но это случаи прямого попадания – вот просто если эта ракета взяла и тупо влетела в этот мамад, конечно, спасения нет. Но такие случаи крайне редки, хотя позавчера я у себя в телеграм-канале постила такую фотографию: от чего защищает мамад – от осколков, потому что самое страшное – это поражающие осколки, которые разлетаются с огромной скоростью в разные стороны. И поэтому наша служба тыла предупреждает, чтобы после окончания сирены 10 минут не выходить из этого мамада, потому что осколки сыплются, и людей ранит и убивает именно осколками ракет.
– Я несколько лет назад была в Израиле и видела у своих друзей такую комнату… Вы – пишущий человек, вам, наверное, будет легче это выразить: каково это, осознавать, что ваша собственная квартира – бомбоубежище?
– Ну, смотрите: я не только писательница, я по первой специальности инженер. Я думала, вы хотите узнать, из чего эта комната состоит…
– …И это хочу узнать…
Если что-то случится, у вас с вашем мамаде должно быть что-то, что поможет выжить, пока до вас будут добираться
– Это комната, у которой стены толщиной около полуметра и даже больше, и они железобетонные, т.е. там железо, арматура и бетон. Плюс в этой комнате есть железная дверь – стальная – и стальные жалюзи, которые закрывают окно. Еще в этой комнате есть отдельная система воздухоснабжения, которая может питаться от электричества, но если нет электричества, то вручную – такие меха можно надувать, но хорошо, что пока мы этим не воспользовались. По указаниям службы тыла в этой комнате, во всех комнатах в Израиле сейчас люди держат сухой паек, воду в бутылках, пакеты, всякие там игрушки для детей, если надо, и обязательно тревожный чемоданчик – т.е. документы, деньги на первое время. Иными словами, если что-то случится, у вас в вашем мамаде должно быть что-то, что поможет выжить несколько часов, пока до вас будут добираться. Ну, меньше нескольких часов – я уже напрягаю…
Теперь, что значит жить рядом с такой комнатой… Это нормальная комната, в которой обычно устраивают детскую или гардеробную – у кого как. Нормально там люди живут, это обычная комната. Просто никто же не видит, что толщина стенки 50 сантиметров.
– Нет, я спрашиваю о каких-то внутренних, душевных переживаниях… Наверное, тяжело было к этому привыкать.
– Нет-нет, мы даже не думаем об этом. У нас комната-бомбоубежище в квартире – это преимущество. Это, понимаете, как у других: покупали квартиру – у нас квартира с садиком, да, у нас квартира с балконом, а у нас квартира с бомбоубежищем. Это плюс большой, оказывается, потому что у нас мы не знаем, где рванет. А когда война, это просто спасает жизнь. Война тут бывает, к сожалению, часто – нас каждый год бомбят со стороны Газы.
– Керен, последние 20 дней, – как часто и подолгу вы там проводите время?
Люди ночуют там, потому что бомбят постоянно
– Каждый день по нескольку раз. Есть такие, которые просто там живут, потому что есть бабушки и дедушки, которые ходить не могут, – вот им устраивают кровать там, и они просто не выходят. Люди ночуют там, потому что, говорю, бомбят постоянно.
– И вы тоже стараетесь не выходить из дома?
– Ну, как это не выхожу? Я выхожу. Вот вчера я ездила по городу, волонтерила – на своей машине развозила горячие обеды старикам, которые остались одни дома, им страшно, лекарства больным людям возила.
– Вот я и спрашивала, из чего состоит ваш день вне бомбоубежища…
– День у меня такой: встаю, читаю сводки, что было за ночь. Обычно, если ночь спокойная, то удается выспаться, а нет – так ночью бегаешь. Так, значит, встаю, читаю сводки, сама передаю – я веду несколько каналов в Фейсбук, Тик-Ток, Телаграм…
– …«Живой журнал»…
У нас все закрыто – у нас закрыты учебные заведения, дети учатся по «зуму», я преподаю свои уроки по «зуму»
– «Живой журнал» тоже, но меньше. В общей сложности у меня больше 600 тысяч подписчиков во всех каналах, ну и они ждут от меня. Потом, я же еще преподаватель, я веду уроки по «зуму», т.е. я совершенно прекратила ходить к моим студентам – это колледж и Дом культуры, где я преподаю иврит. У нас все закрыто – у нас закрыты учебные заведения, дети учатся по «зуму», я преподаю свои уроки по «зуму». Потом надо что-то поесть, а раз в неделю вот так выскакиваю мелкими перебежками в супермаркет (супермаркеты работают) купить на неделю продуктов, и снова домой. Ну и волонтерская деятельность, которая у меня реже, чем у других, но я стараюсь тоже как-то помогать.
– Кому вы возите еду?
– Значит, рассказываю: дело в том, что из-за того, что закрыты школы и садики и многие медсестры, няньки (как у нас тут называют) сидят дома с детьми, а должны были ходить на работу и ухаживать за очень пожилыми стариками, которые сами не могут функционировать, то вот эти старики остались одни. Есть у нас в центре города волонтерский пункт, возглавляет его наш вице-мэр Софа (Софья Бейлина), и туда приходят люди, туда приносят пожертвования, туда приносят комплекты горячей еды – кто пакует, кто звонит по телефону, кто успокаивает людей, кто записывает, какие кому надобности.
И вот я полдня там, часов шесть потратила на то, чтобы объехать людей, от адреса к адресу, дать горячую еду, плюс еще заехала, купила лекарства для больных, кого-то повезла в аптеку и привезла обратно, – вот так тоже проходит мой день. Не каждый день я это делаю, но я рада, что могу посильную помощь оказать.
– Понятно. Керен, как люди представляют свое ближайшее будущее – то, каким они видели его еще до последней войны, отличается от того, чего они хотят теперь?
Народ Израиля сейчас злой, потому что такого не было 50 лет, с войны Судного дня, ну и вообще – это Холокост. Это когда убивают ни в чем не повинных евреев только за то, что они – евреи
– Да, конечно, отличается. Если раньше мы все надеялись, что мы можем навести какие-то мосты, мы можем как-то жить в мире, то сейчас мы этого не видим. Сейчас все люди как один, весь народ Израиля (я могу это сказать как представитель Израиля), мы хотим только одного – ликвидировать вот эту террористическую организацию ХАМАС. Мы очень боимся за наших солдат, я знаю многих, которые ушли резервистами, и мы ждем и надеемся, что все вернутся. Обязательно чтобы вернули наших заложников, которых ХАМАСовцы держат неизвестно где. И просто «не будите спящую собаку». Вот разбудили народ. Народ Израиля сейчас злой, потому что такого не было 50 лет точно, с войны Судного дня, ну и вообще – это Холокост. Это когда убивают ни в чем не повинных евреев только за то, что они – евреи, вот и все.
– Недавно я слушала историка Марка Солонина, он вспомнил один случай, который произошел еще в Советском Союзе, когда семья Берберовых держала в доме льва, и он в конце концов откусил кому-то из них голову. Так вот, он сравнил эту историю с тем, что происходит сейчас в Израиле.
– Ну, мне не нравится эта аллюзия… Просто я знаю эту семью Берберовых, я даже, когда была маленькой, гуляла по бульвару и видела, как они выхаживают с этим львом на цепочке…
– Вы же из Баку родом?
Это просто одна огромная воронка, куда всасываются деньги, и ничего путного, кроме 500 километров подземных тоннелей, больше ничего там не выходит
– Я из Баку, да, я видела Берберовых на бульваре со львом. Ну, может быть, может быть... Вы знаете, Израиль столько поставлял в эту Газу! Ну вот, рядом со мной, рядом с Ашкелоном есть электростанция имени Пинхаса Рутенберга. Эта электростанция поставляет электричество в Газу. Они ее бомбят, они стараются разбомбить электростанцию. Зачем? Чтобы потом сказать: ах, у нас гуманитарная катастрофа, у нас нет электричества. Вот так. Постоянно туда шло от нас электричество, вода, гуманитарная помощь, все. А ракеты, которые самым кустарным способом на коленке делаются, они делают их из смеси сахарного песка и селитры – вот это взрывчатое вещество, – а ведь и сахарный песок, и селитра в виде удобрений поступают к ним в качестве гуманитарной помощи.
Это просто одна огромная воронка, куда всасываются деньги, и ничего путного, кроме 500 километров подземных тоннелей (это больше, чем метро в Москве), больше ничего там не выходит. Там нет сельского хозяйства, нет промышленности – там только тоннели и ХАМАС – все.
– Когда я у вас спросила о будущем, как оно теперь видится, я, собственно, оттолкнулась от того, о чем прочла на днях. Раньше, во время таких военных действий раненых палестинцев привозили и укладывали в больницах рядом с израильтянами, и это, в общем, было нормальным. Теперь израильтяне уже не хотят даже в больницах лежать рядом с палестинцами…
– Не хотят. Я даже читала, я не могу быть за это ответственной, что они требовали убрать их, чтобы они их не видели. Потом были опровержения, говорили, что нет, это не в нашу больницу привезли, – так что дело замяли. Я не знаю, чем дело закончилось.
– Я к тому, что уже настолько радикально меняется отношение к идее совместного проживания, что…
– …Ну а сколько можно терпеть?! Ну сколько? Ашкелон столько лет под бомбежками, рядом город Сдерот, еще ближе к Газе, – тоже постоянно под бомбежками. Я работала в Сдероте – это просто было невероятно. Еще не было «Железного купола», мы были совершенно «голые» перед этими ракетами.
– Керен, СМИ пишут, что политики в Израиле отложили свои распри на потом и объединились вокруг одной идеи – понятно, какой. Как вы думаете, когда закончится война, что-то изменится во внутриполитической жизни Израиля, она какие-то уроки привнесет? Я уже не буду говорить, о чем все говорят – о том, что службы безопасности проворонили все и т.д., – это отдельный разговор, и, наверняка, это все будет потом еще обсуждаться. Но, как вы думаете, что-то во внутренней политике изменится?
Очень жаль, что для того, чтобы народ понял, что мы – один народ, и что все мы евреи, нам нужна внешняя угроза
– Политические распри не закончатся – это в характере евреев, т.е. два еврея – три мнения, это сто процентов. Но я надеюсь на то, что наше правительство, которое действительно сейчас объединилось, сейчас нет никаких у них внутриполитических распрей, они все действуют как один кулак. И наш премьер-министр сказал, что «кто виноват и как это все будет решаться – давайте это все оставим на после войны, сейчас наше дело – победить». Я надеюсь, что именно так и будет и что они придут к соглашению, и действительно наша безопасность будет усилена.
Когда у нас тут были демонстрации в защиту судебной реформы, против судебной реформы, все это отвлекало внимание нашего правительства на внутренние дела, ну и под шумок поднялся ХАМАС. Все это понятно. Поэтому нам надо быть более сплоченными – всему народу. Очень жаль, что для того, чтобы народ понял, что мы – один народ и что все мы евреи, нам нужна внешняя угроза. Вот это очень жаль.
– Скажите, пожалуйста, эти события найдут отражение в ваших последующих книгах?
– Нет, потому что я перестала писать книги – просто перестала, – и я занимаюсь сейчас только блогерской деятельностью. И каждый день пощу свои дневниковые записи, скажем так, о том, что я чувствую, что я переживаю, что я думаю. А также я ежедневно веду стримы в YouTube, в Инстаграме, в Тик-Токе. Кстати, в Тик-Токе меня забанили за произраильскую позицию. Да, конечно, Тик-Ток – он же китайский! Так что я веду стримы в Инстаграме и в YouTube, и я ежедневно занимаюсь разъяснением – это не пропаганда, это разъяснение, – я объясняю, что сегодня произошло, какова политика Израиля на сегодня, зачитываю новости, которые сама перевожу с иврита. И я это делаю ежедневно, и я считаю, что это мой вклад в дело победы Израиля.
– Каким вы видите выход из ситуации, как должен решиться вопрос?
– Решиться вопрос должен следующим образом: ликвидировать ХАМАС как террористическую организацию, потом эту Газу очистить от руин (сейчас Газа – это сплошные обломки бетона) и на этом месте, с помощью, конечно, вливаний международного капитала, построить промышленные хозяйства, дома, парки какие-то сделать, и пустить туда жителей Газы, чтобы работали на этих предприятиях, в сельском хозяйстве, – чтобы это была их страна, но без террора. Чтобы это было нормальное арабское государство – я не знаю, государство, как политическое, но нормальное место, я скажу так, чтобы люди там жили, работали и зависели потом уже от себя, а не от вливаний со стороны Израиля и других стран.
– Керен, и как много людей вокруг вас согласны вот с этой идеей?
Единственное, что они говорят, «мы не хотим иметь никаких дел с Газой»
– Люди согласны, конечно. Единственное, что они говорят, «мы не хотим иметь никаких дел с Газой – вот они сами все делают, сами живут, сами работают».
– Не означает ли это тогда их независимое государство?
– Это потом. Это пусть политики решают. Я сейчас об этом не хочу говорить. Я просто хочу сказать, что нужно убрать террористическую коррумпированную верхушку, которая заставляла людей копать тоннели, вместо того чтобы работать в сельском хозяйстве и на производстве. Вот и все.
Форум